упавший на лицо бирюзовый свет отвлёк северянку от неприятных ощущений, и она медленно открыла глаза: нависшая над угрюмым городом луна напоминала покрытый инеем аквамарин — всё как в древних грондэнаркских поверьях о Мёртвой Лощине, куда после смерти попадали бесславно павшие, где царила вечная ночь, а место небесного светила занимал тусклый кусок льда.
Со всех сторон поползли зловещие шорохи, вслед за которыми ветер принёс зловоние гниющих трупов. Однако Эрминия и не думала подниматься — даже головы не повернула, продолжая безропотно смотреть в пугающе низкое небо. Воительница уже знала, кто скрывается в темноте мистического Басторга: те невинные, кого она протаранила загнанным до пены жеребцом, те, чьи изувеченные копытами тела остались лежать на утонувших в хаосе улицах, пришли отомстить… Этот час настал. По расчерченной горечью сожаления влажной щеке скатилась ещё одна слеза, маленькая капля эгоизма: на закате бытия сильно захотелось увидеть Рэксволда, хотя бы украдкой, в последний раз… Но врата в прошлую жизнь были закрыты… навсегда.
Неуклюжее шарканье мертвецов приближалось. С каждым их шагом лик бирюзовой луны уменьшался и тускнел, безвозвратно утопая в омуте чёрного неба и всё больше сковывая взор колючей мглой. Когда едва заметный круг полностью растворился во тьме, а спине стал привычен могильный холод мостовой, Эрминия прикрыла глаза. Сквозь окружившую её какофонию шорохов прорезался леденящий душу, полузвериный крик младенца, который впился в меркнущее сознание, задвоился эхом и заглушил все остальные звуки… Затем наступила тишина: беспробудная, как самая тёмная ночь, тягучая, как горячая смола, и глубокая, как строгий взгляд престарелого проповедника…
Однако гробовое безмолвие нарушил зашумевший в ухе ветерок, давший северянке понять, что её разум почему-то не истлел в вечности времён… Воительница недоверчиво открыла глаза: взор по-прежнему пленяла тьма, но пробудившийся рассудок распознал дыхание спящего рядом Рэксволда. Очередная иллюзия? Вопрос был разорван донёсшимся с другой стороны храпом следопыта, который, судя по удалённости, находился на своём привычном месте — рядом с Лайлой. Коснувшись тела и ощутив под пальцами кожаную броню, Эрминия окончательно убедилась в том, что всё увиденное лишь кошмар. Чёртов ночной кошмар. За одним исключением: катившиеся по лицу слёзы она чувствовала и сейчас, а желание разрыдаться еле сдерживали стиснутые зубы. Чтобы они не предали её как во сне, рот надёжно укрыла полусогнутая ладонь.
Северянка бесшумно встала и бросила заплаканный взгляд на отмеченный лунным светом выход… Тихая поступь. Зажатый пальцем язычок колокольчика. Застывший на влажных щеках поцелуй прохладного ветра.
Мрачный лес утопал в поволоке тумана, что белела в лунных просветах призрачными облаками. Пройдя несколько шагов под пристальным взором яркого месяца, Эрминия обречённо рухнула на колени. Груз вины прибил её к земле, как дождь — парящий клочок пуха: более двух десятков убитых, не меньше раненых… Как жить дальше, если совесть никогда не даст забыть о содеянном, сердцу неведома дорога к искуплению, а смерть больше напоминает трусливый побег? Замкнутый круг безысходности всё туже сдавливал шею грубой петлёй отчаяния, отчего стоящий в горле ком оброс колючими шипами.
Сдаваясь под натиском эмоций, воительница была готова безутешно разрыдаться, но внезапное прикосновение зимы сорвало с шеи удавку страданий. Вышедший из носа пар и защипавший кожу мороз заставили мокрый взор настороженно плутать по округе. Уловив движение, взгляд метнулся к дальней, залитой лунным светом прогалине. Там, сливаясь с туманом, серел силуэт худощавой лошади. Рассматривая тонкие, палкообразные ноги и проваленную спину, северянка подивилась, как эта убогая доходяга ещё ковыляла, а не смердела гнилью в каком-нибудь овраге. Но вдруг в белой пелене мелькнули очертания ободранных крыльев…
— Так вот ты какой… — Эрминия не сводила глаз с остановившегося хельграса, который, низко опустив голову, стал похожим на увидевшего добычу грифа. — За душой моей, значит, пришёл… Подавишься, тварь, — угрожающе изрекла воительница и поднялась с колен.
Около минуты они стояли неподвижно, пронзая друг друга острыми взглядами. Девушка чувствовала, как кожу обжигает свирепая стужа, а застывшие на подбородке слёзы оборачиваются ледяными каплями. Но даже потусторонний холод вестника смерти не мог сломить суровый взор, вылетавший из-под нахмуренных бровей копьём незыблемой стойкости: ни тени страха, ни лоскутка сомнения.
Подняв наконец голову, фантом медленно развернулся и побрёл прочь, распадаясь на клубы седого тумана, пока не растворился в нём полностью. Едва он исчез, продрогшее тело северянки ощутило тепло осенней ночи, пусть и ложное, порождённое сгинувшим вслед за призраком морозом. Эрминия стёрла с лица иней, ещё немного постояла, задумчиво смотря на белый месяц, после чего зашла в пещеру, так и не осознав, что стала одной из немногих, кому удалось пережить встречу с хельграсом.
Глава 8
С приходом зари по макушкам деревьев затрепетали лучи мутного солнца, сплошь объятого серостью свинцового неба. В неподвижной дымке, что молочной рекой затопила весь лес, темнели стволы стройных пихт. По их отяжелевшим ветвям тонкими струйками сбегал мелкий дождь, украшая хвою хрустальной росой. Перестукивание капель всецело заполнило округу, и, слушая музыку воды, природа беспрекословно молчала: ни крика птицы, ни скрипа сухостоя, ни писка сонного комара. Хмурое безмолвие нарушал лишь свист острых лезвий.
Сидевшая на сыром камне воительница молча наблюдала, как, отрабатывая приёмы по воздуху, тренируется вооружённый кинжалами Рэксволд. Она решила не говорить о хельграсе даже ему, чтобы не расписываться в собственной никчёмности и не выслушивать очередные нравоучения о великом предназначении заблудшей души: хоть красивые речи избранника порой казались убедительными, а его вера в судьбу была твёрже скалы, сейчас, дождливым утром, меньше всего хотелось портить и без того паршивое настроение бессмысленной головомойкой. Впрочем, как и в любое другое время. Скорее всего, встреча с фантомом так и останется невысказанной тайной. Нужно разобраться в себе без помощи других, снова научиться жить, а пока просто плыть по течению дней в бескрайнем океане в надежде когда-нибудь узреть берега искупления.
Пасмурные мысли снова превращались в круговорот самобичевания, который, не принося никакой пользы, только рушил боевой настрой, тем более до тренировочного сражения оставалось совсем ничего — нужно было отвлечься, но так, чтобы сохранить силы для грядущей схватки. Из всех пришедших в голову способов действенным показался только один. Поднявшись с камня, Эрминия уверенной походкой направилась к Рэксволду, что, выполняя резкие развороты, рассекал клинками невидимых врагов. Грациозно проходя мимо застывшего в защитной стойке воина, она положила ладонь на крепкое плечо и, увлекая его за собой, взяла курс на густые кусты.
* * *
Начатый в лесу парад недомолвок нашёл своё продолжение в пещере: Джону было стыдно признаться Лайле, что он спросонья перепутал её в темноте с северянкой,
