— Чересчур сложно. И не убедительно, — стояла на своем королева, защищая скорее себя, а не Колона. — Доверчивой оказалась не только я. Доводы Колона убедили и фрея Диего. Неужели они потеряли свою убедительность только потому, что Колон не смог представить карту?
— Моя вера в его расчеты, — ответствовал Деса, — базировалась на вере в самого Колона и, естественно, на том, что его поддержал Тосканелли. Именно я поднял вопрос о флорентийской карте, когда стало ясно, что аргументы Колона не представляются достаточно убедительными членам комиссии. И признаюсь, у меня возникли серьезные сомнения в правдивости его утверждения о краже.
Сантанхель попытался развеять впечатление, которое произвели слова Десы:
— А вот у меня не возникло ни малейших сомнений. Я узнаю благородство, когда вижу его, а Колон слишком благороден, чтобы опускаться до лжи.
— Доверчивость, вижу, уживается в тебе вместе с оптимизмом, — король Фердинанд вновь рассмеялся. — Beроятно, вы согласитесь, мадам, что нам следует заняться более важными делами и не возвращаться к этому вопросу, пока дон Луис не докажет нам, что этот Колон не обманщик.
Королева неохотно кивнула, однако улыбка, дарованная Сантанхелю, показала тому, что искорка надежды все же остается.
Поэтому, несмотря на поздний час, он и пошел к алькальду, чтобы убедиться, что розыски начаты. Там и застал его коррехидор.
— Мы уже начали расследование, — доложил дон Ксавьер. — Венецианцы утром отправляются в Малагу, чтобы сесть там на корабль. Мулов они заказали на восемь утра. Вы согласитесь со мной, дон Мигель, что их отъезд — прямое свидетельство того, что порученное им задание выполнено. То есть карта и письмо у них.
Алькальд сухо кивнул. Сантанхель же встрепенулся — Но почему вы не приняли никаких мер, придя к такому выводу? Этих людей нельзя выпускать из Кордовы!
— Напротив, пусть уезжают,— усмехнулся коррехидор. — У нас нет приказа на их задержание, и едва ли мы его получим.
— Разумеется, не получите, — заверил его алькальд.
— Что же делать? — растерянно спросил Сантанхель.
— Мы не можем помешать их отъезду, — коррехидор продолжал усмехаться, — но в наших силах воспрепятствовать их прибытию в Малагу.
Глава 30. Цыгане
Толпа, запрудившая в то субботнее утро в самом начале июня улицы Кордовы и дорогу, ведущую на юго-восток, задержала отъезд венецианцев. Ибо в те часы владыки Испании, сопровождаемые отборными войсками, отправились в Бегу, чтобы лично руководить решающим штурмом Гранады.
А вслед за ней Рокка и Галлино через тот же мост отправились в Малагу. Вместе с ними, чуть впереди, ехал погонщик мулов, у которого они наняли животных. Двигались они не спеша, под мелодичное позвякивание колокольчиков на шее мулов.
На другом берегу реки, под раскидистым деревом, расположилась корчма. Полдюжины мужчин о чем-то оживленно болтали с полными кружками в руках. Своих мулов мужчины привязали к железным кольцам в заборе. Худые, поджарые, небрежно одетые, они чем-то напоминали степных волков.
— Цыгане, — пренебрежительно процедил погонщик мулов, когда он и венецианцы проезжали мимо.
Скоро они миновали окраину, а милей позже услышали позади топот копыт, и погонщик мулов предложил венецианцам отъехать на обочину, чтобы пропустить приближающуюся кавалькаду. В промчавшихся всадниках он распознал цыган, что недавно пили вино у моста, и долго честил их, пока не осела поднятая ими пыль.
Не спеша они поднялись на холм, за гребнем которого скрылись цыгане, придержали мулов, чтобы те могли отдышаться.
Внизу текла речка, справа зеленел лес, в который ныряла серая лента дороги, слева тянулись виноградники, за ними начинались зеленые пастбища.
Под синим безоблачным небом они двинулись вниз, и уже достигли леса, когда раздался громкий крик и из-под сени деревьев возникли три всадника, преградивших им путь. То были все те же цыгане, и их предводитель, долговязый, тощий, в широкополой шляпе и с черной тряпкой, закрывавшей пол-лица, на полкорпуса опережал своих спутников.
Хриплым голосом он приказал путешественникам остановиться, хотя те и так замерли на месте, едва увидев незнакомцев.
— Господи Боже, защити нас! — заверещал погонщик мулов.
Но Галлино и Рокка были не из тех людей, кто легко впадает в панику. Они спросили, что всадникам угодно. Предводитель расхохотался.
— Ваши пожитки, благородные господа. Спешивайтесь, да поживее!
Шум за спиной заставил Галлино обернуться. Еще трое цыган появились сзади, отрезая путь к отступлению.
