взялась за внутренний телефон.
— Сто шестьдесят второй кабинет, — режущим пустоту голосом проинформировала она.
— Спасибо, — и Миша повёл по коридору в указанном направлении.
Запах крови и её вид дурманили голову, а поздний час ночи слегка мотал тело из стороны в сторону.
Из дальнего конца коридора показался мужчина в белом халате.
— Здорово, Мих. Что у вас случилось?
Дементьев пожал коллеге ладонь и завёл меня в открытые двери кабинета. Усадил на кушетку.
— Осколок зеркала. Вены пострадали. Я знаю у тебя нет хирурга сегодня…
— Уже есть, — мужчина улыбнулся. — Ты — превосходный хирург. Я понял тебя, Мих. Сейчас всё устрою. Залатаем твою красотку.
От фразы "твою красотку" слегка дернулась. Миша это уловил, но промолчал.
— Давай сначала антибиотик дадим? — посмотрел на друга. — И обезболь.
Спустя час подлатанная, наблюдала, как Миша перебинтовывает несчастную кисть.
— Будешь сама исповедоваться или включать следователя? — его губы скривились в знакомой усмешке.
— Слишком много всего, — мотнула головой.
— Уже четыре утра. Я не спал. Воевал со злой регистраторшей. А ты отмахиваешься? — вроде бы, совестливый наезд, но без злобы. — Почему нет твоего мужа? В командировке?
Снова мотнула головой:
— Спит дома. Пьяный, — проронила робко. — Я бы чаю выпила, а лучше кофе. Глаза слипаются.
— В четыре утра?! — возмутился уже откровенней. — Сейчас рестораны даже не работают не то, что кафе. Про больничный буфет вообще молчу.
— Я верю ты найдешь выход из положения, — многозначительно зыркнула на него и немного сжалась. Вдруг поймёт неверно.
Миша вскинул вверх одну бровь, поняв, что от него ждут.
В кабинет вернулся его коллега.
— Здесь рекомендации, рецепт на обезболивающие и антибиотики. Швы можно снять через две недели. В следующий понедельник придёте ко мне на приём, проверю процесс заживления. Больничный нужен?
— Да, — кивнул Миша.
— Нет, — опровергающе вытянулась вверх.
— Тебе нельзя работать с такой рукой, — зашипел Дементьев.
— Без больничного, — настойчиво подчеркнула…
Рука больше не пульсировала. Повязка надёжно защищала свежие швы. Миша посадил меня в машину и вырулил со двора больницы. Ехал молча, периодически потирая глаза. Наконец проронил сиплым голосом:
— Ты же понимаешь, что ты — замужняя женщина, едешь домой к холостому мужчине? Мне бы не хотелось стать причиной ваших раздоров.
Я молчала, долго не решаясь, что сказать, но душа требовала излиться, а этот мужчина всегда скор на слушанье. Решилась.
— На днях я убила ребёнка Германа и Лики, — горько уронила в пол.
Миша дёрнул машину. Благо в утренние часы дороги пустые. Сглотнул. Сон с его лица, как рукой сняло. Молчит, не перебивая моё откровение.
— Муж избегает меня, не говорит. Дарит ей корзины с дорогими букетами. А сегодня пришёл дико пьяный и сказал то, что никак не укладывается в моей голове, — из глаз вновь потекли слёзы. — Он сказал, что я переспала с его братом… Но я не делала этого! А… а он прямо уверен. И… Лика говорила… Я сейчас вообще ничего не понимаю…
— Так, стоп! Ты типа изменила Герману, но он и ухом не повёл?! Он же тогда в клинике меня чуть в клочья не порвал из-за тебя. А тут смолчал? Братская любовь?
— Сама не понимаю, — плакала уже неприличным и противным напором. — Сказал только, что ничего страшного… Что верит мне…
— Фигня какая-то, — усмехнулся Миша. — Он что-то не договорил…
— Но факт есть факт. Лика не лгала и он бы не взял всё это с потолка, — откинулась на сиденье, уже молча глотая воду из глаз.
