Увы, в историю роза вошла не только как цветок, дарующий радость. Снова вернемся ко временам Древнего Рима. Известен случай с императором Гелиогабалом. Желая поразить гостей щедростью, он приказал осыпать пирующих розами с потолка. На гостей низверглись настоящие цветопады, и многие из них погибли тут же в зале от удушья. Со школьной скамьи мы помним о войне Алой и Белой розы — кровавой междоусобице домов Ланкастеров и Йорков в Англии. (Хотя роза вряд ли виновата в том, что кровожадные феодалы, обожающие цветочки, поместили ее изображение на свои гербы.)
Человечество знает немало примеров, когда ценители красоты равнодушно обрекали на смерть целые народы. У меня не выходят из головы разросшиеся кусты одичавших роз у ворот Бухенвальда, откуда как на ладони виден Веймар — город поэтов, музыкантов и художников. Да, любовь к прекрасному не всегда сопутствует гуманизму...
Эти мысли пронеслись у меня в голове, пока Эрика Краузе совершала на сцене обряд крещения. Пунцовые, желтые, алые «младенцы» терпеливо ждали своего часа. И вот — свершилось! Из высокого бокала на бутоны льется тонкая струйка шампанского. Три сорта получили сегодня имена: «тренд», «референц» и «мотив». А вывели их цветоводы из Дрездена, которым на помосте под аплодисменты собравшихся были вручены дипломы.
Звучит музыка. На сцене появляются несколько пар молодоженов. Розы призваны дарить радость — кому, как не новоиспеченным супругам, любоваться их красотой! К сцене подкатывают экипажи, чтобы увезти молодоженов в свадебное путешествие по выставке.
Товарищ Шмальц приглашает в поездку и меня. Только не в карете, разумеется, а в открытом микроавтобусе, подобном тем, что курсируют у нас на ВДНХ. Кучер в цилиндре, фраке и джинсах взмахивает кнутом, наш шофер Вальтер включает зажигание, кавалькада трогается.
По дороге мои спутники наперебой рассказывают о выставке.
— Я больше двадцати лет здесь работаю,— говорит Вальтер.— И не видел еще ни одного, кто уходил бы отсюда грустным или злым. Но самые благодарные посетители — дети.
Наш автобус проезжает мимо просторного детского городка, и я с завистью смотрю, как в каскаде бассейнов плещутся ребятишки — термометр показывает верные 35 градусов.
— К нам приходят семьями, на целый день,— объясняет мне Шмальц.— Загорают, купаются. К услугам гостей множество ресторанчиков, открытых кафе.
Я вижу, как на жаровнях, расставленных вдоль дороги, весело трещат знаменитые тюрингские колбаски. Приправленные ароматной, но некрепкой горчицей, колбаски и холодное светлое пиво — любимая еда отдыхающих горожан.
Выйдя из машины, мы пешком направляемся в южную часть парка — там находится консультационный пункт, где начинающие садоводы могут получить рекомендации специалиста. У ограды горячо спорит о чем-то молодая пара. Оба, как выясняется, инженеры из Эйслебена, центра цветной металлургии ГДР. Недавно приобрели садовый участок и теперь не могут сойтись во мнении, что на нем сажать.
— Я говорю ему: розы, только розы! — наступает на мужа раскрасневшаяся Кристина.
— А мне больше нравятся георгины, хотя я и не против роз,— растерянно, как бы оправдываясь, отвечает Дитер.
— Вот и прекрасно,— подхватывает стоящий рядом консультант.— Розы и георгины отлично уживаются, тем более что цветут они в разное время. Розы — раньше, начиная с мая, а георгины — к концу лета.
Спор разрешен.
— Консультации — одно из основных направлений нашей работы,— говорит мне товарищ Шмальц, когда мы отходим от примирившихся супругов.— Нас еще называют «университетом под открытым небом». Где же еще, как не в Эрфурте, можно увидеть последние достижения садоводов и цветоводов социалистических стран?! Мы проводим десятки семинаров, организуем курсы повышения квалификации для работников сельского хозяйства. Кроме того, создаем семенной фонд суперэлитных сортов и рассылаем семена и саженцы сельскохозяйственным кооперативам и садоводам-любителям. ИГА за год отправляет более миллиона посылок...
На этом Шмальц прощается со мной. Неотложные дела требуют вмешательства «министра финансов» выставки, а я отправляюсь в Музей садоводства, разместившийся в приземистом мрачном здании — бывшей крепости Цириаксбург. Одноэтажный снаружи, музей уходит под землю на три этажа. Там, внизу, мрачный и сырой каменный подвал. Экспозиции в нижнем этаже, разумеется, нет. В темноте каземата трудно представить, что на улице припекает солнце, цветут розы и играет музыка.
