— Прошу прощения, господин: директор, что беспокою вас так поздно, но я должен был допросить заключенных, прежде чем они начнут переговариваться друг с другом
— О, конечно, — сказал Дуглас Кристмас, введя инспектора в богато обставленную гостиную, битком набитую фарфоровыми безделушками. — Я очень обеспокоен тем, что произошло.
Он повернул кисти рук ладонями вверх и наклонился к инспектору.
— Но ведь, — как бы защищаясь, сказал он, — вы сами могли убедиться в том, что меры безопасности, которые мы соблюдаем в отделении приговоренных к смерти, чрезвычайно строги..
— Я не представляю, что можно было бы сделать еще, — успокоил его инспектор. — Этот несчастный случай нельзя было предвидеть. Значит, вы считаете, что преступление... если речь идет о преступлении, мог совершить только кто-либо из заключенных?
— Разумеется! — воскликнул директор. — Кто же еще? В отделение входили только уважаемые» люди: врачи, представители закона, я сам наконец...
«Вот как», — отметил про себя инспектор. Следовало ли считать необычным появление директора в отделении приговоренных к смерти по иному поводу, чем церемония приведения в исполнение приговора?
— Это мог сделать только кто-нибудь из заключенных, — продолжал тем временем директор. — К тому же у меня, знаете ли, было какое-то предчувствие. Вчера ночью отделение взбунтовалось. У одного из заключенных приключился нервный припадок, и атмосфера тотчас же накалилась. Я даже хотел отменить посещения. И почему я этого не сделал?
— А вы подумали, господин директор, о том, каким образом заключенный мог раздобыть яд?
— Разумеется! — воскликнул директор. — К заключенным приходят посетители. Кто-то, воспользовавшись тем, что караульный отвернулся, передал пакетик с порошком. Только этим путем яд мог попасть сюда. Во всяком случае, Он не из резервов цианистого калия, которые имеются в тюрьме. Взять его из сейфа без моего ведома совершенно невозможно...
— Согласен. Но почему понадобилось убивать этого несчастного надзирателя? Насколько я сумел разобраться, как раз к нему заключенные относились неплохо.
Дуглас Кристмас сделал неопределенный жест.
— Ну, знаете ли, — сказал он, — для них полицейский — это полицейский. Вы не видели, инспектор, как они вели себя ночью! Если бы вы слышали, как этот негр Вэнс оскорблял меня, желал мне смерти! Впрочем, я не могу подозревать конкретно его. Другие не лучше.
— Вы хотите сказать, что они могли с тем же успехом отравить любого другого надзирателя?
— Ну, конечно! Кстати, это едва не произошло. Содержимое стакана чуть было не выпил Бен Оберон.
Я его недавно встретил в караульном помещении: несчастный был бледен как смерть Он мне рассказал, что незадолго до смены подносил этот стакан ко рту. Если бы не его отвращение к пиву, то сейчас он был бы мертв.
— А заключенные, — спросил инспектор, — знали о том, что Оберон не любит пива?
— О да, — улыбнулся директор. — Несчастный парень очень боится потерять свое место... Некоторое время назад один из заключенных сказал мне, что Оберон напивается во время дежурства. Я тогда основательно его напугал. С тех пор у меня в отделении приговоренных к смерти есть подчиненный, который может служить образцом воздержания.
— Однако, господин директор, — заметил полицейский инспектор, — ваши слова доказывают, что мишенью был именно Вильям Ли, и никто другой.
— Возможно, — согласился директор.
— Именно к тому выводу пришел и я, хотя в вашем рассказе есть что-то, что мне не вполне ясно.. По-вашему выходит, что речь идет о немотивированном преступлении, совершенном в результате злобы, которую заключенные испытывают ко всем, кто в их глазах представляет власть, злобы, усилившейся после событий минувшей ночи.
— Думаю, что так.
— Тот, кто решил совершить убийство, получил яд через сообщника, приходившего к нему сегодня днем.
— Да.
— Нет, господин директор, что-то здесь не вяжется: сообщник не мог знать о событиях, происходивших ночью. Он не мог сноситься с заключенным, который нас интересует. Когда был предыдущий день посещений?
— Воскресенье.
— Каким же образом виновник преступления мог ему передать эту просьбу?
— Ну во-первых, ничто не доказывает, — заметил директор, — что цианистый калий принесли именно в воскресенье. Решение совершить убийство могло быть принято довольно давно. Кроме того, заключенный мог попросить у своего сообщника яд, чтобы самому кончить счеты с жизнью, не дожидаясь казни. Вполне резонно предположить, что первоначальное намерение заключенного было именно таким, и лишь впоследствии он решил использовать яд для убийства.
