Двадцать второго июня — вернее, в ночь на 23 июня — завершилось наполнение оболочки. Это было на пять недель раньше, чем в прошлом году. За несколько минут до полуночи инженер Стаке распорядился поднять флаги на двух флагштоках эллинга. Все члены экспедиции и офицеры «Свенсксюнда» находились на борту канонерки. Как раз в это время сквозь облака пробились лучи арктического солнца и осветили остров Датский и залив Вирго. Эренсберг провозгласил здравицу в честь аэростата, и недремлющий лейтенант Цельсинг велел подать шампанское и разные деликатесы.
Сведенборгу, Стриндбергу и мне было трудновато держать бокалы — у нас были ободраны ладони, руки сильно распухли. Ведь мы весь день натирали гайдропы смесью сала и вазелина для защиты их от влаги и чтобы они лучше скользили по льду.
Жир надо было как следует втереть в гайдропы, вверху пеньковые, внизу оплетенные кокосовым волокном. От такой работы у меня быстро опухли пальцы, но хоть не было пузырей и кровавых ссадин, как у Стриндберга и Сведенборга.
Вместе длина трех гайдропов составляла ровно тысячу метров — километр.
Гондолу, строповое кольцо, провиант свезли на берег и доставили к эллингу. Наш добродушный тучный врач Лембке взялся проследить за упаковкой провианта.
Залив Вирго совсем очистился от льда. Иногда шел дождь, но температура держалась на уровне одного-двух градусов выше нуля. Давление устойчивое — семьсот семьдесят миллиметров.
Море на западе выглядело пустынным и нелюдимым.
Иванов день мы отпраздновали хорошо. На костре из топляка зажарили целиком — на радость команде — двух ягнят и овцу из тех, что были привезены из Тромсё.
В этот вечер мне впервые открылась красота Шпицбергена — острые пики, зеленые и зелено-голубые глетчеры, иссеченные бороздами буйные кручи, ослепительный блеск клочков снега, бегущая по косогорам, окрашенная ночным солнцем в розовый цвет талая вода, богатство тонов коренной породы — все оттенки зелени от темно-красного до синего с фиолетовым отливом.
— Оттенки зелени от красного до фиолетового? — удивился Сведенборг.
— Я лирик-дальтоник, — ответил я. На берегу шло шумное гулянье.
— Сколько же у них пива? — спросил Андре.
— Восемь анкерков, — ответил Цельсинг. — Это, так сказать, дополнительный паек. Часть того, что мы получили в дар от пивного завода в Гётеборге.
— Иванов день бывает только раз в году, — заметил Сведенборг. — Восемь анкерков — это около трехсот пятнадцати литров.
— Один человек несет дежурство у эллинга, — сказал Эренсверд, — один на берегу у лодок, да двое на борту «Свенсксюнда», не считая старшего официанта.
Двадцать восьмого июня прибыл роскошный пароход «Лофотен»; на нем было множество туристов из разных стран. Командовал пароходом не кто иной, как капитан Отто Свердруп, тот самый, под чьим руководством Нансенов «Фрам» в прошлом году пришел на остров Датский.
Пассажиры «Лофотена» осмотрели эллинг, аэростат, водородную аппаратуру и снаряжение экспедиции. Экскурсоводом был Андре. Затем нас пригласили отобедать на «Лофотене».
— Наверно, среди присутствующих мне лучше всех известно, что значит быть в плену арктических льдов и нескончаемой полярной ночи, — говорил капитан Свердруп. — И я, наверно, единственный здесь, кто по-настоящему понимает всю смелость решения инженера Андре, который хочет попытаться достичь Северного полюса на послушном ветрам аэростате. Я не решаюсь выразить надежду, что инженер Андре достигнет цели. Но я от всей души надеюсь, что он и его спутники смогут вернуться живыми к цивилизации.
Пассажиры «Лофотена» рассчитывали стать очевидцами старта аэростата, но судну пришлось уже на следующий день сняться с якоря и уйти на юг.
В доставленных «Лофотеном» письмах и газетах сообщалось о смерти барона Оскара Диксона.
— Сперва Альфред Нобель, — сказал Андре. — Потом моя мать, теперь Диксон.
Аэростат готовили к старту.
Поверх сети на макушку шара надели покрышку из прорезиненного шелка. Затем к сорока восьми канатам, которыми оканчивалась внизу сеть, привязали большое строповое кольцо. Провиант и прочее снаряжение тщательно уложили в тридцать шесть брезентовых мешков. Эти мешки (в них было около двухсот пятидесяти отделений) закрепили между стропами над кольцом. К другим стропам привязали трое сборных саней и сборную брезентовую лодку. Внутри кольца натянули в качестве пола толстую парусину.
