(Подходит к рабыне и приказывает ей)
ПАМВАУвы мне! Стал из скинии сераль!
АМАРИЛЛИС пляшет, подыгрывая себе на флейте. Она извивается всем телом и содрогается грудью. ПАМВА сидит, склонив голову и вздыхая.
ЮНИЯ (настойчиво)ПАМВААМАРИЛЛИС кончает танец и отходит.
ЮНИЯ (торжествующе)Теперь посмей-ка не спасти меня!
Да, видимо, то – воля Провиденья!
Останься здесь… А на восходе дня
Мы в женский монастырь пойдем с тобою,
Но послушание тотчас начни:
Сходи к ручью за свежею водою!
ЮНИЯ берет кувшин и уходит, АМАРИЛЛИС – за ней.
Лишь в эту ночь, о Боже, сохрани!
Входит ЛОЛЛИИ, поддерживаемый САРАЦИНОМ, видимо, изнемогая от усталости и жажды. Он – стройный чернокудрый юноша в пурпуровом плаще.
ЛОЛЛИИПривет тебе, неведомый пустынник,
И просьба изнывающего: дай
Глоток воды иль недозрелый финик!
Ах, ад в моей душе… А здесь… здесь – рай!
(Склоняется на землю)
ПАМВА (хлопоча вокруг него)Вот, сын мой… Телом и душой окрепни!
(САРАЦИНУ)
Ты ж, мурин, удались пока от нас:
Для христианских глаз так благолепней!
САРАЦИН несколько отходит.
Я жажду, путник, слышать твой рассказ.
О, вздрогнул бы бесчувственный папирус,
Когда б ту повесть начертать на нем!
Та, с кем я с детства в дружбе нежной вырос,
С кем страстью пылкой связан был потом,
Меня покинула… И вот для странствий
Вослед за ней – я не жалею сил…
А если б ты родился в мусульманстве,
Ты их бы для другой уж расточил!
(ЛОЛЛИЮ)
Войди же, сын мой, в келью.
ЛОЛЛИИ уходит в хижину. ПАМВА снова садится за плетенье. САРАЦИН удаляется на задний план и оттуда наблюдает последующую сцену.
ПАМВАНо где ж теперь приют я женам дам?
Тьфу! даже не спорится рукоделье…
Показываются ЮНИЯ и АМАРИЛЛИС.
Ты, дочь моя, с рабой ночуйте там!
(Указывает на огород)
ЮНИЯ (с благочестивым вздохом)Благослови меня, отец, на бденье:
Хочу всю ночь я каяться в грехах…
Нет, что ты! что ты! – спи. Ведь искушенья
В бессонных и случаются ночах.
(Уходит в хижину, а девушки скрываются за изгородью)
Темнеет, потом начинает сиять луна. САРАЦИН, осторожно оглядываясь, появляется возле огорода.
САРАЦИН (тихо, певуче и лукаво)А-й-й… В небе блещет луна,
Как золотистая фига:
Девушка! Ты ль не юна?
Так через изгородь прыгай!
А-й-й… Как султанш веера,
Пальмы трепещут над нами.
Девушка! Ты ль не добра?
Так напои же устами!
А-й-й… Я, как тигр, черноус,
Вкрадчив и пламенен так же.
Вот мой арабский бурнус:
Девушка, девушка, ляг же!
При этих словах через изгородь ловко перебирается АМАРИЛЛИС.
(Приближаясь к ней)
Аллах! Какой огурчик изумрудный
Послал мне этот скромный огород!
Так знай же: наша радость обоюдна.
Ты, кажется, смельчак и не урод…
А как же ты останешься довольна,
Когда меня вполне уж будешь знать!
(Обнимает ее)
АМАРИЛЛИСНе глупо ль в эту ночь быть богомольной
И там, в соседстве с дынями, дремать,
Как госпожа моя?
А почему же
Она соседей не возьмет иных?
Бедняжка стала странной из-за мужа.
Он, видишь ли, при первой ночи их
Уж слишком… ну, явил себя мужчиной!
Он молодец, себя таким явив,
Клянусь разбойной честью бедуина!
А я каков?
Скрываются, обнявшись.
Из-за изгороди появляется ЮНИЯ и садится по одну сторону хижины.
ЮНИЯДушна ли ночь иль слишком пахнут дыни,
Но мне не спится… Как горяч мой лоб!
Да, век придется жить мне здесь, в пустыне,
И кушать этот… как его? – Иссоп…
В вериги наряжаться поневоле
И в гости приглашать к себе гиен…
Ой, страшно! Где-то ты, мой милый Лоллий?
Не льва же мне любить тебя взамен?!
(Склоняет голову и дремлет)
Из хижины выходит ЛОЛЛИИ и садится по другую ее сторону.
ЛОЛЛИИ (меланхолически и напевно)У моей любимой так прекрасны руки —
Гибкие, как стебли тамариска…
Но уж не держать их в счастии и муке
Близко, так близко!
У моей любимой так прекрасны губы —
Алые и в форме полудиска…
Ах, когда б прильнуть к ним страстно и негрубо
Близко, так близко!
У моей любимой так прекрасно тело —
Стройное, как инструмент флейтистки…
О, мы с нею были б, если б захотела,
Близки, так близки!
Что слышу я? То – голос не его ли?
О, если это – сон, пусть длится век!
(Встает и идет к ЛОЛЛИЮ.)
ЛОЛЛИИЮНИЯПадают друг другу в объятья.
ЛОЛЛИИСкажи, чем объяснить мне твой побег?
Я так страдал!
Вот именно, что «так»!
Нельзя ли, друг, любить меня иначе?
Вспомни-ка. Лишь воцарился мрак, —
И ум твой сразу точно помрачился:
Ты стал так дик, неистов и суров,
Что даже укусить меня решился!
Как рада я, что снова ты здоров!
О, милая, ты – горленки невинней…
А я… я – просто молодой осел!
Однако что ж ты делаешь в пустыне?
Хочу вести такую ж жизнь, что вел
Здесь этот старец.
Но тогда помедли,
Пока тебе не будет столько ж лет!
Как разобрать: соблазн ли это, нет ли?
Пойдем туда… к тем кактусам расцветшим.
Ты – перл в неведенье твоем!
А ты опять не станешь сумасшедшим?
Нет. Будем уж безумствовать вдвоем!
Уходят.
Из хижины выходит ПАМВА.
ПАМВАОх, вот что значит видеть жизнь мирскую!
И непокоен дух, и сны плохи…
Всё слышатся как будто поцелуи
Да вздохи томные… Грехи! грехи!
Из зелени выходят САРАЦИН и АМАРИЛЛИС.
ПАМВАО, Господи! Опять тот мерзкий мурин
И с ним она, Иродиады дщерь!
Что это ты, отец святой, так хмурен?
Оазис твой – блаженства сень, поверь!
ПАМВА отворачивается от нее.
САРАЦИНИ огород твой, о пустынник, – чудо!
Там – яблочки Эдема вместо реп!
Изыдите же, грешники, отсюда!
При вас и рай – блудилище, вертеп!
Изыдите, изыдите!
(Гонит их.)
Навстречу ПАМВЕ идут ЛОЛЛИИ и ЮНИЯ.
ПАМВАСоздатель!
Мой гость и… Юния! Она! Точь-в-точь!
О, мракобесница! Не на закате ль
Воздвиглась ты – и пала в ту же ночь?!
Да, отче… Искушенья побороли.
Так нежил свет и ветерок ночной…
Ну, слава Богу, что хоть не другой!
(Отходит и задумывается)
