Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии

ИЛОНКА. Даже у пана священника есть «Манес».

МИЛАН. И он у него отлично работает.

РАССКАЗЧИЦА. Удивляюсь я пану священнику, который может просто так смотреть на эти грешные голые тела. Разве что он выключает видимость и оставляет только звук. Не распаковывать, унести!

РАССКАЗЧИКИ. Телевизор отнесли в спальню, в шкаф, и он остался там, хорошо упакованный, в огромной коробке. Илонка пошла к своим птицам, Ото — к счетам, а Милан — к коровам. Потом был куплен холодильник фирмы «Минск». Это было как раз в то время, когда молоко, масло, сыр и яйца хранили в просторной кладовой. В доме — особенно летом — частенько чувствовался тухлый запах.

ИЛОНКА. У всех есть холодильник — только у нас нет, давайте купим его.

ГАНТАБАЛОВА. Холодильник — это полезная вещь, особенно сейчас, летом. Говорят, утром положишь туда теплый какао — он простоит до самого вечера… Отто, ты работаешь в Нитре, спроси у знакомого, может, он поможет.

РАССКАЗЧИКИ. У знакомого Отто был знакомый, а у того — свой знакомый, короче, через полгода им все же удалось купить холодильник фирмы «Минск».

ГАНТАБАЛОВА. Вам не жалко его распаковывать? Разве мы не обойдемся без него? Долгие годы у нас не было холодильника, и все было в порядке. Он шумит, жрет энергию, за ним надо ухаживать. Это все равно что новый член семьи. А разве нас и так мало? Не распаковывать, унести!

РАССКАЗЧИКИ. Парни в знак согласия закивали, взяли холодильник марки «Минск» и отнесли его в спальню рядом с ночным столиком. Гантабаловым удавалось почти все, они выращивали, продавали, так что не бедствовали. Перед Рождеством за ужином Илонка робко произнесла.

ИЛОНКА. Мамочка, у всех есть стиральные машины, только мы все время стираем в корыте. Я видела у Ковачковых. Нужно только положить внутрь вещи, включить воду, насыпать порошок. Там внизу есть такой винт, который, когда закроешь машинку, начинает вертеться и стирать белье. Мы сели с тетей Ковачиковой на стулья напротив машинки и два часа смотрели, как она сама стирает.

РАССКАЗЧИЦА. Говоришь, Ковачикова сидела и не стирала?

ИЛОНКА. Да, мы вместе пили кофе.

РАССКАЗЧИЦА. Когда парни привезли из Нитры стиральную машинку, поначалу казалось, что Гантабаловы начнут ею пользоваться. Но это было лишь мимолетное колебание домашней начальницы. Эта Ковачикова на какое-то время заставила ее сомневаться. Но потом она опомнилась.

ГАНТАБАЛОВА. Жалко ее распаковывать. Такая хорошая вещь. Вот распакуем ее, и она начнет изнашиваться. Испокон веков я стирала в корыте, так и дальше буду стирать, по старинке. Хотя признаться, мужики, стирать ваши трусы у меня нет никакого желания. И отнесите машинку в спальню!

РАССКАЗЧИКИ. Но со временем дошла очередь для отсрочки и окончательной нераспаковки следующих вещей: умывальник с двумя тазами, четыре кухонные табуретки, двустворчатый буфет, два дивана с подушками и два кресла, четыре шкафа, три люстры, четыре карниза, миксер, велосипед, двухколесная тележка, две лопаты, два ковша, сверлильный станок, тачка, вилы. Нераспакованными остались также и коробки с обувью и шляпами, сумки с рубашками, пальто и брюками. Дом Гантабаловых стал трещать по швам, и вдруг пани хозяйка объявила.

ГАНТАБАЛОВА. Мы построим новый, двухэтажный дом. Здесь и впрямь мало места.

РАССКАЗЧИКИ. И они принялись за строительство двухэтажного дома. Конечно, своими силами. Свои собственные планы, свои собственные задумки. Это был не самый красивый дом, но зато он был высокий и построен собственными руками. Собственноручная работа. И тогда умерла хозяйка дома, старая пани. Уже далеко не молодые сироты почувствовали невыносимую тоску. Вместо поминального обеда они решили накрыть стол на кухне в старом доме. Отто вытащил из домашних запасов закупоренную бутылку вина. Но Илонка прикрикнула на него.