Таким образом, пространство выше стропового кольца играло роль грузового отсека. К кольцу привязали также горизонтальную мачту, вернее сказать, рею для паруса. Парус был из трех секций, общей площадью около восьмидесяти квадратных метров.
Предназначенные для управления шаром три гайдропа прикрепили к строповому кольцу, перебросили через северную стену эллинга и расстелили на земле. То же самое сделали с восемью балластными тросами, каждый из которых был длиной около семидесяти метров.
Гондола стояла у входа в эллинг, полностью снаряженная для полета. Она была сплетена из ивовых прутьев на каштановом каркасе. Ее сделали цилиндрической, а не кубической, как обычно. Диаметр гондолы — два метра. Другими словами, даже высокий человек мог удобно отдохнуть на нарах, устроенных на полу. Гондола была с крышей тоже из ивовых прутьев. Высота от пола до потолка неполных полтора метра. Снаружи стенки и крышу обтянули толстым брезентом с водоотталкивающей пропиткой.
Гондола предназначалась прежде всего для отдыха. Во время маневрирования команда должна стоять на крыше, защищенная поручнями, так называемым инструментным кольцом. Между этим кольцом и крышей Андре распорядился натянуть парусину — во-первых, чтобы увеличить безопасность экипажа, во-вторых, чтобы оброненные предметы не сваливались за борт.
Причальные канаты и мешки с песком прижимали аэростат вниз, так что строповое кольцо лежало на полу эллинга. Прикрепить к нему шесть стропов от гондолы в момент старта было делом недолгим.
Машурон доложил, что за первые пять дней шар терял примерно тридцать — тридцать пять кубометров газа в день. Это отвечало уменьшению подъемной силы на тридцать три — тридцать восемь килограммов в день.
— Вполне терпимо, — сказал француз. — При такой утечке шар больше месяца продержится в воздухе.
В четверг 1 июля шар проверили на нагрузку, цепляя мешки с песком за сеть и строповое кольцо. Оказалось, что с учетом веса гондолы и членов экипажа он может поднять около тысячи семисот килограммов балласта, не считая груза над кольцом.
В тот же день были завершены кое-какие работы в эллинге, призванные свести к минимуму всякий риск при старте. Выступающие части эллинга, которые могли повредить оболочку, либо удалили, либо покрыли толстым слоем войлока. По средней линии шар опоясали кожаными ремнями, они крепились к железным скобам с внутренней стороны южной стенки эллинга. Это сделали для того, чтобы аэростат не так сильно дергался в стороны. Скобы тоже обмотали войлоком. Многочисленные причальные канаты заменили тремя прочными тросами, которые надо было одновременно обрубить в решающую минуту.
Все эти меры были необходимы. Обычно для запуска аэростата ждут сравнительно спокойной погоды с умеренными благоприятными ветрами. Наш взлет должен был стать уникальным в истории воздухоплавания. Мы ждали крепкого ветра — крепкого южного ветра.
В четверг, 1 июля, вся подготовка аэростата закончилась. Теперь оставалось только ждать.
Дул слабый ветер, преимущественно северной четверти.
Мы с Андре побывали на леднике южнее горы Сведберга, который на карте Стриндберга 1896 года был обозначен как «глетчер Лашамбра». Мы подстрелили с десяток птиц; Андре клал их в небольшие мешочки и тщательно записывал, в котором часу и на какой высоте над уровнем моря они добыты. Кроме того, он взял много образцов флоры — карликовые растения, мхи и водоросли. У кромки ледника он собрал множество личинок, куколок и прилипших к влажному льду насекомых.
— Скоро пять недель, как дуют эти северные ветры, — сказал Машурон.
— Тем лучше, — ответил Андре. — Чем дольше будут дуть северные ветры, тем больше вероятность, что их сменят южные.
— Простой и естественный вероятностный подход, — заметил Сведенборг.
Во вторник, 6 июля, впервые подул южный ветер, сопровождаемый облачностью и дождем. Он переходил от юго-востока к юго-западу и постепенно набирал силу.
Была объявлена готовность номер один. Стаке отправился к водородному аппарату, чтобы подготовить все для окончательного заполнения оболочки. Люди, назначенные сносить оставшиеся секции северной стены эллинга, заняли свои посты.
Андре изучил показания наших метеорологических приборов, сравнил направление ветра на берегу с показаниями флюгера Стриндберга, понаблюдал за движением облаков.
