(Говорит медленно и напевно.)
Как за изгородью снежные жасмины, я невинна.
Как на дне морском большие жемчужины, я невинна.
Пусть о нежной Эль-Джелисс влюбленно бредят
В Тегеране все мужчины – я невинна!
О прелестной Эль-Джелисс там слышал каждый,
Но не видел ни единый… Я невинна!
Разве тень мою во дворике видали
С минаретов муэдзины – я невинна…
Да на кровле ножки розовой мизинец —
Пролетающие джины… Я невинна!
Проверь-ка, мудрый, что она твердит,
В нелицемерном этом отраженьи!
Так я, о неотвязчивый эфрит,
И сделаю, тебе на посрамленье.
(Взяв зеркало, ставит его перед собой, садится и вглядывается)
Как бы легкая завеса заволакивает на миг персиянку, затем вновь подымается. Слышатся тихие, знойные звуки зурны. На ковре полулежит Эль-Джелисс, близ нее – старуха-рабыня, колеблющая опахало и шепчущая что-то ей на ухо. Госпожа ее с улыбкой отрицательно качает головой, но после некоторых уговоров старуха удаляется и возвращается с юношей, одетым купцом. Он опускает в руку рабыни кошель с золотом и, приблизившись с утонченными селямами к девушке, раскладывает перед ней свои товары. Эль-Джелисс, сначала закутавшаяся с притворной пугливостью своей фатой, становится постепенно всё вольнее и игривее. Купец вынимает из своего тюка последовательно ожерелье, туфли и пояс, – и с вкрадчивыми улыбками и движеньями примеряет их девушке, которая позволяет ему сперва откинуть ее покрывало, затем коснуться ее ножки, наконец, обвить ее стан. Пылкое объятие…
Ускользнувшая было старуха появляется с яствами и напитками, юноша располагается на подушках, а девушка медлительно и страстно пляшет перед ним. Оканчивая, прекрасная персиянка в безвольном томлении падает рядом со своим возлюбленным. Снова всё заволакивает завеса, а когда она развеивается, персиянка, как прежде, перед калифом.
ДЖИН (калифу)Признайся! Ведь неплох совет был мой?
Что увидал я! Сгинь от нас, Лукавый!
Через мгновенье я вернусь с другой.
(Исчезает, увлекая персиянку)
КАЛИФО женщины! Вы – кубок, но с отравой,
А не с шербетом, как я ожидал…
(В разочаровании поникает головой)
Вбегает джин с прекрасной венецианкой. Она – с поднятым кверху яснейшим взором и молитвенником в руке.
ДЖИНУтешься, господин! Вот и вторая.
Быть может, то – нетронутый бокал…
А впрочем, поглядим.
Творенья рая!
Ты вмиг развеяло мою печаль.
О, эта шея, тоньше стебля лилий!
О взор голубки! О перстов миндаль!
Любовь влечет меня, сильнее крылий…
(Бросается к ней)
ДЖИН (суя ему в руки зеркало)Взгляни сюда, пока не увлекло
Совсем в ее пленительную бездну!
Прочь от меня, негодное стекло!
Чернить саму невинность бесполезно.
(Подходит к венецианке)
Молю, присядь… Позволь тебе помочь!
Теперь скажи мне, о звезда рассвета,
Кто ты?
Ах, я – единственная дочь
Блистательного дожа, Лауретта.
Желал бы также знать твой верный раб:
Еще ни с кем ты ложа не делила?
Нет, видит Бог! Мой маленький арап
Его хранил да ангел белокрылый!
(Ей.)
Так не откажи ж мне дать
Твой поцелуй девический и алый!
Как можно, о синьор мой? Лишь вздыхать
Я о себе доныне позволяла.
(Напевает игриво и нежно)
Я так прекрасна и чиста,
Как цвет подснежника в апреле.
Я – белокурых менестрелей
Немая нежная мечта!
Я так прекрасна и чиста,
Как жемчужинка фероньеры,
И гордо носят кавалеры
Мои лазурные цвета.
Я так прекрасна и чиста,
Что всей Венецией воспета,
И даже соловей с куста
Влюблено трелит: Лауретта!
Не слушай, светлый, что она поет.
Все девы на словах скромней овечек!
В изображенье ж истинном…
Так вот —
Гляди же, о, назойливый советчик!
(Оба смотрят в зеркало)
Завеса застилает на миг венецианку и подымается. Звучит изящный и легкомысленный мотив лютни. На ложе сидит Лауретта, у ног ее – арапчонок, держащий зеркало. Она любуется собою, надевает различные украшения, потом грациозно зевает, лукаво задумывается и что-то властно приказывает своему маленькому слуге. Он, видимо, не решается исполнить приказание, но, когда Лауретта, сняв с себя нитку жемчуга, опутывает ею его шею и гневно топает ногой, арапчонок убегает и, вернувшись, вводит за собою красивого и застенчивого пажа. Обмен церемонными поклонами и жеманными улыбками… Девушка шаловливо отнимает у юноши шпагу и берет, усаживает его рядом, взбивает его кудри, – и паж делается всё смелее и пламеннее.
Затем оба они начинают танцевать изысканно и томно, и Лауретта вдруг как бы в обмороке склоняется в объятья своего кавалера. Он бережно кладет ее на ложе, прыскает в лицо ее из флакона, наконец, расстегивает ее платье и приникает к груди. Тогда прекрасная венецианка, моментально очнувшись, обвивает шею его руками… Завеса падает, вновь подымается, – и венецианка, как раньше, перед калифом, который в отчаянии закрыл лицо руками.
ДЖИН (венецианке)Каков твой ангел, ныне знаем мы.
Храня, изрядно смял твое он ложе!
Не смей позорить, ты, исчадье тьмы,
Чистейший отпрыск христианских дожей!
Ах!.. Узнал ты, подглядев?
Да, обладая тем куском зеркальным,
Мы с господином знаем всех лже-дев.
Синьор! Иль вы состаритесь печальным,
Иль разобьете зеркало свое.
Увы! Да не смутит меня Нечистый!
Лечу за третьей. Вмиг примчу ее!
(Исчезает, уводя с собой венецианку.)
КАЛИФО женщины! Банан ли вы душистый
Иль перец жгучий, – вот и разбери!
(Недоуменно разводит руками и печально задумывается.)
Джин и нубийка. Она – очень юная, чернокожая, полунагая, с кривым ножом у пояса. Пока джин говорит с калифом, она стоит на возвышении, наивно тараща на всё глаза.
ДЖИННе хмурься, повелитель! Вот и третья.
То – плод без червоточинки внутри,
Мне кажется…
(Подымает голову.)
Клянусь Аллахом: вот так существо!
О глаз колеса! О подушки-губы!
А тело! Сажа не черней его…
И этот волос, как каракуль грубый…
Ух! Даже страх всего меня потряс.
Ну, зеркала счастливый обладатель,
Напрасно ты страшишься в этот раз.
Поверь, непрошеный доброжелатель,
Не слишком тороплюсь вступить я в брак…
А я хочу, чтоб плавал ты в блаженстве!
И обещаешь ввергнуть в этот мрак?
Избавь же от подобных благоденствий!
(Приближается к нубийке.)
Владычица пышнейших в мире губ!
Я долго затруднять тебя не буду,
Лишь сообщи мне: кто ты?
Я – Губуб,
Дочь предводителя племен монбутту.
Возлюбленный ведь есть уж у тебя?
(В сторону.)
Храни меня, Аллах, от этой рожи!
Не лги, о вождь! Га! Посмотрела б я,
Какой бы белый или чернокожий
Дерзнул им стать?
Я также не дерзну.
Я лишь тебе, орешек мой чернильный,
Плечо агатовое ущипну…
(Опасливо протягивает руку)
НУБИЙКА (замахиваясь ножом)Меня не взять ни волей, ни насильно!
(Запевает пронзительно и протяжно)