ИЛОНКА. Ради бога! Жалко распаковывать, Ото, не открывай бутылку.

РАССКАЗЧИКИ. Они долго сидели в тишине, им было грустно. Мамочки не стало. Почитай отца своего и мать свою — повисло над домом и над молодыми Гантабаловыми.

ИЛОНКА. А вам не будет жалко покидать этот дом и переезжать в новый?

ОТТО. Новый дом такой красивый.

ИЛОНКА. Но к этому дому и к вещам мы прикипели всем сердцем.

МИЛАН. Да, к новому дому мы еще не привыкли.

ОТТО. Но ведь у нас и не было времени, чтобы привыкнуть.

ИЛОНКА. И впрямь, жаль переезжать в новый дом.

ОТТО. Мамочка была бы рада.

МИЛАН. Мамочка была бы рада.

РАССКАЗЧИКИ. Тридцать шесть псов сторожат дом на Каменной улице… Потому что там есть что сторожить.

Я. Утром за чашкой кофе я хотел рассказать свой сон. Но уже двадцать лет я делаю это с большим трудом.

ЖЕНА… Накануне мне позвонил Растё, сказал, что придет, но не пришел, на него вообще нельзя положиться. И я говорю, что хочешь? Я знаю, одолжить денег. А он — нет. Но ведь я тебя знаю. И сколько? Пять тысяч. Это наш Растё. И это все его жена, она и тысячу за пять минут истратит. Раз в месяц у нее поход в косметический салон, а Растё все время в одних и тех же кроссовках. Я говорю ему — возьми деньги, только потрать их на себя. Купи себе что-нибудь новое. Чтобы не выглядеть рядом с ней как провинциал из Агрокомплекса. Но он ей снова отдает все до кроны, а весь следующий год опять проходит в своих старых кроссовках.

Я. Столько всего хочется сказать, но мне все время некогда. Не удается поговорить.

ЖЕНА. У нас нет знакомого могильщика. Тоно совсем сдал, говорят, стал такой немощный и старый. Когда его не будет, кто этим станет заниматься? А вообще-то, они были и в Пиештянах, чего бы им не приехать к нам хоронить. Но, говорят, они не приедут. В Пиештянах песок, там легко копать, а у нас глинистая почва. А зимой?! За такие деньги никто не согласится. А ведь это не самая плохая работа. Получить тысячу крон за яму, да еще выпить. Но люди у нас совсем обленились, работать не заставишь. Вот почему они переехали в Бегинцы, может, оттуда приедут. Люди там толковые, наверняка сделают все по высшему разряду. Но наши депутаты опять заседали и решили, что иметь ритуальную службу из такой деревни, как Бегинцы, ниже нашего уровня. Поэтому сейчас все ждут, кто же первым умрет и кто будет копать могилу. Возможно, родственники, сняв с себя черные пальто, закатав рукава на белых рубашках, начнут копать могилу для деда. Это ужасно, и притом столько безработных. А вот могилу копать некому. А еще на кладбище вода. Это довольно неприятно, когда гроб погружают в воду. Как будто человека не хоронят, а просто топят. Ужасное зрелище. В крематории сжигают, а у нас топят. Я бы ни за что на свете не хотела, чтобы меня вот так хоронили, лучше уж пусть положат на гумне под сливой.

Я. Мне обо всем хотелось поговорить. Даже об искусстве. Например, хотелось бы поговорить о книжке «Парфюм». Довольно приятная книжка об ароматах. Здорово ее написал этот немец. Как-то раз вечером я хотел толкнуть речь о запахах и благовониях. Но у меня не вышло.

ЖЕНА. Пожалуйста, прошу тебя, просто умоляю: сиди прямо во время еды. Сколько раз я уже тебе говорила? Это выглядит ужасно, когда ты сидишь за столом как старый горбун. Я диву давалась тогда, на дне рождения сестры, когда ты ел шницель словно, повторюсь, деревенский мужлан. Правда, и остальные ели как деревенщина, но ты ведь учитель, ты должен быть примером для подражания. Я ненавижу, когда не умеют вести себя за столом… Когда человек не ест, а жрет, я этого не выношу, хочется оказаться где-нибудь подальше. Если не умеешь вести себя за столом, не общайся с людьми, запрись в своей конуре или сарае — и там ешь до отвала.