Контраст между радостью и красотой мирной жизни и мраком цитадели, служившей когда-то военным целям, наводит на размышление о торжестве мира и справедливости. Все страны обошел символ мирной португальской революции — гвоздика в дуле винтовки. Защитники мира в Западной Германии, протестовавшие против размещения на их земле «Першингов» и крылатых ракет, шли с цветами, словно напоминая о том, как прекрасен мир, который хотят испепелить натовские политики во главе с Рейганом.
...Яркий свет, ударивший в глаза после мрака крепостных подвалов, заставляет зажмуриться. Отогреваются замерзшие руки. Меня подхватывает счастливая, беззаботно кружащая по площадям и аллеям выставки толпа.
Я поднимаюсь на одну из двух сохранившихся башен крепости, где теперь устроена смотровая площадка. Вижу море эрфуртских крыш, из красных черепичных волн которого встают потемневшие от времени шпили величественного собора и башни белоснежных новостроек. А внизу лежит пестрый цветочный ковер, вытканный умелыми руками трудолюбивых садоводов ГДР.
В. Сенаторов Эрфурт — Москва
«Ракетная осень» в Гамбурге
О сень в прошлом году запоздала, и гамбургские парки и скверы к ноябрю не успели окраситься в привычные красно-желтые тона. Небо было затянуто блестящей, словно атласной, лазурью, ничто в природе не напоминало, что год подходит к концу, что близится зима.
Но вот, как предвестье бури, как раскат грома, вырываясь из каменных теснин города, в небо взлетело многократное эхо гортанного «найн!». И стало понятно, что на улицах Гамбурга осень — не та календарная, что с обязательностью приходит на смену лету, а та осень, которую расписали по особому численнику и которую с тревогой и страхом ждали миллионы людей в Западной. Германии.
Словно волны реки, вспененные неистовым штормом, текли по мостовым города колонны демонстрантов, словно листья, сорванные ураганным шквалом, неслись над толпой желтые, красные, зеленые шары, унося высоко в небо написанные на них слова: «Нет — ракетам! Мы хотим жить!»
Это была самая массовая манифестация сторонников мира, которую видели улицы Гамбурга.
Еще один раскат — «найн!» — и голуби стаями срываются с крыш домов, чтобы, обогнав разноцветные шары, исчезнуть в золотисто-голубой бездне неба.
Продвигаясь к центру города, толпа продолжает скандировать: «Нет — смерти! Мир! Жизнь!»
В тот день среди демонстрантов были люди разных поколений. Угроза, нависшая над миром, сплотила всех. Оставив круг привычных проблем, люди вышли на улицы, чтобы заявить о своем праве на жизнь.
— Гамбург не помнит такого выступления,— говорит убеленный сединами рабочий порта.— В страшные тридцатые годы по этим улицам топали сапоги штурмовиков. Но тогда их гнал вперед слепой фанатизм, ненависть... Сегодня люди вышли, чтобы сказать другие слова — мир! Жизнь!
Опустив голову, старик тихо вопросил, обращаясь в пространство:
— Куда мы идем?
Этот вопрос тревожит сегодня многих жителей ФРГ. «Куда мы идем? Что будет завтра?»
— Если бы можно было поставить рядом с нами наше желание жить,— сказал в тот день один из участников манифестации,— то на земле для войны не хватило бы места...
Словно угловатые плоскости, выхваченные из «Герники» Пикассо, вздымаются над толпой кричащие плакаты и транспаранты: «Нет — войне!», «Уберите ракеты!» Когда демонстранты скандируют «нет!», кажется, что даже воздух пропитывается протестом людей.
Колонны стекались к центру города. Здесь, на одной из площадей, состоялся митинг. На трибуну мог выйти каждый желающий.
Среди участников много детей. Двое мальчишек некрепкими еще руками держат транспарант: «Не дадим повториться Хиросиме!»
— Наш чудовищный век изуродовал все на свете,— говорит стоящий рядом с ними пожилой человек.— Надо же — детство под знаком Хиросимы!.. Видя вот таких сорванцов с серьезными лицами, хочется плакать...
«Ракетная осень» заставила задуматься многих западных немцев. Раньше, когда угроза войны лежала в области абстракций, обыватели предпочитали не вспоминать о ней, уповали на случай, руководствуясь привычным штампом: мол, забота о мире — дело политиков. Сегодня все иначе. Говоря словами газет, «походный котел дьявольской кухни Пентагона ввезен в страну», и реальная опасность заставляет действовать всех мыслящих людей.
