Гремыхин. Успеем, точно успеем. Как приданое посчитаем, так и за дело.
Ворчалкина. Какое еще приданое? Какое может быть приданое у бедной вдовы?
Фентифлюшин. Какое будет, такое будет. Нам много не нужно, лужок да лесок, речка да две печки, очень интерессан!
Ворчалкина. Я в полном недоумении…
Дремов. Я в жизни немало чепухи слыхал. Если верить всему, с ума сойдешь.
Ворчалкина. Не скажи. Я тоже жизнь прожила, и у меня так получалось, что если весть плохая, если она против людей направлена, то скорее всего это и есть правда.
Дремов. Чепуха!
Ворчалкина. А вот когда умные и неумные люди начинают кричать, что это чепуха, то тем более следует насторожиться. Против чепухи у нас громко кричать не принято. А вот если это правда…
Дремов. Что же тогда будет?
Ворчалкина. Если это правда, то бывать в нашем доме двум свадьбам!
Некопейкин(услышав эти слова). А я разбогатею. Наконец-то судьба ко мне повернулась.
Анна. Мне сказали, что вы, Акулина Панкратьевна, ложным слухам поверили. Так вот, я вас заверяю: это не более как слухи. Я вам слово даю!
Ворчалкина(уходя). Спасибо. Еще как спасибо. И если у меня оставались сомнения, то теперь, после слов этой змеи, их нет. Вы поглядите на нее – ни кожи ни рожи. Не удивлюсь, если она окажется просто старой девой с претензиями.
Анна тем временем подбегает к Державину, который стоит рядом со своим дядей и Прелестой. Неподалеку Христина.
Анна. Действуй, Гаврила. Я ждала, думала, утрясется, уляжется, ан нет – ничего не утряслось!
Державин. Я готов действовать.
Анна. Я велю запрячь наши сани. Тут, должно быть, есть какая-нибудь деревня с церковью, где вас тайно обвенчают.
Прелеста. Ах, как романтично! Такая деревня есть, верст двадцать за лесом. Нас обвенчают, Гаврила!
Дремов. Это денег стоит.
Фентифлюшин(который подслушивал). И позора на все семейство. Я полагаю, мон ами, своим долгом обратить внимание хозяйки дома на то, какие заговоры зреют за ее спиной.
Дремов. Пойдите вы отсюда подальше, маркиз.
Фентифлюшин. Пойду, пойду, церковная крыса. И тебе не удастся твой злодейский план.
Когда он уходит, остальными овладевает уныние. Они смотрят, как Фентифлюшин наушничает хозяйке дома, и та в гневе оборачивается к Анне.
Ворчалкина(громко, чтобы в любом конце гостиной было слышно). Ну доберусь я до нее! Начала с ложек, а теперь и до моей дочки добралась!
Анна. Ваше злодейство будет отомщено. Вы так жестоки к собственным дочерям, словно отдаете их на растерзание львам на римском ристалище, чтобы посмотреть, выживут или погибнут.
Ворчалкина. Для их блага, истинно для их блага.
Она удаляется победительницей, за ней Фентифлюшин, изгибается, как в танце. В дверях Ворчалкина останавливается и говорит, обращаясь к несчастным жертвам своих решений.
Пошлите за портным в Переяславль! Заказываем подвенечные платья.
В гостиной остаются Анна, Матрена, Державин, Дремов, Христина и Саша. Их разговор слышен и Некопейкину, который им незаметен.
Матрена Даниловна. Не следует ли нам, Анечка, после таких слов покинуть этот дом?
Анна. Ни в коем случае и по двум причинам. Первая, на дворе ночь, в лесу волки, в степи метель и мороз. Вторая, я не дам в обиду моих новых друзей. Мы должны придумать, как их спасти. Притом срочно. Где Некопейкин?
В это время Некопейкин с Гремыхиным выходят на авансцену сбоку. Они слышат этот призыв, но пока остаются невидимыми.
Некопейкин. Может, пойти, помочь людям?
Гремыхин. А вот это тебе, лисий хвост, невыгодно. Ты им поможешь, нашу свадьбу расстроишь и никогда своего состояния не получишь. А получишь по шее. Хорошенько подумай, рабская душа, стоит ли тебе бежать на крик той просвистелки и лишиться расположения не только моего, но и госпожи Ворчалкиной. Эта Петровна приедет и уедет, а тебе с нами оставаться.
Некопейкин. Как справедливо, ой как справедливо!
Он поворачивается и уходит. За ним, удовлетворенно улыбаясь, следует Гремыхин. Не докричавшись Некопейкина, Анна обращается к Саше.
