Дремов. Вот видишь!
Ворчалкина. Ничего не вижу. И видеть не желаю. И знаешь, почему я дочкам свою судьбу желаю? Потому что когда я пообвыкла да смирилась, стала домашней животиной, то поняла: ничего бабе не нужно, как выйти замуж за богача, жить в большой усадьбе, растить детей и кушать вкусные яства. Я – лентяйка.
Дремов. А ведь ты картинки рисовала, мы с тобой ходили звезды считать, созвездия угадывать.
Ворчалкина. Ты, мой возлюбленный дурак, не понимал, что и картинки эти, и созвездия были моими тебе подарками.
Дремов. Мы могли быть счастливы.
Ворчалкина. И я бы всю жизнь лямку тянула, в бедной избе жила. Одно слово, что господский дом, а в земле на три венца. Да и мясо только по воскресеньям – сплошной пост. И дети наши пошли бы в солдаты, как твой племянник Гаврила. Но бог миловал, избавил от жизни с любимым мужчиной. Избавил!
Дремов. Ты решила оставить Прелесту в расстроенных чувствах?
Ворчалкина. Чтобы потом она воспряла и забыла о солдатике, от которого никакой пользы, только вирши и драки на шпагах.
Дремов. И кого же ты ей в женихи прочишь?
Ворчалкина. Посмотрим, поглядим…
Дремов. Болтуна Фентифлюшина? Пропойцу Гремыхина?
Ворчалкина. Нет, им-то мои дочки не достанутся. Я дождусь настоящих вельмож. Спешки нет, девки мои еще молодые. Найдутся, прибегут. Сначала Христину охомутаем, потом за Прелесту возьмемся.
Дремов. Акулина, я тебя нашей бывшей любовью заклинаю!
Ворчалкина. Тоже мне, ворожея выискалась! Не хочу, чтобы из-за любви моя дочь всю жизнь в бедности прозябала. Или ты думаешь, они приданое с тобой за компанию проедать будут?
Анна выглядывает из столовой. Она слушает разговор. Она вообще мастер слушать чужие разговоры.
Анна. Простите, конечно, что я вмешиваюсь, но мне кажется, что молодой человек, о котором идет речь, имеет возможности достичь в будущем значительных успехов в карьере и особенно в стихотворчестве.
Ворчалкина. Ну вот, советчица явилась! Если такая прозорливая, вы бы, мадам, сами и выходили за Гаврилу замуж! Или тоже ищете себе мужа побогаче?
Анна. Какая это пошлость, госпожа Ворчалкина! Мой муж, скончавшись, оставил мне значительное состояние, которое позволяет мне не думать о новом замужестве.
Ворчалкина. Утешайте себя, утешайте!
Анна. Если бы я захотела, то очередь женихов к моей опочивальне выстроилась бы версты на три.
Ворчалкина. Ну и репутация у вас, милочка! Все сбегутся!
Анна. К сожалению, я не могу вызвать вас на дуэль.
Ворчалкина. Почему же – на скалках! Славный получится бой.
Анна. Мой учитель словесности советовал: если ты в расстройстве чувств или в нервном состоянии духа, начинай считать. Считай до ста. Один-два-три-четыре-пять-шесть…
Ворчалкина. Не отдам я Прелесту за вашего Гаврилу. Не отдам, и дело с концом!
Анна. Подождите одно мгновение, Акулина Панкратьевна. Послушайте строки, принадлежащие перу Гаврилы Романовича. Неужели они не вызовут отклика в вашем сердце?
Она разворачивает листок, а из раскрывшегося веера выпадает серебряная ложечка, чего Анна и не замечает. Но Ворчалкина смотрит на ложку, как легавая на дичь.
Как их ланитами златыми
Иль из кристальных вод купален между древ,
От солнца, от людей под скромным осененьем
Там внемлю юношей, а здесь плесканье дев…
Ах, какая божественная музыка звучит в этих строках!
Ворчалкина поднимает ложку и рассматривает ее.
Ворчалкина. Тут мой герб, кабан под ракитой. Откуда это у вас?
Анна. Наверное, пирожное кушала и рассеянно в веер сунула. А что?
Ворчалкина. А то, что давно у нас ложек серебряных не воровали.
Анна. Господи, какая серость! Какая глубокая провинциальная серость! Дворяне не крадут ложек.
Ворчалкина. А я не обвиняю. Я только увидела, вот и все. Так что могу вам дать совет. Как рассветет да метель уляжется, я бы на вашем месте наш дом покинула.
Анна. Не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством.
Ворчалкина. Уже злоупотребили.
