Пауза. Ее воспоминания произвели на присутствующих сильное впечатление.
Отец. Виноват, вот этот ваш муж, который на холодильнике, он…
Мать. Зачем тебе все знать, не вмешивайся.
Нюта. А что тут такого? Это я просто так говорю «муж». Мы с ним даже не расписались. Я любила его, жалела, но потом оказалось, у него и до меня были такие жены, и после меня, и все ему готовили, обстирывали… Одинокий, холостой, а женщины, знаете, они – как птицы, у них инстинкт скорее свить свое гнездо. Если она знакомится, то ей хочется надолго, в перспективе на всю жизнь. А мужчина, наоборот, поскорее хочет скрыться. Но я, кстати сказать, и претендовать ни на что не могла – у меня дочь…
Отец. Что же, это была не его дочь?
Мать. Какая разница?
Отец. Раз я спрашиваю, значит, мне нужно.
Нюта. Что вы, дочь не его, как она могла быть его, она в это время уже была большая.
Отец. Кто же ее отец, если не секрет? Этот профессор?
Нюта (рассмеялась). При чем тут профессор? Сосчитайте по годам. Он, наоборот, был уже потом. А дочка родилась, когда мне было восемнадцать лет, я была совсем девочка. Хотите, я вам расскажу? Но это долгая история.
Лямин. Не стоит.
Нюта (встревожилась). Может быть, я наговорила что-то лишнее? Тогда простите.
Отец (сыну). Вот что получается, когда человек считает себя умнее всех на свете.
Мать. Юра, нас это не касается.
Нюта. Так и есть. Сама тебя учу, а сама болтаю то, чего не нужно.
Отец. Почему не нужно? Очень нужно. Я бы, Леша, на твоем месте поинтересовался. Просто из любопытства… Перестань долбить свое полено!
Мать. Леша, что с тобой, не верти шеей!
Нюта. Работает на износ. А нервная система не восстанавливается.
Тут Лямин с размаху швырнул в угол свой деревянный молоток и стамеску, поддал ногой чурбан и молча надел пиджак.
Мать. Леша, возьми себя в руки.
Лямин не ответил, направился к двери.
Нюта (уцепилась за него). Никуда не пойдешь. Я не пущу тебя в таком состоянии.
Зазвонил телефон.
Лямин. К черту всех! Меня нет дома.
Нюта (не отпуская его). Подожди, мало ли кто это может быть. Лидия Григорьевна, возьмите, пожалуйста, трубку.
Мать (в трубку). Да?… Его как раз нет дома, это его мать… (В страхе.) Что?… Хорошо, я передам. (Положила трубку.) Леша, не волнуйся, ваша Люба отравилась.
Лямин (опустился на стул). Надо идти.
Нюта. Идем вместе.
Лямин поднялся, он пошел не к двери, а на диван. Лег странно, лицом вниз, боком.
Лямин. Это я виноват. Надо было пустить ее в отпуск с этой Валей Чулко.
Нюта. Мама моя, какой он бледный.
Мать. Ему плохо.
Нюта. Надо вызвать врача. Я знаю телефон, очень хороший врач, он все некрологи подписывает.
Мать. Это инфаркт.
Отец. В таком возрасте инфаркта не бывает. Где там ваш телефон врача?
Нюта. Забыла.
Отец. Тихо все!
Он держит Лямина за руку, глядя на часы и слушая пульс.
Мать (тихо). Что?…
Отец. Дай мне послушать пульс.
Мать. А что я делаю? Я же тебе не мешаю.
Телефонный звонок.
Отец. Что такое!
Нюта. Телефон звонит.
Отец. Никаких звонков! (Слушает пульс.)
Нюта (все же взяла трубку, тихо). Да?… Ну?… Так. (В голос.) Идиот, надо сначала узнать все до конца, а потом звонить, дурак! (Бросила трубку.) Она живая, Леша! Ты слышишь?…
Под взглядом отца стихла. Отец снова, глядя на часы, берет руку сына.
Мать (не вытерпела). Сколько?…
Отец. Не знаю. Вообще-то пульс есть. Врача вызвали?
Мать. Ты же сказал – никаких звонков.
Отец. Что? Немедленно звоните в неотложку.
Лямин (открывая глаза, повернулся). Не надо.
Отец. Погодите минутку. Он что-то сказал.
Мать. Он сказал «не надо».
Отец. Что «не надо»?
Лямин. Ничего не надо. Мне хорошо.
Нюта. Лешенька! Любу спасли, все в порядке! Идиот Санька, не мог сначала все узнать, а потом звонить.
Лямин. А я испугался…
Нюта. Из-за этой глупой дуры чуть не отправился на тот свет…
Мать. Как ты себя чувствуешь?
Лямин. Очень хорошо. Я отдохнул. (Хочет подняться.)
Мать. Лежи.
Лямин. Мне было очень хорошо. Мне показалось, что я умираю.
Мать. Вот смотри, старый, ты все время злишься, нервничаешь, с тобой будет то же самое.