Анна. Может, тебе придет в голову умная мысль?
Саша. А стоит ли? Я вовсе не уверен, что вами владеет забота о счастье Прелесты.
Анна. Не спеши, мой паж. Я преклоняюсь перед талантом и перед любовью. Причем не знаю, что меня влечет более. Я сама человек несчастный, глубоко обиженный мужским обманом. Поэтому цель моей жизни – покровительствовать тем молодым людям, чье счастье находится под угрозой.
Саша. Вот видите, на самом деле вас не интересует личность солдата Державина, а только его талант. А то, что он мучается от социальной несправедливости, вы об этом задумались?
Анна. Александр, не говори красиво. Это может тебя в жизни на каторгу привести. Не все люди так же либеральны и терпимы, как наша нынешняя императрица.
Саша. Вы знаете, как задеть мужчину!
Анна. Ой знаю! Только в конце концов мужчины оказываются сильнее меня. И знаешь почему? В душе женщины живет наслаждение пораженья. Мы готовы сдаться еще в самом начале боя. И лишь очень глупые мужчины ставят на нашу силу и пытаются нас ублажить. Нас не ублажать, а пороть надобно! Так что давай, мальчик, борись с несправедливостью, освобождай крестьянство от нашего помещичьего гнета, а мне оставь поэзию и любовь.
Державин. Разумеется, вы, Анна, как всегда правы. Позвольте прочесть вам отрывок из стансов, который показался мне удачным.
Руки, грудь, уста и очи
Я целую у тебя,
Не имею больше мочи
Разделить с тобой себя.
Анна. И все-таки Гаврила – настоящий талант и, может, даже завтрашний день русской поэзии. Забудут обо всех, включая меня, а его имя будет золотом гореть на мраморных скрижалях.
Саша. Если вы так считаете и если вы бескорыстны, то и спасайте его.
Анна. Но как? Моего женского умишки на такие экзерцисы не хватает. Матрена, ты ведь в интригах всю жизнь провела…
Матрена Даниловна. Что ты, Аннушка, мои интриги то на конюшне, то на скотном дворе.
Анна. На скотном дворе, а уж тем более на конюшне, страсти кипят не хуже, чем при дворе Клеопатровом. Помнишь, как кучер Еремей Семена оглоблей забил?
Матрена Даниловна. Как же, как же!
Анна. Никто не желает помочь Гавриле с Прелестой. Никто…
Матрена Даниловна. Да как же указ императорский отменить?
Анна. А что, если и не отменять его? Пускай себе указ указом. Но ведь в каждом указе есть исключения. Например, пишет наш губернатор указ, чтобы собак на базарную площадь без поводков не впускать. А потом полицмейстер пишет к нему разъяснение. Собак не пускать, а глубокоуважаемого пса господина губернатора не только пускать, но и поощрять к испражнениям.
Саша. А в этом что-то есть. Что-то…
Державин. В испражнениях?
Саша. В исключении из указа.
Анна. Молчи. Дай самой догадаться!
Саша. Правильно, Анна!
Матрена Даниловна(будто уже прочла мысль своей Аннушки). Гаврила, у тебя почерк хороший?
Державин. А почему я?
Прелеста. Ах, ты не хочешь на мне жениться? Не могу же я писать, как курица лапой.
Матрена Даниловна. Ясно все, как день. Гаврила Романович, садись и пиши. Саша, неси чернила и бумагу, да получше, веленевую с водяным знаком, а то попадемся, еще и в полицию угодим.
Саша. Уже бегу. Одна нога здесь, другая там.
Матрена Даниловна. Начинаем сочинять!
Все сближают головы и шепчутся. Входит Фентифлюшин.
Фентифлюшин. Пуркуа па? Что здесь имеет место быть?
Державин делает два шага к нему.
Державин. Дуэли захотел, маркиз? Так ты дуэль у меня получишь.
Фентифлюшин. Ну какая может быть дуэль? (Отступает.)
Державин возвращается к группе заговорщиков. И не замечает, как через некоторое время на месте Фентифлюшина появляется Некопейкин. Подслушивает.
С другой стороны вбегает Саша с листом бумаги и чернильницей.
Матрена Даниловна смотрит на свет, ищет водяной знак. Лист раскладывают на столе. Державин садится за стол.
Анна. Указ будет сокращенный, потому что не для высоких особ. Так что пиши: Мы, Божьей милостью Екатерина Алексеевна, императрица всея Руси Великия, Малыя и Белыя, повелеваем…
Голос Анны крепнет, и мы можем здесь почувствовать, как она входит в роль императрицы.