Рокка выругался. Галлино не стал попусту сотрясать воздух, он обнажил меч.
— Вперед, Рокка! Изрубим их в куски!
Шпоры вонзились в бока мулов, животные рванулись вперед, венецианцы привстали на стременах, занеся мечи для удара.
Но предводитель ускользнул от меча Галлино, а сам толстой палкой изо всей силы ударил венецианца по голове. Легкая бархатная шапочка оказалась ненадежной защитой. Удар выбил Галлино из седла, и, бездыханный, он упал на землю.
Рокке повезло ничуть не больше. Цыган, на которого он напал, поддел такой же длинной палкой передние ноги его мула. Животное рухнуло на колени, а Рокка по инерции полетел вперед, врезавшись головой в землю.
Очнулся Рокка на мшистом берегу ручья. Открыв глаза, он увидел привязанного к дереву погонщика мулов, затем — Галлино, без чувств лежащего рядом. Их окружали смуглые суровые лица. Он чувствовал, как руки шарят по его телу. Попытка подняться не удалась, ибо грабители связали ему руки и ноги. Камзол с него сняли. Грубый голос под ухом известил предводителя, что денежного пояса нет.
— С этим все ясно, — ответил тот. — Займись другим.
Грабитель оставил Рокку, который перевернулся на бок и в бессильной ярости сверлил глазами предводителя цыган. Тот уже вывернул все карманы камзола Рокки и теперь ощупывал материю. Вскоре он нашел утолщение, взрезал подкладку и вытащил спрятанный между ней и бархатом тонкий клееный мешочек. Отбросил камзол, раскрыл мешочек и достал карту и письмо Тосканелли. Внимательно осмотрел их и убрал туда же. Мешочек положил в свой карман и посмотрел на грабителя, обыскивающего Галлино.
— Оставь его. Пусть лежит, — предводитель покачался на каблуках.— Мы можем трогаться.
К Рокке вернулся дар речи.
— Подождите! — воскликнул он. — Подождите! Возьмите наши деньги. Бумаги не представляют для вас никакого интереса. Оставьте их мне.
Бандит усмехнулся:
— Значит, не представляют? Тогда почему же ты прятал их? Зашивал в камзол? Я найду ученого книгочея, и мне скажут, сколько они стоят. Поэтому пока они останутся у меня.
Рокке удалось сесть, хотя голова у него раскалывалась на части.
— Если кто за них и заплатит, так это я.
— И сколько же ты заплатишь?
— Десять тысяч мараведи, — последовал ответ.
— Значит, они стоят по меньшей мере сто тысяч, — рассмеялся предводитель.— Спасибо, что сказал об этом.
А покупателя я найду сам.
— С этими поисками вы угодите в петлю. Послушайте меня. Вы получите свои сто тысяч.
Предводитель вновь расхохотался.
— И где же ты их возьмешь?
— В Кордове. Приходите ко мне завтра и...
— ...и ты накинешь мне на шею ту самую петлю, о которой только что упоминал. Святой Хамес! Ищи простачков в другом месте.
— Но послушайте...
— Ты и так наговорил достаточно.
К тому времени Галлино не только очнулся, но и достаточно точно сумел оценить ситуацию.
— Одну минутку, друг мой! Одну минутку! — Он замолчал, перемогая нахлынувшую волну боли. — От вас не убудет, если вы выслушаете меня. Отдайте моему приятелю этот мешочек с бумагами и отпустите его в Кордову за деньгами… А я останусь у вас заложником, пока он все не заплатит.
— Я знаю, к чему это приводит, — предводитель покачал головой. — Мне хватит и того, что у меня есть.
И он зашагал прочь, на ходу отдавая приказы. В его манерах чувствовалась военная выправка, и слушались его беспрекословно.
На минуту предводитель остановился возле погонщика мулов, с которого уже сняли путы.
— Освободишь своих господ, когда мы уедем. До Кордовы доберетесь пешком. Идти-то всего три лиги. Мулов мы заберем с собой. Ты сможешь найти их в корчме Ламего у Мавританского моста. — Он поклонился венецианцам, махнул широкополой шляпой. — Оставайтесь с миром, господа мои.
В прескверном настроении, с гудящими головами агенты Совета трех, сопровождаемые погонщиком мулов, вышли из леса. Им не оставалось ничего другого, как возвращаться в Кордову на своих двоих.
Солнце уже скатилось к горизонту, когда они добрались до Мавританского моста. Уставшие, покрытые пылью, венецианцы ввалились в просторный зал. Плюхнувшись на деревянную скамью, Рокка громким раздраженным голосом потребовал вина. Корчмарь с подозрением оглядел его рваную одежду, окровавленную повязку на голове Галлино. И обслужил их лишь потому, что хорошо знал Гавилана, погонщика мулов.
