ПРИЕЗЖИЙ: Да постойте, Вы лучше сами пойдёте, тогда и скажете… А он – переврёт.
СВЕТЛОВИДОВ: Переврёт, вижу, что переврёт! Эх, Миша, а я было тебя поцеловать хотел за комиссию… Коли не переврёшь, десять рублей тебе, скачи скорей… Шампанское, главное – шампанское чтобы выкатили, да и коньячку, и красного, и белого, и всего этого, как тогда… Они уж знают, как тогда было.
ПРИЕЗЖИЙ: Да слушайте Вы!.. Я говорю: пусть он только сбегает разменять да прикажет, чтобы не запирали, а Вы пойдёте и сами скажете… Давайте Вашу кредитку. Марш, Миша, одна нога там, другая тут!
Миша убегает.
Ну, теперь пойдёмте мыться. Положите деньги на стол али суньте в карман… Вот так. Идём… Да снимите сюртук. Смотрите, у Вас и сюртук в крови…
СВЕТЛОВИДОВ: Это… это не сюртук. Только немного тут, у рукава… А это вот только здесь, где платок лежал. Из кармана просочилось… Я на платок-то у Фени – сел, кровь-то и просочилась…
ПРИЕЗЖИЙ: Угораздило же Вас… Подрались, должно быть, с кем… Вы в этой рубашке и поедете? Куда это Вы едете? Смотрите… Весь обшлаг правого рукава в крови.
СВЕТЛОВИДОВ: Да, в крови…
СВЕТЛОВИДОВ: Некогда. А я вот. Вот видите… я вот здесь край рукава загну, его и не видно будет под сюртуком… Видите!
ПРИЕЗЖИЙ: Говорите теперь: где это Вас угораздило? Подрались, что ли, с кем? Не в трактире ли опять, как тогда?.. Не опять ли с капитаном, как тогда, били его и таскали? Кого ещё прибили… али убили, пожалуй?
СВЕТЛОВИДОВ: Вздор!
ПРИЕЗЖИЙ: Как вздор?
СВЕТЛОВИДОВ: Не надо. Это я старушонку одну на площади сейчас раздавил.
ПРИЕЗЖИЙ: Раздавили? Старушонку?
СВЕТЛОВИДОВ: Старика!
Смеется.
ПРИЕЗЖИЙ: Э, чёрт возьми, старика, старушонку… Убили, что ли, кого?
СВЕТЛОВИДОВ (машет рукой): Помирились. Сцепились – и помирились… В одном месте. Разошлись приятельски… Один дурак… он мне простил… теперь уж наверно простил… Если бы встал, так не простил бы… Только знаете: к чёрту его. Слышите, Пётр Ильич. К чёрту, не надо! В сию минуту не хочу!
Закрывает лицо руками и стоит; пауза.
ПРИЕЗЖИЙ: Не надо, так не надо… Я Вас в коляске буду ждать, Василь Васильич.
На цыпочках уходит; на сцене – один Светловидов.
СВЕТЛОВИДОВ (в луче света):
Да, я – бродяга, пугало на вид,
Терзаем сворой собственных затей…
Я продал всё! Не продал – лишь обид
От вечно подновляемых страстей…
И правда, что живу я в шалаше,
Я дряхл, как он: хоть гроб себе готовь…
Но я иную молодость в душе
Нашёл и с ней тебя, моя любовь!
Всё кончено! Лишь вечность – без границ.
Но и теперь я страсти не лишён:
К Твоим стопам я припадаю ниц,
Мой друг Господь, – с Тобой я обручён!
Прими меня, как бы с Небес сойди
Прижать раба к святой Твоей груди!..
Протягивает руки вперед и вверх; свет гаснет.
КОНЕЦ ПЬЕСЫ
Сон Попова
Фантасмагория в 3-х частях
Друга, вы слышите ль крик оглушительный:
«Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остаётся, мечтатели?..
Сдайтеся натиску нового времени,
Мир отрезвился, прошли увлечения…
Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?..»
Алексей Толстой
АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ
МИХАИЛ ПЕРШИН (С участием В. ГЕРМАНА)
Попов, советник
Д ы л д а
К о р о т ы ш к а } трое в шинелях
Ж е н щ и н а
На авансцене – трое в длинных (до пола) шинелях: Дылда, Коротышка и Женщина. У каждого в руке по пачке бумажных листов. Читают без выражения:
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА:
«Приснился раз, Бог весть с какой
причины
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приёмный зал вошёл без панталон.
