более на курорте.
— Я не пил, — терпеливо объяснил я, — а загорал на пляже, где вы и пощекотали меня скребком.
— Я вас пощекотала? — возмутилась дворник.
— Ну да. Пощекотали мне спину. Пять минут назад.
В доме напротив стали открывать форточки.
— Где это было? Что вы мелете? — спросила дворник, заметно убавив громкость.
— Как где? — заорал я. — У меня в комнате, когда я спал!
— Тише! — зашипела дворник. — Не кричите, ради бога, на всю улицу.
— А вы не скоблите на весь квартал! — кричал я. — Люди спят, отдыхают на различных побережьях, пускай даже во сне. Не отвлекайте их, незачем щекотать им спины, бока и подмышки!
В доме напротив продолжали открываться форточки.
— Какие подмышки? — испуганно прошептала дворник. — Прекратите. Люди и впрямь что подумают.
— У меня действительно фигурировали не подмышки! — крикнул я. — У меня была спина! Но, возможно, у других граждан вы пощекотали именно подмышки!..
Побросав инструмент, дворник скрылась в подъезде.
А я пошел коптиться на пляже Крымского побережья — досыпать.
В себе я не замыкаюсь. При всяком удобном случае общаюсь с людьми, разговариваю с ними о том, о сем. Но что правда, то правда: не всех мой общительный характер устраивает.
Сегодня захожу в автобус, предъявляю проездной. Публика — ноль внимания. Кто газетку почитывает, кто в окошко глядит, кто сосредоточенно изучает затылок впереди сидящего. И беседы между собой не завязывают. Словно не о чем поговорить.
Сажусь рядом с пышной блондинкой. И сразу же вызываю ее на разговор.
— На улице, видите ли, дождь, — обращаюсь к ней. — В связи с чем я и намок. Заранее извиняюсь, если на вас ненароком упадет дождевая капелька. А вообще-то меня зовут Степаном Петровичем. Женат. Имею двух детей. Не считая трех от первого брака и одного добрачного… А вы кто такая будете?
Блондинка широко раскрывает глаза и молчит.
— Ну же! — подбадриваю ее. — Расскажите свою краткую биографию. О родителях, о муже, о детях. Все это очень интересно.
Блондинка часто моргает и, насколько позволяет сиденье, отодвигается.
— Хорошо! Биографию оставим в покое, — предлагаю я. — Поговорим на другие темы. Скажем, о содержимом вашей авоськи. Так! Две банки зеленого горошка, пачка сдобного печенья, апельсины, бутылка вина. А в пакетике что? Конфеты? Или крупа?
Блондинка оказалась совсем необщительной. Молчит.
Я не выдерживаю, говорю ей:
— Ну и оставайтесь тут со своей гробовой задумчивостью. Найду собеседника попокладистее.
И подсаживаюсь к мужчине с тортом на коленях.
— Кондитерское изделие везете? — спрашиваю у него, кивая на коробку.
— Его, — отвечает мужчина, даже не взглянув на меня.
— Любите сладкое?
— Нет.
— Понимаю: забота о семье. Мои домашние больше соленое уважают. Да и у меня при одном воспоминании о кремовых розочках тошнота к горлу подступает. С тех пор как «Кубанскую» розочкой закусил. Ночью потянуло выпить, а закусочки в холодильнике не было… Только цветочки от торта и благоухали. Накройте-ка торт плащом: у меня тошнота прогрессирует.
Мужчина засуетился и на ближайшей остановке вышел из автобуса. На сиденье опустилась молоденькая девушка.
— Меня зовут Степаном Петровичем, — немедленно представился я ей. — Извините за небритую физиономию. Бритва в ремонте.
— Я на вас и не смотрю, — ответила она.
— Напрасно. В побритом состоянии я ничего. Некоторые даже влюбляются.
— Вам мало некоторых?
— Вы меня превратно поняли. Я не добиваюсь интимного знакомства. Моя цель — приятно провести время в автобусе. Не больше.
