В последний день мы провели внеплановое ночное погружение.
...Под воду пошли двое, остальные страховали погружение, плавая на надувной лодке. Было безветренно и тихо.
Два силуэта внизу под лодкой, висящей над бездной, выглядели по-неземному, фантастично.
Аквалангисты были вооружены двумя подводными фонарями: одним очень мощным, пробивающим темень воды ярким лучом на 10—15 метров, и вторым, обычным, забаксироваяным карманным фонариком. Так что, когда аквалангисты освещали дно, нам, сидящим в лодке, казалось, что мы подвешены в пространстве. Мы словно висели на невидимой границе воды и воздуха и все время боялись провалиться вниз, так прозрачна была вода и неподвижна ее гладь.
Фигуры аквалангистов, их плавные движения, их тени, резко меняющиеся по размерам и формам, свет, идущий со дна... Наша лодка покачивалась над этой живой картиной, то догоняя воздушные пузыри, которые взрывались под ее днищем, то отставая от них. Мощный луч подводного фонаря вырывал из тьмы куст ламинарии, пронизывал облако светящейся мути или вдруг отражался от ярко-желтого костюма аквалангиста...
А. Рогов.
На гранитных скалах над Амуром кто-то высек несколько фигур лося, готового к бегу. Рядом с ним — чудище с огромными круглыми глазами и страшное человекоподобное существо в ореоле тонких расходящихся лучей... Все рисунки сделаны в своеобразной манере: будто художник вел каменный карандаш — резец, не отрывая его от шершавой каменной бумаги.
Кто же высек фигуры на скалах у нанайского села Сакачи-Алян? Когда жил этот неведомый художник?
...Когда камни были мягкими, говорит нанайская легенда. «В начале света было три человека: Шанвай, Шанкоа, Шанка. И сделали три человека из камней и песка человека по имени Кадо и женщину Джуляу. Потом деву по имени Мамилчжи. Народ размножился и занял всю землю по Амуру.
Кадо сказал: есть три солнца на небе. Жить слишком горячо. Я хочу поразить стрелами два солнца... И пошел к восходу. Вырыл яму. Спрятался в ней. Увидел, как взошло первое солнце, и застрелил его. Выстрелил во второе солнце, но мимо. Третье убил. Одно среднее солнце осталось. Вода кипела — горой стала. Гора кипела — рекой стала. А пока камни не остыли, Мамилчжи нарисовала на них птиц и зверей. Потом камни стали твердыми...»
Вот как все это было.
Незадолго до того, как обнаружили рисунки на камне, — а их заметили этнографы в прошлом веке, — быт и нравы малых народов, живущих в низовьях Амура, изучал академик Леонид Иванович Шренк. Рассматривая узоры на халатах из рыбьей кожи, глиняных кувшинах, обуви, Шренк обратил внимание, что выполнены они чаще всего в виде непрерывной раскручивающейся спирали.
Довольно часто непрерывная вязь словно очерчивает контуры человеческого лица. На амурских скалах стиль рисунка был таким же.
Едва уловимый след протянулся от изделий местных художников нового времени в глубину веков, когда камни Сакачи-Аляна «были мягкими»...
Но эту глубину еще предстояло измерить. Никто не мог сказать, столетия или тысячелетия отделяют художника, выбившего личины Сакачи-Аляна, от мастера, подарившего Шренку халат, расшитый непрерывными узорами. А не зная этого, нельзя было ответить на вопрос: где истоки искусства народов Нижнего Амура? Самобытно ли оно или привнесено извне?
...Свои раскопки на Амуре академик Алексей Павлович Окладников начал еще в 1935 году. Тогда в первый раз среди находок, относящихся к неолиту, появились черепки крашеной керамики со спиральным рисунком. Уже сам факт, что амурцы в столь далекое время раскрашивали свои горшки, свидетельствовал о том, что в этих местах существовала древнейшая культура очень высокого уровня. А Манера их рисовать спиралью... Но не будем забегать вперед.
Вновь на Амур Алексей Павлович вернулся лишь в 60-е годы. Позади уже были его блестящие открытия в Сибири, Средней Азии, Монголии. Но тайна происхождения неизвестной культуры не давала покоя ученому. Раскопки в Приамурье под руководством Окладникова начались в 1962 году и сразу же принесли успех. Следы таинственной культуры стали проступать четче.