Инспектор вежливо согласился. Однако в душе он весьма сомневался. Слишком очевидной была та жестокость, с которой директор тюрьмы пытался свалить всю вину на заключенных.
Дэвид вспомнил запавшие глаза Адамса на его изможденном лице.
Нет, такого человека, как Дуглас Кристмас, на пушечный выстрел нельзя подпускать к тем, кто скоро должен умереть...
Инспектор Дэвид сидел за письменным столом своего кабинета, заставленного металлическими шкафами, в распахнутых дверцах которых виднелись сотни толстых досье.
— Чем могу быть полезен, метр? — спросил он, когда Грегори Пенсон закрыл за собой дверь.
Адвокат присел на шаткий стул.
— Я пришел к вам за помощью, мистер Дэвид, — начал он и, увидев, как нахмурился инспектор, заговорил быстрее: — Вы, конечно, знаете, что Эдварда Адамса сумели обвинить в убийстве на основании показаний одного свидетеля и утверждений самого потерпевшего.
Инспектор холодно смотрел на адвоката.
— Но даже теперь, — продолжал Пенсон, — я не могу поверить в виновность моего подзащитного. Конечно, все против него. Но я знаю Адамса еще с колледжа. Эдвард всегда был и остается моим лучшим другом. Он проявил неосторожность и в результате оказался в таком отчаянном положении. Но он не убийца.
Инспектор по-прежнему молчал.
— По окончании процесса, когда был вынесен приговор, — говорил Пенсон, — мы с метром Изабеллой Линдфорд, это второй защитник, Адамса, решили подключить к расследованию частных сыщиков, чтобы прояснить кое-что в этой истории. Мы исходили из того, что оба свидетельских показания были ложными. Я присутствовал на очной ставке Адамса и Бернхайма. Последний явно был запуган. Как сейчас вижу его расширенные глаза, выражение ужаса на лице...
— Послушайте! — впервые подал голос инспектор. — Ведь Бернхайм был при смерти, а тут еще очная ставка с его убийцей.
— Нет! Бернхайм кого-то боялся. Может быть, не за себя. У него ведь были жена, дети.
— Если я правильно понял, вы хотите сказать, что ему угрожали расправиться с семьей, если он не опознает Адамса?
— Почему бы и нет? И я очень хорошо знаю, кто мог это сделать.
— Кто же?
— Некий Арнольд Мэзон...
— Тот свидетель, который вызвал полицию после того, как оглушил Адамса, прибежав на место преступления?
— Именно. Услужливый сосед, который ни на шаг не отходил от постели Бернхайма в больнице, где он боролся со смертью. Когда к Бернхайму вернулось сознание, возле него был все тот же Мэзон. Он вполне мог запугать несчастного, сказав, что, если тот не опознает Адамса, это повлечет за собой смерть его жены и детей. Бернхайм знал, с кем имеет дело, какая страшная организация стоит за Мэзоном. Он испугался и сделал то, что ему приказали.
— И обвинил невиновного?
Пенсон усмехнулся.
— В его глазах Эдвард не был абсолютно честным человекам. Не забывайте, ведь Бернхайм думал, что Адамс является членом одной из опаснейших банд. Накануне Бернхайм встретился с представителем полиции, чтобы сообщить ему о действиях Адамса. И перед смертью ему было наплевать на то, что один преступник заплатит за преступление, совершенное другим Инспектор вздохнул.
— Да, — согласился он, — в конце концов, все вполне возможно. Но это всего лишь предположение! Надо было вытянуть что-либо из этого Арнольда Мэзона.
— Конечно. С самого начала нанятые нами с Изабеллой Линдфорд частные сыщики занялись им.
— И что это дало?
— В течение многих недель ничего. Внешне этот тип абсолютно безупречен. Он представитель фирмы, торгующей пылесосами и другими электроприборами.
— А его прошлое?
— Невинен как агнец. Но сегодня мне кое-что сообщили. О, ничтожный факт, мелочь, но...
— До своего ареста Адамс часто встречался с некой Анной Плэйтон, отъявленной дрянью, если хотите знать мое мнение, инспектор. Но заставить Эдварда порвать с ней было невозможно. Во всяком случае, на него нашло полное затмение, если он мог что-то найти в этой шлюхе. Очевидно, Адамс встретился с ней в тех подозрительных кругах, куда ему удалось проникнуть. Так или иначе, после осуждения Адамса эта девица исчезла, и больше о ней ничего не было слышно.