Отец. Хотя бы сейчас оставь меня в покое.
Лямин (беспокойно). Нет, нет, не надо ругаться.
Мать. Не будем, не будем. Юра, помолчи, ему нельзя волноваться.
Отец. Это ты мне говоришь – молчи?
Мать. С утра меня точишь. Я его прошу – давай хоть один день проживем спокойно.
Лямин. Нет, нет! Надо говорить о чем-нибудь другом. Сейчас, когда я лежал, мне пришла в голову мысль, что, собственно, ни один день не повторится, все пройдет: и плохое и хорошее. Так что и этот день не повторится, и вот эта минута тоже не повторится. Вам не приходило это в голову?
Мать. Я все время ему это твержу, не хочет понять.
Внимательный взгляд заметил бы, что с Ляминым произошла какая-то перемена.
Лямин. Как хорошо, что мы все тут собрались, сидим вместе, как прежде, помните? По-моему, когда-то мы жили даже дружно. Или мне казалось?
Мать (Нюте). Мы так интересно жили, что вам и не снилось. Если бы я только перечислила, с кем я разговаривала запросто, как сейчас с вами. Правда, когда они приходили к нам домой, они теряли все свое обаяние. Музыканты вообще глупые люди, а с ним становились особенно.
Отец. Ну, ради твоего удовольствия я не мог держаться с ними запанибрата.
Лямин. Не надо, папа! Ты уклоняешься.
Мать. Но только он ушел на пенсию, все эти гении перестали к нам ходить. Что же, они лауреаты, а он никто и ничто. А благодаря кому они лауреаты, этого уже никто не помнит.
Отец. Это закон природы. Когда человек стареет, к нему перестают ходить в гости.
Лямин. А что, это идея. Давайте позовем гостей.
Нюта. Сейчас? Какие гости!
Лямин. Позвони Сане, позвони Егорову. Папа, позвони своим лауреатам. Даже не надо в магазин – у нас ведь что-то есть.
Мать. У нас есть, но это к празднику.
Лямин. Праздник тоже будет, потом. А сегодня посидим просто так. Нюта, включи радио, может быть, там музыка.
Нюта включила. Музыка.
Отец (подошел к динамику). Концерт для скрипки.
Лямин. Вот видишь!
Мать. Музыка. Всем нормальным людям доставляет удовольствие. Ему же она приносила только неприятности. Выговора, вечная угроза, что его понизят, снимут…
Лямин (слушая музыку). Странно, вот мы здесь сидели, разговаривали, ничего не слышали. А музыка была. А мы не знали, нам было неинтересно. И так – то и дело. Все проходит мимо.
Мать. Леша, все проходит мимо, только если ты сам пропускаешь мимо. Вот тебя повысили в должности, это главное. Ты должен быть доволен, ты должен пользоваться теми возможностями, которые у тебя появились. А ты вместо этого…
Лямин. А может быть, то, что нам кажется важным, – это не так уж важно? А то, что нам кажется второстепенным, – это главное и есть? Тебе не приходило в голову?
Мать. В каком смысле?
Лямин. Я не знал самых примитивных удовольствий, которыми пользуются все кому не лень. Я ни разу не был на футболе. Я не смотрел телевизор и, глулец, гордился этим. Стоит телевизор, а мы его не включаем. Кстати, где программа? Вот… Сколько сейчас? Пожалуйста, пропустили телеочерк «Машины-умницы».
Мать. Зачем тебе, это же передача для школьников.
Лямин. Ну и что? Это же очень интересно. Двадцать пятнадцать. «Запевайте, орлы-комсомольцы» – могли быть неплохие песни. Ладно. Двадцать сорок. Трансляция концерта. Не люблю, когда так пишут: может быть, какая-нибудь ерунда, а может быть, что-нибудь стоящее… Раньше я думал, что эти слова: «Мементо мори» – звучат мрачно. Наоборот! Это весело! Это значит – умей радоваться жизни, умей забывать плохое и помнить хорошее. Не может быть, что у вас никогда не было ничего хорошего. Так не бывает!
Мать. Теперь невозможно поверить, но когда-то я любила его, этого дурня. Помнишь, как ты меня пригласил и повез на извозчике? Я думала, мы едем по крайней мере, в Большой театр, а он привозит меня в захолустное кино. Он вообще не любил оперу.
Отец. Кино «Перекоп».
Мать. «Аврора». Все забыл!
Отец. Стала ужасная память, просто ужасная…
Мать. А ведь когда-то у него была великолепная память, все удивлялись, какая у него память. Если бы у него был слух, он мог бы петь наизусть целые оперы.
Лямин. Вы говорите, говорите!
Мать. Я знаю, я стала ужасная, все время его пилю. А когда-то я была веселая девушка, я вообще легкий человек в общежитии, со мной все уживаются. Я участвовала в самодеятельности, я умела делать фокусы! (Она взяла со стола яблоко, накрыла платком, оно исчезло – и вынула из кармана мужа.)
Отец (взволнован). Перестань!… (Поднялся и вышел из комнаты.)