Анна. Если бы не непогода, тотчас бы вас покинула.
Ворчалкина. Никто вас не неволит…
Анна возмущенно ухолит. Ворчалкина рассматривает ложку.
Она мне с самого начала не понравилась.
Некопейкин входит, на ходу записывая в амбарную книгу свои мысли.
Некопейкин. Вы что сказали?
Ворчалкина. Скажи, Некопейкин, есть ли у тебя проект, чтобы серебряные ложки не воровали?
Некопейкин. Такого проекта в записи нет, потому что он мне в голове известен.
Ворчалкина. Ну говори!
Некопейкин. Думал я об этом, потому что воровство ложек – наша национальная трагедия. И я пришел к выводу, что к каждой ложке надо прикреплять по колокольчику. И чем крупнее ложка, тем больше колокольчик. А уж на уполовник коровий колокол повесим.
Ворчалкина. Ну и дурак же ты, сосед! Как это можно вытерпеть? Ты представляешь ли себе, каково будет эти ложки мыть? Какой звон из кухни пойдет! Да и колокольчики подороже ложек скажутся.
Некопейкин. Ваша правда, немного недодумал…
Ворчалкина. А жаль. У меня как раз рубль завалялся…
Некопейкин. Акулина Панкратьевна, остановите неразумные шаги свои! Настоящее решение уже близко! Сейчас… сейчас…
Ворчалкина. Ну ты меня уморишь! Ну прямо наседка, яйцо несущая. Смотри, в штаны чего не урони.
Некопейкин. Догадался! Давайте сюда целковый. Надо во всех ложках дырки просверлить. Тогда их воровать перестанут. Кому нужна ложка с дыркой?
Ворчалкина. И в самом деле – кому? А мне, хозяйке, она на что?
Некопейкин. А вы, когда употребляете, будете снизу пальчиком затыкать! Дайте ложечку, я покажу! (Берет ложку и показывает, как затыкать дырочку.)
Ворчалкина. Ну насмешил ты меня. Но целкового не получишь, ты же не с первого раза придумал.
Некопейкин. А я и не ждал благодарности. (Печально уходит.)
Ворчалкина. Чего-то не хватает. Рубль здесь… Ложка! Ложку во второй раз украли! (Бежит за Некопейкиным и кричит.) Отдай ложку! Отдай немедленно!
На сцену выходит Саша.
Саша. Кажется, решение близко… Где мой далекий наперсник? Посмеемся над отсталостью и жадностью угнетательских слоев нашего общества. Они не заслуживают другой участи.
Некопейкин выбегает с другой стороны.
Некопейкин. Сашка! Какое счастье! Держи и спрячь. (Протягивает ему ложку.)
Саша. Что это?
Некопейкин. Мой гонорариум за последний проект!
Саша. А если меня с ним поймают, то решат, что я у тетки ложки ворую. (Возвращает ложку Некопейкину.) Мне кажется, что я решил задачку с нашими женихами. И проект этот гениален.
Некопейкин. Все мои проекты гениальные.
Саша. А ты здесь при чем?
Некопейкин. А чей же это проект?
Саша. Мой.
Некопейкин. Так ведь все знают, что изобретатель проектов – я! Ты же не можешь прийти к тетке или перед народом стать и сказать: «Я изобретатель проектов!»
Саша. Ты послушай. Значит, наша с тобой задача напугать мою тетку Акулину, женщину жадную и суеверную. Губернатором ее пугать – дело пустое. Губернатора она не испугается. Значит, надо пугать ее самим Петербургом.
Некопейкин. Правильно, и я так думал.
Саша. Должен быть императорский указ.
Некопейкин. Правильно! О чем?
Саша. О запрещении жениться.
Некопейкин. Как?
Саша. О запрещении жениться на… десять лет!
Некопейкин. Почему?
Саша. А потому что в России слишком много населения развелось, уже лошадей на всех не хватает, реки обмелели, рыбы почти не осталось, зубры в лесах попрятались – беда от перенаселения.
Некопейкин. Именно беда!
Саша. Значит, императрица подписала указ о том, что на ближайшие десять лет свадьбы запрещаются и новые дети рождаться не будут. А если кто родит, то топить ребеночка в реке, как кутенка, а мать с отцом на костер! (Саша вошел в раж, стоит в позе трибуна, а Некопейкин уже верит ему и ужасается.) Указ этот входит в силу с Рождества, то есть через две недели. И если кто не успел пожениться, сидеть ему и куковать. Все!
Некопейкин. Ну не может быть! Чтобы наша матушка-императрица на такую жестокую меру против собственного народа пошла, я не поверю!
