Жан-Батист Мольер - Ученые женщины

О нем вы судите иначе оттого,
Что видим в свете мы совсем ином его.

Какую весть я вам принес, когда б вы знали!
Опасности во сне мы грозной избежали.
Совсем вблизи от нас светило пронеслось;
Оно рассыпалось, пронзив наш вихрь насквозь.
Столкнись оно с землей на линии орбиты,
Земля бы, как стекло, была в куски разбита.

Ну, этот разговор продолжим мы потом.
Наш гость приятности совсем не видит в нем,
В невежестве привык он находить усладу,
И вызывает в нем наука лишь досаду.

Смягчить бы я хотел суровость этих слов.
Я ненавидеть лишь, сударыня, готов
Тот дух, то знание, что вносит развращенье;
А по себе они прекрасны, без сомненья.
Скорее предпочту в рядах невежд я быть.
Чем так, как кое-кто, ученым вдруг прослыть.

Нет, не могу никак я согласиться с этим,
Мы от науки вред едва ли где заметим.

Но видно нам из слов и некоторых дел,
Что дураков плодить - порой ее удел.

Отменный парадокс!

Хоть я не ловок в спорах,
Но доказательств я нашел бы целый ворох.
Не хватит доводов - так вместо них всегда
Примеры славные найду я без труда.

Навряд ли бы они нас слишком убедили.

Неоспоримые найду я без усилий.

Примеры славные? Не видит их мой взгляд.

А у меня от них уже глаза болят.

Не знанье дураков плодит на самом деле,
А лишь невежество - так думал я доселе.

О, коль ученый глуп, - скажу наверняка,
Что он куда глупей простого дурака!

Но вашим принципам противен смысл обычный:
"Невежда" и "дурак" вполне синонимичны.

Употребленье слов твердит скорей о том,
Что неразрывна связь педанта с дураком.

В невежде глупость мы увидим обнаженной.

Наука глупости прибавит к прирожденной.

Таятся в знании заслуги без конца.

Но знанье в хвастуне рождает наглеца.

Должно невежество вам быть уж очень милым,
Коль защищаете его с таким вы пылом.

Да, мило мне весьма невежество с тех пор,
Как разглядел иных ученых я в упор.

Сии ученые, коль их понять толково,
Ценнее выскочки, мне кажется, иного.

Да, ежели о том спросить ученых сих;
Но что до выскочек, то взгляд другой у них.

Мне, сударь, кажется...

Сударыня, простите!
Ужель противник мой нуждается в защите?
Он в натиске силен: я сам борьбе не рад,
И защищаюсь я, лишь отходя назад.

Но каждый выпад ваш, что с остротой обидной
И...

Вновь защитник? Что ж! Пора кончать, как видно.

Словесный спор такой в беседе допустим,
Но с тем, чтоб не была задета личность им.

Э, право это все его не оскорбляет!
Он, как любой француз, насмешку понимает.
Еще и худших стрел уколы знает он;
На них не отвечал он, славой защищен.

Я слушал, право же, без тени удивленья,
Что здесь подобное отстаивалось мненье.
Все ясно: при дворе усердны вы весьма,
Двору ж, известно всем, нет дела до ума.
Да, там невежеству благотворят открыто,
И как придворный вы невежеству защитой.

Вы очень сердитесь на этот бедный двор!
Несчастный! Каждый день ему терпеть укор,
Умов блистательных перенося тирады,
Где те сорвать на нем спешат свою досаду
И, на него ворча за вкус его дурной,
Его готовы счесть всех бед своих виной.
Дозвольте ж, сударь мой, подать вам откровенно,
При всем почтении к талантам Триссотена,
Совет; вам, господа, давно уже пора
Смягчить ваш резкий тон по адресу двора;
И, право, двор не так уж глуп на самом деле,
Как все вы, господа, себе внушить сумели;
В нем хватит разума, чтоб толк понять во всем.
Мы там хороший вкус себе и создаем;
И просто светский ум ценней (скажу без лести)
Педантства темного всех вас, ученых, вместе.

О вкусе их судить мы можем по плодам.

Ну, сударь, чем так плох он показался вам?

Чем? К славе Франции не приложили ль руки
Великий Разиус и Бальдус, честь науки?
И хоть заслуги их заметит каждый взор,
Вниманья и даров не уделил им двор.

Я вижу вашу скорбь. Ведь скромности лишь ради
Вы скрыли, что и вас тут обошли в награде;
Так умолчим о вас. Но так ли уж нужны
Те два великие героя для страны?
Иль их писания несут столь важный дар нам,
Что двор им кажется таким неблагодарным?
И сетуют они, что их до этих пор
Потоком милостей не заливает двор!
Как Франции нужны, подумать, их познанья!
Не обойтись никак двору без их писанья!
И каждый из троих несчастных этих ждет,
Раз напечатан он и втиснут в переплет,
Что будет возведен он в важную персону,
Что сможет он пером решать судьбу короны,
Что на малейший шум вокруг их новых книг
К ним пенсии должны слетаться в тот же миг...
Вселенная на них взирает непрерывно,
И имя каждого увито славой дивной;
В науке, ясно, он светило из светил:
Он знает, кто о чем когда-то говорил;
Он хлопал тридцать лет глазами и ушами;
Он девять тысяч раз просиживал ночами,
Латынь и греческий стараясь в мозг впихнуть
И погрузив свой ум в ученейшую муть
Всей ветхой чепухи, что лишь вмещают книги;
Он знаньем пьян своим во все часы и миги.
То люди без заслуг; все, в болтовне пустой.
Негодны ни к чему, и чужд им смысл простой,
И людям всем на смех, а также на докуку
Кричат они везде про разум и науку.

Ваш пыл весьма велик, и гневный ваш порыв,
Движенье сильное природы в вас явив,
Соперничеством здесь, как побужденьем скрытым...

Ученый, что у вас недавно был с визитом
И у кого слугой быть я имею честь,
Усердно просит вас письмо его прочесть.

Какую важность бы письмо ни представляло,
Я все-таки, мой друг, скажу вам: смысла мало
В том, чтобы речь прервать вот так, ворвавшись вдруг.
Вам следовало бы спросить домашних слуг,
Коль действовали б вы со знаньем правил света.

Себе, сударыня, я запишу все это.

Я брак замыслила - и вот со всех сторон
Избранник доблестный врагами осажден.
Их происки ясны. Не допущу уступок!
Должна я совершить решительный поступок!
Пускай поймут, к чему старанье их ведет.