В первое же лето близ села Кондон было раскопано поселение— черепки из этого раскопа украшал знаменитый спиральный орнамент. Радиоактивный анализ углей древних очагов показал, что люди здесь жили около 4,5 тысячи лет назад. Итак, мастера приамурских сел, разрисовывавшие в прошлом веке халаты и обувь, следовали традиции, насчитывающей тысячелетия, — исследователям стало ясно, что петроглифы Сакачи-Аляна и искусство, следы которого открыл Шренк, — звенья одной культуры.
В следующем году в том же поселении найдена была женская скульптура. Задумчиво и спокойно смотрело юное лицо с гордым разлетом бровей. «Кондонская Венера» — под таким именем вошла она в сокровищницу мирового искусства. Как показал анализ, скульптура была создана в то же время, когда появились на скалах Сакачи-Аляна страшные личины. Словно древние художники, преклоняясь перед всесильными «повелителями» стихий, высекая на скалах их страшные личины, в то же время уже осознали величие красоты человека и как бы противопоставляли ее таинственным и слепым силам природы...
В этой цепи открытий не хватало лишь одного, но чрезвычайно нужного звена.
На предметах коллекции Шренка и среди фигур на амурских скалах, как уже упоминалось, встречается довольно часто человеческое лицо, очерченное непрерывной линией. Если бы такой примечательный лик найти на сосудах из раскопов! Но ни на одном обломке древней керамики среди завихрений знакомых спиралей изображений человека пока не было.
Лишь в ненастный летний день 1965 года на крутом, размокшем от непрерывных дождей берегу Амура, вблизи села Вознесенское, кто-то из исследователей извлек из грязи осколки сосуда с мастерски прорисованной по яркой малиновой краске маской человеческого лица, сделанной одной непрерывной линией.
...Мягкий овал, резко очерченные губы, огромные застывшие капли глаз — все это было неуловимо похоже на сакачи-алянские маски. От этого лица веяло какой-то угрозой, холодом.
И другой обломок, на котором лицо поражало и волновало своей мягкостью, нежностью, какой-то детской удивленностью перед увиденным миром...(1 Это изображение, экспонировавшееся на выставке «Археология СССР», уже обошло многие страны мира. Об этой выставке см. «Вокруг света» № 4, 1967 г.)
Так восстановилась «связь времен».
Небольшой наш катер бросало из стороны в сторону — Амур во время шторма, особенно здесь, в низовье, не для слабонервных. Борясь с волнами, катер медленно тянул к острову Сучу.
«Сучу», или «Сусу», в здешних преданиях означает брошенное стойбище, древний поселок. И действительно, едва ступив на берег, наша небольшая экспедиция, возглавляемая А. П. Окладниковым, открыла следы древнего поселения. Когда-то оно стояло на высокой террасе над рекой среди огромных, в два обхвата, деревьев. Глубокие ямы — остатки древних жилищ — свидетельствовали об этом.
И мы роемся среди мокрой земли, выбирая из нее черепки. Некоторые из них, окрашенные в малиновый цвет и покрытые спиральным орнаментом, иногда похожим на маску человеческого лица, подтверждают, что здесь жили соплеменники наших знакомцев из окрестностей Вознесенского, Кондона, Сакачи-Аляна.
Углубляются раскопы — растет и число вопросов, что возникли, как только проявился и стал заполняться плотью облик вновь открытой культуры. Ведь мы пока не знаем, какие верования породили маски на древних сосудах, какие боги высечены на скалах у Амура, каковы были привычки и быт маленького народа, создавшего шедевры, какое влияние он оказал на соседей. Но уже ясно, культура эта местная и берет свое начало в глубине тысячелетий, еще во времена каменного века, а создали ее далекие предки жителей Амура — нанайцев, ульчей, нивхов.
А. Деревянко, кандидат исторических наук
Нильс Нильсен. Продается планета
— Ни одной планеты! —пробасил Тим О"Шо поднимая свое широкое розовое лицо от окуляров радароскопа. — Ни одной хотя бы малюсенькой планеты около Бетельгейзе!
Голос ирландца выдавал раздражение, а ведь он считался одним из лучших игроков в покер по эту сторону Сатурна. Но ведь они вложили в это предприятие изрядную сумму денег и четыре года своей жизни!
Черноволосый итальянец Маджио Форлини оторвался от антигравитационной установки, сверкнули по-детски голубые глаза:
— Точно? Ты уверен? Тим ухмыльнулся:
— Так же уверен, как в том, что бабка Анжело была команчской скво в каком-нибудь медвежьем углу забытого богом края — Нью-Мехико!
