...Природа сама подсказывает архитекторам мысль о сочетании светодинамических эффектов со звуком. Скажем, та же гроза. Вспышки молнии вырывают из темноты заснувший уголок природы. Спокойная вода, тихие деревья по ее берегам превращаются вдруг в драматический пейзаж: черные стволы на ослепительно белом фоне, корявые фантастические сучья, зловещие блики на воде. Раскаты грома еще более драматизируют, насыщают эту картину какой-то внутренней страстью. Гроза — это прообраз светозвуковых приемов в архитектуре. Не случайно, что именно наш век — драматичный, динамичный, насыщенный научными открытиями — вызвал к жизни новый вид синтетического искусства (вспомните светомузыку Скрябина), нашел для оформления городов новые средства художественного выражения — сочетание света, цвета и музыки, которое делает архитектуру созвучной понятию движения, созвучной настроению человека XX века.
Праздник света и музыки на фоне гигантской пирамиды Хеопса, когда лучи прожекторов расчерчивают черный купол небосвода, заставляя человека мыслить масштабами вселенной; светомузыкальные представления в Версале, где тысячи людей впитывают удивительные картины, создаваемые светом на зеркале прудов; фасад Дворца конгрессов в Льеже, превращенный в световую стену-экран, на котором в соответствии с режиссерским замыслом меняются рисунок, форма и цвет световых пятен,— и каждый прохожий, остановившись на минуту, может домыслить эту картину; светодинамическая башня, оборудованная всеми источниками информации и регулярно вещающая в эфир, ставшая световой доминантой Льежа...
Все это говорит о том, что сегодня развивается новое направление в архитектурной светотехнике, что идут напряженные поиски средств вечерней архитектуры города и что экспериментальный проект Тольятти не стоит в стороне от них.
Но вернемся на будущие улицы волжского города, чтобы побродить по его жилым кварталам, которые примыкают к главной магистрали. Мелькают витражи лестничных клеток, открываются в темноте вечера цветные интерьеры лестниц, неброско обозначают контуры домов подсвеченные балконы и лоджии. Похоже, что найти дом, куда тебя пригласили в гости, здесь не так трудно. Спокойные блики микрорайонов не забивают последней световой доминанты города — огней завода, за которыми простирается ночь и черное звездное небо. Полыхают светом застекленные стены цехов, предзаводская площадь украшена мощными светильниками, скрещенные лучи прожекторов высвечивают буквы — ВАЗ. Волжский автомобильный завод — сердце города, его мозг.
...Мне хотелось бы приехать в Тольятти через несколько лет и увидеть его реальные улицы, наполненные реальным вечерним светом.
Л. Чешкова, наш спец. корр.
Осень кончалась, но было еще сравнительно тепло и не очень дождливо. Наш лагерь, самый восточный лагерь аквалангистов, был разбит у выхода из бухты Провидения. В большой шестиместной палатке мы жили, в двухместной устроили лабораторию. Быт наладился быстро, и уже через два дня после приезда мы запустили компрессорную установку для закачки воздухом баллонов аквалангистов, проверили снаряжение и начали подводные погружения на самом краю земли, там, где встречаются Ледовитый и Тихий океаны, — в Беринговом проливе... Здесь, у побережья Чукотки, на подводные луга еще не погружалась драга исследователя, еще не спускался аквалангист.
Длина береговой линии нашей страны вместе с островами составляет многие тысячи километров, и везде водорослевый пояс зеленым ковром покрывает прибрежный склон, сотни морских растений, крупных и мелких, населяют богатые кислородом, прогретые и освещенные солнцем верхние слои воды.
Но света и тепла хватает не везде — на Беринговом море, например, лед сходит в начале июня и вода за лето успевает прогреться лишь дб плюс 2—3° С. Однако водоросли растут и там. Но какие? Как обилен и густ их покров?
Такой интерес к водорослям не случаен. В Японии, например, морская капуста — ламинария — национальное блюдо. Как считают специалисты, она играет немалую роль в том, что в этой стране не так распространены сердечно-сосудистые заболевания. Водоросли попользуют не только в пищевой промышленности, но даже в таких отраслях, как производство фотопленки, или в геологии — раствор из водорослей заливают в скважины, смачивая буры и уменьшая вязкость самых липких глин.
