Я помню впечатление от того концерта: удивление и любопытство, вот, пожалуй, и всё. И вдруг в финале — опять мороз по коже и радость от того, что тебе открылось вдруг нечто новое: Александр спел «Романс Неморино» из оперы Доницетти «Любовный напиток». Я ведь никогда не слышал, как Градский исполняет классические оперные арии. А тут ещё и музыка Доницетти — мелодия, знакомая даже тем, кто никогда не интересовался оперой: только абсолютно равнодушный ко всему человек не видел фильм Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино», где то и дело звучит именно этот романс. И вот «Una furtiva lagrima…» в исполнении Александра Градского — яркое завершение всего концерта, который, кажется, тем и запомнился в первую очередь: изысканным и неожиданным финалом.
Уже даже не помню, что натолкнуло меня на мысль написать очерк о первых рок–музыкантах СССР. Я ведь не был знаком ни с одним из своих героев. Советская «электрогитарная» музыка для меня началась с «Весёлых ребят», а о том, что в нашей стране было до них, я понятия не имел. Но в 90‑х годах было выпущено несколько книг на эту тему, которые оказались и в моей домашней библиотеке тоже. К тому же, со школьных лет я коллекционировал газетные и журнальные статьи о популярных музыкантах, а моя «виниловая» и плёночная фонотека была довольно обширной. Вся эта информация требовала какого–то выхода. Я уже довольно давно писал для некоторых газет Тамбовской области, а когда не получалось своё, занимался такого рода, с позволения сказать, «публицистикой», то есть организацией доступного мне материала (не только на русском языке, но и на польском, украинском, английском) в более компактные публикации на ту или иную тему. Так возникла идея постоянной газетной рубрики «Кумиры двадцатого века». Я написал о Джоне Ленноне, Вуди Аллене, Поле и Линде Маккартни, Алене Делоне, Франсуазе Саган, Пабло Пикассо, Сальвадоре Дали, Жорже Сименоне и Грете Гарбо. А потом, обложившись книгами и газетными статьями, взялся сочинять большой очерк о советских рок–музыкантах. План этих записок сложился как–то сам собой, а готовый материал, «первоисточник», был всегда под рукой. Мне оставалось сделать только занимательную компиляцию, придать ей «литературный» вид и попытаться не запутаться в хронологии событий. Я старался не утомлять читателя скучным анализом музыкальных произведений, всеми этими порядком надоевшими рассуждениями «о блюзовых и социальных корнях рок–н–ролла», болтовнёй о пентатонике, синкопах, мажорах–минорах, мелизмах и прочих премудростях. Меня интересовали, главным образом, люди, их совместная работа, их дружба или же, напротив, конфликты и ссоры, их отношение к творчеству, желание найти возможность высказаться, борьба с идеологической рутиной, взлёты и неудачи.
Я вовсе не считал, что занимаюсь пустым делом — переписыванием того, что уже написано. В конце концов, как, например, создал свою «Историю России» С. М. Соловьёв? Не думаю, что он был свидетелем всего того, о чём написал. Вероятно, это был кабинетный учёный, который сумел так организовать и переосмыслить доступные ему сведения, полученные из других документов, что эти многочисленные тома и сегодня оказываются безусловно полезными для любого, кто интересуется прошлым своей страны.
Короче говоря, через месяц очерк «Первые» был написан. Я подобрал в книгах и журналах подходящие фотографии и отнёс свои записки в районную газету Мичуринска «Наше слово». Ответственный секретарь сначала взялся за голову: материала ведь не на один номер. Потом всё же согласился печатать, преподнёс это как серию очерков о советских рок–музыкантах. Вся публикация вышла в восьми номерах газеты. Естественно, нигде, кроме Мичуринска и, может быть, Тамбова, замечена не была, потому что где же ещё читают газету «Наше слово»?
О Градском в тех очерках я написал в первую очередь. О том, как в начале 60‑х он пел в бит–ансамбле польских студентов МГУ «Тараканы». О том, как он вместе с Турковым, Донцовым и Дегтярёвым организовал группу «Славяне» и иногда поигрывал в командах «Скифы» и «Лос — Панчос». О его учёбе в Гнесинском институте. О создании «русскоязычной» группы «Скоморохи», в которой, кроме Градского, играли Буйнов, Полонский и Шахназаров, а позже — Лерман, Фокин, И. Саульский. О «первой советской рок–опере» «Муха — Цокотуха». О недолгой «подработке» Градского в некоторых ВИА. О сольном творчестве Александра, о его работе в кино, об альбомах, которые он записал… В общем, что нашёл в книгах, о том и рассказал. Очерки были напечатаны в 1999 году, а через два года я переехал из Мичуринска в Москву.
