Ужасный мужчина.
А когда болен, то еще ужаснее.
Я же по-человечески хочу помочь.
Ожог на руке жжёт, кожа краснеет. Хорошо еще, что чай немного остыл.
Кусаю губы, пытаясь не ныть. Мужчина с минуту смотрит на мои метания. А потом глубоко вздыхает.
— Прости, — хрипит. — Я не подарок. А когда болен, то вообще невыносим. Обработай ожог, в аптечке есть специальная пена.
— Все не так страшно, — рассматриваю руку. Забираю чашку, поднос с нетронутым завтраком и ухожу.
Дяденька взрослый. Пусть делает, что хочет. Пусть страдает, как настоящий мужик.
Возвращаюсь в кабинет с тряпкой, сдвигаю лекарства в сторону и под пристальным взглядом мужчины молча вытираю чай, сжимая губы.
— Покажи руку, — ловит меня за запястье и подносит мою кисть к себе. Замираю. Нормально все там. Небольшое покраснение, не более, уже не жжет. — Ладно, я все выпью, — делает мне одолжение, так и не отпуская мою ладонь. — Спасибо за заботу.
Ладно.
— И ложитесь в постель. Мы вернемся через три часа. Если не станет лучше, вызову вам неотложку, — с угрозой в голосе заявляю я.
— Иди уже, Маша, — снова отсылает меня, отпуская мою руку и качая головой. Но уже не обидно, потому что мужчина улыбается.
Глава 18
Мария
Возвращаемся к обеду. Тема бежит переодеваться, а я на цыпочках подхожу к спальне Роберта. Тишина. Дверь приоткрыта. Тихо заглядываю. Никогда не была в спальне хозяина. Стандартная комната, плотно задёрнуты тёмные шторы. Мужчина спит поверх покрывала, прикрыв рукой часть лица. На тумбе рядом с ним лежат лекарства. Надеюсь, Роберт не сам за ними ездил. Он может. Мужчины считают себя бессмертными и почти всегда забивают на здоровье.
Тема громко несется по коридору, быстро прикрываю дверь, чтобы не разбудить Роберта. Спускаемся вниз. Готовим вместе обед. Я часто подключаю ребёнка к домашним делам.
Ну а кто сказал, что мальчика не нужно учить готовить?
Тем более Артему нравится участвовать.
Готовим бульон с лапшой. Я отважилась накатать домашнюю лапшу, ибо она вкуснее. Пока бульон варится, замешиваем вместе с мальчишкой тесто на печенье. Я же обещала ему медовые.
Артем усердно выдавливает формочками звёздочки и сердечки из теста. Все вокруг в муке, но нам весело.
— Что здесь происходит? — раздаётся голос Роберта. Оборачиваюсь. Заспанный, немного помятый, глаза тусклые, больные. И мое глупое сердце сжимается.
Ну вот зачем я о нем переживаю?
Ему-то плевать на мои чувства.
А я дура, да.
— Мы печем печенье, — сообщаю я.
— Ясно, — хмуро проходится взглядом по просыпанной на полу муке. Включает чайник, уходит.
Быстро ставлю печенье в духовку и закидываю лапшу в бульон. Отмываю Артёму руки и вытираю лицо от муки. Отправляю мальчишку в гостиную, принимаясь убирать кухню. Протираю полы, медленно отходя назад. Неожиданно натыкаюсь задом на мужчину.
— Ой, — застываю.
И вот это соприкосновение с его сильным телом снова будоражит и волнует. Мое тело помнит его и реагирует мгновенно мурашками по коже, горячей волной и учащенным дыханием.
Пока я в ступоре, Роберт обхватывает мою талию, сжимает и тоже на секунды замирает...
Мамочки...
Моя фантазия начинает нести меня не туда.
Ну нет. Продолжения же не будет.
Чего это он меня трогает?
Хочу развернуться, чтобы возмутиться, но мужчина меня опережает.
Он отодвигает меня в сторону, как предмет, и идет к чайнику заваривать себе чай. Хочется по-детски показать ему язык. Но я сдуваю со лба мешающую челку и уношу швабру с ведром в кладовую.
Когда возвращаюсь, мужчина лениво мешает чай в большой кружке, посматривая в окно.
— Сейчас лапша будет готова. Я быстро накормлю Артема и накрою вам, — сообщаю, проходя к плите.
— Корми ребёнка. Для меня накрывать ничего не нужно, — хрипло выдает он мне и направляется с кружкой на выход.
Так, значит, да?! Опять он за свое?
— Взрослый мужчина, а ведете себя хуже капризного ребёнка! — кидаю ему в спину.
Останавливается, оборачивается, прожигая меня своим синим взглядом. Нестрашно. Делаю вид, что мне все равно, закидывая зелень в кастрюлю.
— Маш, ты чего от меня хочешь? — вдруг спрашивает вполне серьёзно. — К чему эта забота? В ней нет смысла... — устало выдыхает.
— Заботятся не с умыслом. А просто так, Роберт Станиславович. Вы больны, я искренне предлагаю помощь. Не нужно разглядывать в моей заботе умысел. Его нет. Я не навязываюсь вам как женщина. Во мне еще остались крохи гордости, — выдаю ему.
Мужчина молчит, отпивая чай и продолжая рассматривать меня.
— Так накрывать вам обед или нет? — спокойно интересуюсь я.
— Накрывай, — выдыхает, уходит.
То-то же.
Хотя всё это, конечно, снова портит мне настроение.
Он не видит во мне смысла...
Ладно, не маленькая. Переживу как-нибудь.
Артем накормлен. Я тоже поела вместе с ребёнком. Боюсь, Роберт Станиславович не переживет обед со мной за одним столом. Совместный прием пищи сближает. А Роберт выстраивает границы. Только сначала он их нарушил, вторгаясь в мое тело, а теперь отморозился. Нет, я, конечно, тоже виновата. Но я девочка, мне свойственно порывы и безрассудные поступки. А он взрослый мужчина и должен был контролировать себя.
Накрываю стол: суп, сметана, хлеб, завариваю чай, выкладываю еще тёплые печенья на тарелку. Барина приглашать отобедать не нужно. Он сам появляется на кухне, оставляя грязную чашку в раковине.
— Присаживайтесь, всё готово, — сообщаю я.