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии: отлично выбрит он,
Темляк – на шпаге, всё – по циркуляру,
Лишь – панталон забыл надеть он пару!».
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА:
«И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил промах,
Как уж вошёл. «Ну, – думает, – уйду!».
Не тут-то было! Уж давно в хоромах
Народу тьма; стоит он на виду,
В почётном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути…
«Нет, – он решил, – нет, мне нельзя уйти!..»
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:
«…А вот я лучше что-нибудь придвину
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!».
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
«Эх, – думает, – недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее
начальство!..».
В глубине сцены загорается свеча. Она стоит около кровати, на которой спит Попов. Шинели медленно оборачиваются и смотрят на спящего. Потом на цыпочках подходят к кровати. Дылда берёт Попова за плечо. Попов просыпается и, недоумённо оглядываясь, садится на кровати.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А мы – к Вам, Тит Евсеич…
Протягивает руку для поцелуя. Попов выпрастывает руку из-под одеяла, но в последний момент она отдергивает руку и переходит на официальный тон.
Попов, Тит Евсеевич?
Попов кивает.
Я спрашиваю: Попов, Тит Евсеевич?
ПОПОВ: Да.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Советник?
ПОПОВ: Да.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (читает):
«И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил промах,
Как уж вошёл. “Ну, – думает, – уйду!”
Не тут-то было…».
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Не тут-то было…
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Пожалте бриться!
Дылда сдёргивает с Попова одеяло. Оказывается, что Попов – в штанах. Он сам удивлён этим обстоятельством. Шинели иронически хмыкают.
Попов встаёт и идёт, Шинели – следом. По дороге Женщина гасит свечу. Кровать отъезжает в глубину сцены. Выдвигается стол, за который садится Шинель-коротышка (он – уже без шинели, в гимнастёрке). По мере этих перемещений на сцене становится всё светлее. Попов садится перед Коротышкой. Дылда и Женщина отходят.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Ваша фамилия – Попов, если не ошибаюсь?
ПОПОВ: Попов.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Тит Евсеич, если не ошибаюсь?
ПОПОВ: Тит Евсеич.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Советник Попов, Тит Евсеич. Не ошибаюсь?
ПОПОВ: Советник.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Видите: мы редко ошибаемся.
ПОПОВ: Простите?
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Ну что вы, что вы… Мы ещё не начали, а вы уже: «простите»… Помилуйте – за что?
ПОПОВ: Я имел в виду…
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Давайте не будем опережать события. Достанем бумажку, ручечку…
(Ничего доставать не надо: бумага и ручка – перед ним)
И, не торопясь, разберёмся. Бывает, знаете ли: всё выяснится, и мы – мы сами! – просим прощения. Так что не надо спешить. Чего-чего, а времени у нас с вами…
Берет ручку.
Фамилия?
ПОПОВ: Чья?
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Ваша, ваша…
ПОПОВ (пожав плечами): Попов.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Имя?
ПОПОВ: Тит Евсеич.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Отчество?
ПОПОВ: Евсеич.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (рвет бумагу, на которой он все это записал и выбрасывает в корзину): Ну, остальные детали мы с вами и так знаем: возраст, чин, по какому ведомству служите…
Роется в бумагах, находит нужный листок, смотрит в него.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (читает у себя):
Да… «Не тут-то было! Множество
знакомых
Его увидеть могут на пути.
“Нет, – он решил. – Нет, мне
нельзя уйти!..”»
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Прямо, как отсюда… Да, Тит Евсеич? Нельзя уйти. А… почему, собственно?
ПОПОВ: Видите ли…
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Видим. Мы – всё видим!
ПОПОВ: Это же… Это же был сон!
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Это-то как раз мы знаем… Сон!.. Вот люди! Думают: сон, так мы уж и не в курсе. Хе-хе!.. Милый вы мой! Вот если б вы наяву штанишки свои этак… скинули и… к министру!.. Да что министр?.. Ко мне – мелкой сошке – и то, я гляжу, вы в таком виде не решились. А ведь хотелось, а? Хотелось?.. Признайтесь честно.
ПОПОВ: Да что вы! Мне и в голову…
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: А вот тут вы не искренни… В голову… А сны вам куда приходят? В ногу, что ли?.. В но… в ногу!..
Хохочет до слез.