— Я должна веселить вас?
— Не веселить, а поддерживать разговор. Хотя бы из приличия.
— Хорошо! Начинайте — попытаюсь поддержать.
— Не выйдет, — сказал я. — Уже не будет той непринужденности. Надо было сразу поддерживать.
В это время водитель объявил остановку. Я встал и подошел к его кабине.
— Спасибо, товарищ водитель, за информацию. Скажите, а бензина до конца рейса хватит?
— Еще на десять рейсов хватит, — ответил он.
— Спасибо. А что потом?
— Суп с котом.
— Понимаю, — догадался я, — обеденный перерыв. Благодарю вас. Рад был познакомиться. Кстати, меня Степаном Петровичем зовут. А ваша фамилия, судя по табличке, Кондаков. Знавал я одного Кондакова. По совместной работе на текстильной фабрике. Случайно не родственничек ваш?
Водитель отрицательно покачал головой и объявил в микрофон:
— Граждане пассажиры! Имеются в продаже проездные билеты. Но никто на его зов не откликнулся. Я возмутился.
— Граждане пассажиры! — крикнул я на весь салон. — Отвлекитесь наконец от своих мыслей. Если вам не нужен проездной, так и скажите. Не оставляйте водителя в недоумении. Подойдите к нему, поблагодарите за предложение, объясните причину отказа.
Но пассажиры молчали, продолжая думать каждый о своем.
Любопытно, о чем они думали?
Светает. Над вечным покоем вырисовываются угрюмые прямоугольники надгробий, кресты приветливо раскрывают объятия. Крытая автомашина «Мебель» подруливает к памятнику с надписью: «Светозарова Елизавета Карловна. 1879–1947. Незабвенной тете от скорбящих племянников». Из машины вылезает бригада дюжих молодцов. У одного в руках ломик.
— Осторожнее, не поцарапайте. Не копеечная вещь. Полированная, — вертится около них кладбищенский сторож Василий Мотыльков.
Вскоре надгробие сгружают у дома Мотылькова. Надпись залеплена газетой.
— Тумбочку под телевизор приобрел, — разъясняет он выглядывающим из окон соседям. — Импортная. Не то малайская, не то костариканская. Под мрамор сделана. По последней моде.
— Где брали? — загораются соседи.
— В свободную продажу они не поступают, — выкручивается. Василий. — Знакомый устроил.
Памятник обосновывается в квартире Мотылькова. Он ставит на него телевизор «Рекорд» и обмывает приобретение в кругу друзей…
Проходят месяцы. Квартира Мотылькова становится похожей на уголок кладбища Василий сидит на могильных камнях, ест на них бульоны, шинкует капусту, заполняет счета за пользование коммунальными услугами и прочее. Два особо устойчивых памятника подпирают пружинный матрац, образуя редкое по красоте ложе.
Но наступает знакомое Мотылькову пресыщение. До кладбища он работал на мясокомбинате и был уволен за расхищение колбасы. Вспоминает: когда от колбасы появлялась икота, он переходил на окороки, затем на другую продукцию.
Кладбище ассортиментом не радует. Сразу не сообразишь, на что перейти. Кругом одни могилы.
А не крас-ь Мотыльков не может. Знаменитый лжеученый Чезаре Ломброзо, я думаю, причислил бы его к типу «преступного человека», который не в силах совладать с преступными наклонностями…
От скуки Мотыльков собирает на могилах букет цветов. Ассорти — садовые, полевые, бумажные. Идет на свадьбу к знакомому, дарит невесте. Невеста истерически взвизгивает, а жених выкидывдет Мотылькова вместе с кладбищенским букетом за дверь..
Тогда Василий спирает венок. Преподносит его брату-студенту. победителю институтских соревнований по боксу. Вместе с лентой. Брат ленту разворачивает и говорит: «Это мне лет через сорок понадобится. Отнеси, Василий, на место