Подводный растительный мир таит в себе много еще не использованных возможностей. Под водой сосредоточена значительная масса растительности вашей планеты. От водорослей прямо или косвенно зависит существование всего живого мира воды...
...Первому погружаться выпало мне. Отплыв от берега на всю длину страховочного шнура — 100 метров, я просигналил и нырнул. Сначала холода не чувствовалось, вокруг была серо-зеленая дымка, постепенно переходящая в зеленоватый сумрак. На глубине 15 метров я очутился в «заколдованном кольце», а точнее — в «полом шаре»: вода и свет создавали этот оптический эффект. Куда бы я ни посмотрел, везде вогнутая стена сферы, за которой простирался мрак. Рассеянный свет проникал со всех сторон, но радиус видимости ограничивался 3—4 метрами. Я потерял ориентировку, крутясь в этой сфере, но, наконец, установив по капроновому шнуру, кусочек которого словно упирался в ту же темную стену, расположение берега, а по воздушным пузырям, идущим из автомата акваланга, — верх и низ пространства, продолжил погружение.
На глубине 25 метров стало светлее, показалось дно. Ровная, будто мощенная галькой, площадка белела внизу, отражая свет. Водорослей не было видно. Я круто изменил маршрут — начал продвигаться к берегу. Дно стало подниматься, на откосе попадались ежи и болянусы, облепившие камни. На глубине 15 метров появились актинии, крупные оранжевые и желтые «цветы» хищных красавиц были завешены кисеей из рыбьей молоди. Мелкой рыбешки было так много, что вода казалась мутной.
Наконец на глубине 10—12 метров обозначилась нижняя граница водорослевого пояса — несколько одиночных листьев ламинарии цеплялись за крупные камни. Огромный куст агарума колыхался темным загадочным существом, а рядом с ним была поляна. Дно заметно поднималось, стало еще светлее. Среди камней ползали крабы, ежи, виднелись друзы мидий, росли водоросли: ярко-зеленая ульва, бурые агарумы и лаг минарии, темно-рыжие анфельции.
...Прибрежная полоса морских растений была шириной в 15—20 метров и оканчивалась на глубине 2—3 метров у свежих сколов щебенки. Это была осыпь с прибрежной скалы — очень характерный для Чукотки берег. Итак, экспедицию ожидала большая и интересная работа.
Нас было пятеро — не так уж много. Мы погружались, страховали погружающихся, качали воздух в акваланги, готовили пищу, чинили гидрокостюмы, фотографировали, разбирали пробы. Через месяц мы уже могли судить о плотности водорослевого покрова бухты Провидения, о глубинах распространения и размерах тех или иных видов растений. Нами были найдены еще неизвестные науке виды водорослей, а также разновидности уже известных.
В последний день мы провели внеплановое ночное погружение.
...Под воду пошли двое, остальные страховали погружение, плавая на надувной лодке. Было безветренно и тихо.
Два силуэта внизу под лодкой, висящей над бездной, выглядели по-неземному, фантастично.
Аквалангисты были вооружены двумя подводными фонарями: одним очень мощным, пробивающим темень воды ярким лучом на 10—15 метров, и вторым, обычным, забаксироваяным карманным фонариком. Так что, когда аквалангисты освещали дно, нам, сидящим в лодке, казалось, что мы подвешены в пространстве. Мы словно висели на невидимой границе воды и воздуха и все время боялись провалиться вниз, так прозрачна была вода и неподвижна ее гладь.
Фигуры аквалангистов, их плавные движения, их тени, резко меняющиеся по размерам и формам, свет, идущий со дна... Наша лодка покачивалась над этой живой картиной, то догоняя воздушные пузыри, которые взрывались под ее днищем, то отставая от них. Мощный луч подводного фонаря вырывал из тьмы куст ламинарии, пронизывал облако светящейся мути или вдруг отражался от ярко-желтого костюма аквалангиста...
А. Рогов.
На гранитных скалах над Амуром кто-то высек несколько фигур лося, готового к бегу. Рядом с ним — чудище с огромными круглыми глазами и страшное человекоподобное существо в ореоле тонких расходящихся лучей... Все рисунки сделаны в своеобразной манере: будто художник вел каменный карандаш — резец, не отрывая его от шершавой каменной бумаги.
