Саня. Ну?
Лямин. Тебе это трудно, ты мыслишь в одной плоскости. Ничего, я тебе потом объясню, а сейчас надо идти.
Саня. Не пойду.
Лямин. Почему?
Саня. Я сказал… я не умею сочувствовать.
Лямин. Не надо сочувствовать, просто проведаем.
Саня. Нет, надо сочувствовать. У нее несчастье – значит, надо сочувствовать. А я вообще не умею переживать. Сегодня был у своих старух. У них неприятности, а я сижу и не могу переживать, они обиделись.
Лямин. Может быть, ты стесняешься? В таких случаях всегда немного неудобно.
Саня. Ну да, неловко, когда надо что-то чувствовать, а ты ничего не чувствуешь, не знаешь, что говорить…
Лямин. Как ничего не чувствуешь? Ты работал с ней в одной комнате, вместе ходили в столовую, в кино, она с тобой всем делилась. Неужели тебе все равно?
Саня. Слушай, что тебе от меня надо?
Лямин. А теперь она лежит и страдает, что всем доставила столько хлопот. И что она не до конца отравилась, и получается какая-то инсценировка…
Саня. Похоже. Но что я должен в связи с этим предпринять?
Лямин. А мне кажется, ты можешь и не быть эгоистом, просто ты не пробовал.
Саня. Я не эгоист. Свои несчастья я тоже не умею переживать.
Лямин. Врешь.
Саня. Правда. Когда мне было пять лет, у меня умерла мать в больнице. Мне долго боялись об этом сказать, а я уже знал и только думал о том, как мне вести себя, когда скажут. Потом отец женился, меня взяли на воспитание соседки, две сестры. Вот эти самые старухи. Но когда кто-нибудь говорил, что я сирота, это мне было странно. Никаких чувств по поводу сиротства я опять же не испытывал. А теперь всем вдруг понадобились мои чувства, я всем должен быть благодарен. Прежде всего – старухам. Если бы у меня было счастливое детство – у меня, может быть, даже что-то получилось. Но я вспоминаю, как я три раза в день думал о том, как бы поменьше съесть. Старухи были не виноваты, они были деликатные, но бедные. А я виноват? Мало того, я должен испытывать чувства и к отцу и к его жене, которая, как выяснилось, просто жить без меня не может. Давай цени то, давай люби то! Хорошо, я всем благодарен! (Низко кланяется на три стороны.) Благодарю вас! Благодарю вас! Благодарю вас! И оставьте меня в покое. (Ушел.)
Вошла Нюта.
Нюта. Что у тебя тут?
Лямин. Все-таки я поразительно бестактный человек! Смотри, что получается: я лезу со своими советами, в чем-то всех убеждаю, и вот – Егоров сидит тихий, довольный, хочет поговорить с нами о холодильнике, а я вогнал его в тоску. Он же плакал, плакал слезами!
Нюта. Нельзя перед всеми чувствовать себя виноватьм. У тебя какая-то мания.
Лямин. А Саня? Я к нему пристаю, он в чем-то передо мной вынужден оправдываться. Кончилось тем, что он накричал бог знает что, потом ему будет стыдно…
Нюта. Ты ни в чем не виноват, ты лучше всех.
Лямин. Нет, я дико бестактный человек, думаю только о себе. Или тогда, с Любой. Я решил стать волевым человеком. Я решил. И вот я никого уже не слышу и не вижу, я жернов, я готов перемолоть всех. Кто же попадает в это колесо? Люба. Ни в чем не повинная Люба, у которой несчастье. Куда там, какое мне до этого дело!
Нюта. Не верти шеей!
Лямин. Оставь меня в покое.
Входит Куропеев. Он неловко улыбается, как взрослые улыбаются детям. Он готов в зависимости от обстоятельств высказать все в глаза или, напротив, обратить все в шутку.
Куропеев. А я звоню тебе домой – говорят, на работе.
Лямин. Садись, Коля, посиди.
Куропеев сел.
– Ну как?
Куропеев. Что – как?
Лямин (без особого интереса). Ну, вообще…
Куропеев (пожал плечами). Вообще ничего. А ты?
Лямин. Я-то? Тоже ничего. Я хорошо.
Куропеев. Да, я же вас не поздравил!
Лямин. Поздравь.
Куропеев. Поздравляю. Мне и в голову не приходило, кто бы мог подумать!
Лямин. Действительно, никто не мог…
Куропеев. Теперь Анну Ивановну придется куда-то перевести.
Лямин. Придется.
Куропеев. А ты изменился, стал какой-то странный. Или, может быть, я отвык. Так-то вид у тебя хороший, спокойный. Сейчас это тебе нужно. Сейчас все зависит от тебя самого.
Лямин. Что – все? Что – все?
Куропеев. Будущее.
Лямин. Знаешь, Коля, я не гожусь для руководящей деятельности. Тут нужны какие-то данные.
Куропеев. Брось, годишься.
Лямин. И вообще. Если бы можно было два раза прожить, тогда куда ни шло, на первый раз можно устремиться по службе. А так? Ухлопать на это всю свою жизнь целиком? Абсурд.
Куропеев (рассмеялся). Силен. Но тогда скажи, что делать мне? Я вот получаю удовольствие именно оттого, что делаю свое дело. И если меня ценят, мне приятно. Да, мне доставляет удовольствие, что сам Богунцев теперь оказался у меня в подчинении. Я ему говорю: «Почему вы такой толстый? Вы много едите? Я тоже много ем, но я не толстею. Потому что я думаю!» Проглотил.