Но незадолго до этого перед нами открылась ещё совсем недавно казавшаяся невероятной возможность самим записывать музыкальные компакт–диски. Нам казалось, что это чудо! Мало того, что можно было спокойно копировать в домашних условиях лазерные CD — мы поняли, что теперь умеем оцифровывать виниловые диски!
Новость принёс мой товарищ, инженер Сергей Тарабрин. Сначала я не поверил. Совсем недавно, кажется, мы читали в журнале «Мелодия» о сложном технологическом процессе записи компакт–дисков, о том, как дорого стоит изготовить такой диск и какой стерильный — прямо как в секретных космических лабораториях — режим в цехах, где делаются эти СD. И вдруг оказалось, что скопировать и оцифровать музыку может любой желающий! Сколько лет прошло с тех пор, как появились пишущие дисководы для компьютеров? Лет десять? А согласитесь, сегодня этот мой восторг выглядит уже смешным. Как быстро мы привыкаем к новому…
— Неужели мы можем превратить в лазерный компакт любую мою виниловую пластинку? — сомневался я.
— Конечно, — пожимал плечами Сергей.
— Классику, Кобзона, джаз — всё, что угодно?
— Глупый вопрос.
— Но ведь у меня на антресолях и в шкафу залежи хорошей музыки…
— Вот именно: залежи. Залежались там у тебя горы винила…
— А я думал, что скоро выброшу всё на помойку — вот только сломается мой «Арктур» и не на чем будет крутить…
— Зачем же выбрасывать? Эти диски ещё сослужат службу.
— Ну, так давай же поскорее сделаем компакт!
— Какой, например?
Я думал недолго.
— Есть у меня альбом Градского «Русские песни»…
— Почему именно это?
— Понимаешь, оказалось, что «битлов» и «криденсов» теперь — как мусора. В любом музыкальном магазине — полные собрания сочинений. А диски Градского нигде не могу купить. Дефицит.
— Не может быть!.. Впрочем, тебе виднее. Я его почти никогда не слушал.
— А я с ним, кажется, даже ходил одними дорожками.
— Это как?
— Всегда опаздывал на его концерты, узнавал о них только на следующий день. Или вот — странное совпадение: ещё в школьные годы написал песню «В полях под снегом и дождём» на стихи Бернса, а позже — «Жёлтый цвет» на стихи Рубцова. А потом узнал, что и у Градского есть песни на эти тексты…
— Не вижу ничего странного. Просто случайность.
— Альбом «Русские песни» — это, наверно, лучшее, что создано на фирме «Мелодия» за последние лет двадцать пять! Во всяком случае, в первой тройке, по–моему…
— А что же ещё у тебя в этой тройке?
— «По волне моей памяти» Тухманова.
— Это понятно. А ещё?
— Не устаю слушать Жанну Бичевскую, когда она поёт песни Окуджавы.
— Ну, каждому своё…
Мы соединили проводом проигрыватель с компьютером и начали запись. Скрипело так, что я то и дело морщился и с надеждой поглядывал на Сергея и его компьютер.
— Это можно как–то очистить от шумов?
— Попробуем…
Ах, эти компьютерщики! Им легче сделать, чем объяснить и показать. Я изнывал от нетерпения.
— А знаешь, в компакт влезет ещё какой–нибудь диск, — сказал Тарабрин.
— Добавим «Звезду полей»! — воодушевился я. — Получится отличная подборка.
— Включай винил.
— Опять ждать, пока всё запишется? О господи!
— Не спеши. Всего ведь сорок минут.
Потом мы прослушали полученную запись. Скрип, конечно, никуда не делся. Сергей задумался.
— Конечно, — пробормотал он, — при наличии хорошей техники и некоторых программ можно было бы удалить весь этот шумовой балласт, но у нас ведь по–прежнему каменный век…
— А этот твой… — я заглянул в экран монитора, — Sound Forge — не умеет этого делать?
— Чёрт знает, что он умеет. Вот, смотри.
Он показал на записанную кривую.
— Видишь, высокие резкие пики? Это щелчки винила.
— А их можно как–нибудь убрать? Ну, скажем, как некоторые буквы из текста…
— Разве что вручную.
В те годы ведь в программе Sound Forge не было функции Vinyl Restoration. Сергей стал вырезать щелчки курсором мышки. Вместе с ненужными пиками исчезала и соседствующая с ними полезная звуковая информация. Качество записи не стало намного лучше. Грубые щелчки пропали, но оставался ровный гул проигрывателя и шипение грампластинки. У нас явно не хватило знаний и умения. В конце концов, Сергей сказал:
