— Ты сильно ошибаешься, если считаешь, что у тебя мо…
Маленький силовой пистолет, почти игрушка, легко умещается в ладони. Выстрел беззвучен, смерть мгновенна. Серьезные люди, однако, оружием его не считают: слишком невелик радиус эффективного поражения.
Грузно упало на пол неуклюжее тело. А под ноги Марко — пестрый платочек, повод держать руку в кармане.
Марко дрожащими пальцами засунул его на место. Пистолет тоже. Пистолет придется выбросить, но не сейчас. Где-нибудь подальше отсюда.
Экспериментирую с прямой связью. Контролировать сознание получается все лучше. Но выть хочется от накатывающих перспектив. От неизвестности. Место на станции оплачено до завтрашнего полудня, а мои личные сбережения позволят продлить этот срок максимум на сутки.
Сегодня надо еще раз поговорить с Яром. Наконец выяснить, что меня ждет. Что нас ждет, весь корабль. Всех, кто здесь живет, трудится, надеется на что-то.
Поговорить с Яром и завершить спонтанно родившуюся операцию по зачистке рядов служащих от нежелательных элементов. Таких Мария насчитала двенадцать. Все уже немолоды, все — одиночки. Опасны ли… не знаю. Не хотелось бы проверять.
Найти Яра в вихре снежинок проще простого. Нужно слепить из подвернувшегося пространства нечто, хотя бы чуть-чуть похожее на человека, и назвать это что-то его именем. Наделить именем, позвать по имени. В бортовом архиве не сохранилось ни единого его изображения. Но с маской разговаривать я не хочу. Леплю лицо. Лицо получается некрасивое, узкое, но с крупными чертами. Сквозь дымку вездесущих снежинок деталей не разобрать.
Ответ приходит мгновенно: узнаю по зиме. Протягиваю вперед ладонь, поспешно воздвигая на ней крупную стрекозу. Говорю:
— Здравствуйте, Яр. У меня получилось сделать стрекозу. Это нормально?
— Вы быстро учитесь. Только разве это стрекоза?
— А что? У нас на Итаке как раз такие и водятся.
— Понимаю.
— Яр, я позвала вас для серьезного разговора. Я… пойму, если вы не пожелаете дальше вести этот корабль. Я пойму, если вы решите покинуть борт. И не вправе вас удерживать…
Молчание. Что же, я договорю. Я для этого и затеяла встречу.
— …но вы должны знать. Через сутки или мы покидаем станцию, или я буду вынуждена искать покупателя на извоз. И искать быстро.
— Понимаю. Это наверняка означает возвращение старых друзей в прежние каюты. Вы могли бы обратиться на завод и попытаться получить нового летуна.
— Могла бы.
— Не хотите этого делать?
— Не знаю. Я почему-то чувствую себя виноватой перед вами.
Долгая пауза. Потом:
— Закройте глаза. Не пытайтесь цепляться за реальность.
Я почувствовала ветер. И чью-то ладонь на своем плече. Мир перестал клубиться плотной метелью вокруг — он расширял границы. Звезды были теплыми домами, в которых меня ждут. И я знала, как до них добраться. Как их звать, чтобы они отзывались мне. Звезды были музыкой, которая звучала сквозь меня. Я летела по мерцанию радуг и перекрестьям лучей… Рядом уверенно бился пульс корабля. Корабль слеп, но верит мне и готов следовать за мной…
— Летишь… — Морозное утро, иней на сухих стеблях…
Лечу, зажмурившись, сквозь токи холода и тепла, сквозь свет и тьму. И это прекрасно. Прекрасно до слез. Как в той давней детской мечте. Космос отчетливо стал пахнуть бабушкиными пирогами и горячей травой…
— Тише, тише. Иначе мы уйдем в прыжок, даже не подготовившись. Теперь вижу, что хорошему интуиту никаких жизней не надо, чтобы половину Вселенной облететь. На одном голом энтузиазме. Возвращайтесь. Хватит с вас полетов на сегодня.
— И все-таки вы не ответили.
— А вы въедливая особа.
— Так какой будет ответ?
— Положительный. Положительный, хозяйка.
Хозяйка. Ну, что же. Раз так, буду наводить порядок в хозяйстве. Тем более что начало уже положено.
Час икс. Яра из-под удара я вывела, от греха. Сидит в смежной комнате, в компании с Андреем.
Я же… медитирую над рассылкой. Двенадцать имен. Двенадцать приказов об увольнении.
Если мы кого-то пропустили, это может грозить бедой.
Мария обещала, что ее друзья из секции управления приглядят за тем, чтобы все двенадцать покинули борт. Но на душе все равно тревожно. Они ведь могут и не захотеть выполнить приказ. Такой приказ.
Корабль я чувствую теперь постоянно. Как что-то огромное и живое. Добрый зверь, приткнувшийся подле ног. Добрый и беззащитный. У него есть только Яр… бр-р, просто ледышка. И я. Он нам верит. И я намерена оказаться достойной этого доверия.
Вызов от Марии:
— Ильза, четверо направляются к вам. Будьте готовы.
Я готова. Я знаю, что им сказать, если вдруг вздумают возмущаться. Я хозяйка этого корабля. И я уже привыкла к этому статусу.
Холодная волна по спине. Напоминание без слов: мы здесь. Держись! Ну что же, буду держаться.
Звонок коммуникатора. Сообщение о гостях. Впустить? Впускаю.
Да. Четыре абстрактных уволенных головореза и эти самые товарищи в реальности — это все же большая разница. Хотя в комнату вошли лишь двое.
Поднимаюсь навстречу:
— Здравствуйте, господа…
Тот, что стоит впереди, начинает движение, и я почему-то заранее знаю: у него в руке пистолет или нож, и это серьезное намерение убивать, а не желание припугнуть зарвавшуюся дуру. Сразу начинаю уклоняться, но знаю: если у него есть пистолет, больше чем от одного выстрела уйти не получится.
Вселенная накатывает на меня черной мгновенной волной, скручивает, словно прачка — белье, швыряет во тьму, за которой глухо звучат выстрелы и крики. Меня же почему-то волнует только один вопрос — обязаны все лошадки носить эти дурацкие маски или все-таки нет? Мне такое украшение вряд ли пойдет…
Лежу на полу в смежной комнате. Там, где я только что была, — хаос и беготня. Пахнет горелым пластиком или чем-то похожим. Мой корабль не на шутку взволнован, и я спешу успокоить его: со мной все нормально. Нормально…
И с Яром все нормально. Я почему-то уверена, что если бы он в этой перестрелке пострадал, мы с корабликом узнали бы об этом первыми.
Только шевелиться больно, и кровь… Моя, наверное.
Снова пришла в себя на диване в своей комнате. Боли уже не ощущалось, но голова была тяжелая.
Оглядела помещение. Следы побоища впечатляли. Обзорная панель выведена из строя, похоже, навсегда. Ничего, если у нас все получится, купим новую.
Симбионт сидит в кресле напротив и внимательно смотрит на меня. И опять не ясно, что за этим взглядом прячется. Жертв перестрелки не видно, но пятна крови на полу наличествуют. Мария устроилась в ногах моего дивана, спина прямая и строгая. Все, больше никого нет.
Спрашиваю, чем кончилось, но приходится повторять два раза. С первого раза слишком тихо получилось.
Холод, словно саван, на миг укутывает меня до пят. Яр. Все-таки как я его слышу?
— Андрей застрелил одного, но сам был серьезно ранен. Сейчас его штопает станционный врач. Вас, Ильза, он уже подлатал. Но велел отдыхать минимум сутки.
— Угу. Есть у нас эти сутки… а остальные?
— Те двое, что были за дверью, предпочли скрыться. Второго уже забрала полиция.
— Кстати, новость, — грустно сообщила Мария. — Дэн Колли застрелен. Вчера. В собственной приемной. Разыскивают Андреаса Марко.
— А как я оказалась в другой комнате? Или мне это приснилось?
Вновь обволакивающий холод. В такой компании быть мне вечно простуженной!
— Я тебя выдернул. Чего только не сделаешь в состоянии стресса.
«Тебя». Договорились, значит. Всего-то и нужно было подставиться под пулю…
— Научишь?
— Потом.
Я неожиданно вспомнила свой давешний бред про маску. Спросила:
— И что, все лошадки такое носят? А я почти соблазнилась…
— Только самые невезучие, — отвечает почему-то Мария. — Которым морду плазмой жгли. На глазах у…
Холод превращается в зверскую стужу, и я быстро говорю:
— Мария, прекратите! Это не тема для обсуждения.
Она замолчала, но морозец развеялся еще не скоро.
«Крылатый» элегантно завершает разворот, вливаясь в поток швартовочных дорожек. Космос пахнет земляникой — здесь нас ждет суетный порт, несколько разовых контрактов и, возможно, удача. Космос играет в очередную жизнь, предложенную Яром — образы скользят по краю сознания: музыка чьей-то юности. Мы идем за мечтой. За своей или чьей-нибудь, если нам по пути. Три тысячи жизней Яра — три тысячи горящих окон, до которых мы можем долететь, если захотим. Да, не тридцать тысяч. Но куда нам столько сейчас-то? Дайте добраться до самых близких.
Кручу в руках маску, которая не маска. Уж вернуть симбионту нормальный человеческий облик современная медицина оказалась способна.
Яр хотел ее выкинуть. Но мы с Андреем уболтали оставить на память и в назидание потомкам.
Изнутри она пористая и рельефная, снаружи — гладкая. Дотрагиваться неприятно, но само действие завораживает.