Лямин. Вот в этом как раз твое несчастье. Природа дала тебе тщеславие, а способности придержала. Поэтому все твои понижения и повышения стоят тебе гигантского труда. И чем дальше ты будешь подниматься по лестнице, тем больше тебе будет не хватать способностей. Я раньше как-то не мог говорить с тобой откровенно. Мне с тобой всегда было трудно. Ты тащишь меня выпить, потрепаться, а мне выпивать с тобой еще труднее, чем заниматься твоими делами. Знаешь что, давай договоримся: иди своей дорогой, занимайся своими делами, желаю тебе успехов. Но отпусти ты мою душу. Я не хочу, чтобы ты меня любил, я не хочу, чтобы ты устраивал мою судьбу. Я не умею руководить и управлять! Я привык подчиняться и выполнять указания! В институте я был рядовой студент. В армии я был рядовой солдат. Я трудолюбивый, интеллигентный, любящий свою родину, необщественный человек…
Куропеев. Ты нахал и свинья, но я не обижаюсь. Дай мне неделю. Я подберу подходящего человека на твое место, а ты живи и радуйся жизни.
Лямин. Коля, ты мудрый, порядочный человек.
Куропеев. Но за это, Леша, у меня к тебе просьба. Последняя просьба. Но от этого для меня зависит очень многое.
Лямин. Говори.
Куропеев. Мне поручили доклад в очень высокой инстанции. Кстати, все благодаря той самой статье, которую мы с тобой тогда накропали!… Не знаю, как тебя просить. Неужели у тебя нет желания, чтобы это осуществить? Как раз сейчас все может наконец осуществиться!
Лямин. Ерунда!
Куропеев. А я тебе говорю! Ты можешь считать, что я долдон. Но я хитрый, ты это знаешь. Я нюхом чувствую, время настает.
Лямин. Хорошо, допустим, я дам тебе свои соображения. Я подсчитывал и пересчитывал, думал и передумывал. Мне все время давали понять, что в этом никто не нуждается. Но я не мог остановиться. Однако, если ты все выскажешь вслух, ты погиб!
Куропеев. Какое тебе дело? Ты что, меня жалеешь? Ведь нет?
Лямин. Нет.
Куропеев. Или ты боишься за себя? Ведь нет?
Лямин. Нет. (Подумал. Решился. Достал из стола папку). Так ведь ты здесь ни черта не разберешь!
Куропеев. А я позвоню, спрошу. (Волнуясь, развязал папку, посмотрел, завязал снова. Подошел к Лямину, обнял его). Спасибо! (Ушел.)
Лямин. Если все это осуществится, да еще при помощи Куропеева, это будет смешно. А, впрочем, почему бы и нет? Бывало же так: что-то кажется человеку невероятным, невыполнимым, но вот кто-то сказал это вслух, и другой повторил, и его идея стала для всех простой и естественной, и даже странно, как это до сих пор ее никто не понимал! (Светло улыбается.) Итак – что?
Нюта (тоже улыбается). Что?
Лямин. Я понижен. Я снят. Я смещен. Ура!
Прошла неделя. Лямин в кабинете, который уже не принадлежит ему. Лямин пришел сюда помочь новому начальнику разобраться в делах. Заложив руки в карманы, он сидит на столе. Нюта тоже здесь. Место за столом пока пусто.
Нюта. Видишь, когда он приходит на работу? А ты был начальник – все дрожал, что опоздаешь.
Лямин. Тебе я пока еще начальник, я только сдаю дела. (Поцеловал ее.)
Нюта. Что ты, здесь нельзя…
Лямин. Что значит – нельзя? Чистая условность. Одному нельзя опоздать домой на полчаса, другому можно не приходить до утра, один погибает под грузом невыполненных обязательств, другой свободен, независим, ни перед кем не виноват. Почему? А потому что «ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона. Таков поэт. Как аквилон, что хочет, то и просит он, орлу подобно он летает и, не спросясь ни у кого, как Дездемона, выбирает кумир для сердца своего».
Нюта. Я знаю, это «Евгений Онегин».
Лямин. Не совсем. Да, надо еще попытаться, чтобы ты полюбила живопись.
Нюта. Так-то я люблю. Может быть, не все понимаю…
Лямин. Понимать не надо. Нужна только непредвзятость и способность к широким ассоциациям.
Нюта. Это, по-моему, у меня как раз есть.
Лямин. Тогда все в порядке.
Нюта. Маленький, ты не обидишься, если я скажу свое мнение? Ты неправильно поступил. Ни о ком не подумал. Ведь только было что-то наладилось. Смотри, Саня стал почти добросовестный человек. Егоров начал более или менее работать! Скоро вернется Люба!… Ведь ты уже не юноша, ты за что-то отвечаешь, тебе кто-то верит… Не думай, что мне нужна твоя карьера. Если бы ты был дворником, мне было бы только лучше. Но ты умный, ты добрый, ты иногда понимаешь то, что другой не поймет… Это я, женщина, от любви становлюсь эгоисткой, ничего кругом не вижу. Но ты мужчина, ты не должен проходить мимо. Знал бы ты, сколько на земле горя! Что-то надо делать!… Ты на меня не обиделся, что я тебя учу?