Миша притянул меня одной рукой к себе и прижал к груди.
— Чёрт с этим, Вик. Не плачь. Очухается и поймёт, что натворил. Этот дурак сначала рушит всё, а потом возводит из обломков, — гладил по волосам.
Квартира хирурга была аналогична операционной. Педантичная чистота, ни единой пылинки, все предметы обихода на своём месте, даже книги составлены в алфавитном порядке.
— Тут, наверное, даже отпечатков пальцев нет, — пошутила я.
— Если хочешь знать, это всё вытворяю не я, а горничная. Да, я люблю чистоту, но иной раз после её уборки на стулья газетку подкладываю, чтобы мой зад ненароком не оставил на нём свой след.
— А если буквы газет вдруг отпечатаются? — улыбнулась озорно.
— Боюсь даже представить.
Миша сварил кофе. Потом долго спорила с ним, не разрешая греть пирог в микроволновке. Терпеть не могла, когда тесто становилось после этого мокрым и резиновым. Заставила разогреть духовку.
— И отчего ж ты так дорога-то мне? — ворчливо подтрунивал мужчина.
Кофевар из него не мастер, но мне дико хотелось дозы кофеина. Потом мужчина заставил принять и дозу антибиотика. После гостеприимный хозяин постелил мне свою постель, а сам устроился на диване.
— Часов пять на сон ведь нам хватит? — смотря на будильник, спросил он. — До полудня тебя не успеют хватиться.
— Да, — но мысленно мечтала, чтобы и не хватились. — Спокойной ночи, Миш, — молвила я, когда свет в квартире погас.
— И тебе, Вик, — ответил в тон и проскрипел диваном.
Сон навалился сразу, но очень тяжёлый, мучая кошмаром. Вновь кого-то ищу, хочу оправдаться. Тело металось чуть ли не в агонии, заполняя бредом. Сквозь дрему вздрогнула и распахнула веки. Миша обеспокоенно склонялся надо мной, трогая лоб и щёки. В теле чудовищная ломота, озноб прошибал насквозь, зубы отстукивали дробь. Мужчина сунул руки ко мне под футболку и выудил из подмышки электронный градусник. Когда успел поставить?
— Тридцать девять и четыре, — констатировал он. — Ты вся горишь. Чёрт!
За окном светает. Миша метнулся к телефону.
— Да, это я. Не знаю. У неё температура скакнула. Да, пила. Если инфекция попала?! Понял. Давай, жду. Спасибо тебе.
Вернулся ко мне. Погладил липкое от пота лицо. Видела, что мужчина обеспокоен не на шутку, даже напуган.
— Ин… инфек-кция? — стуча зубами переспросила.
— Надеюсь, нет. Дима уже едет.
— Х-хорошо. П-почему так холодно?
— С такой температурой по другому никак, — постарался улыбнуться.
Я продолжала дрожать и стучать зубами, а Миша держал за руку и периодически сменял компресс на лбу. Дмитрий приехал через полчаса и принялся тормошить меня, вертеть, осмотрел рану на руке.
— Это ангина, — закончив, подытожил он. — Сейчас сделаем укол от температуры. Антибиотики продолжайте пить. Плюсану ещё одни, а здесь лекарства, которые надо докупить.
Укол в ягодицу почти не ощутила, пока меня колошматило от холода. Голова разрывалась болью. Врач ушёл, а я слушала копошение Миши в недрах его аптечки. Посмотрел на меня.
— Скоро температура спадёт. Попробуй уснуть.
— Ер-рунда снится, — мотнула категорично.
— Сон — лучшее лекарство, — улыбнулся мягко.
— Н-не в моём с-случае.
— Ты упрямая, но только вечно не с теми, кто этого заслуживает, — проговорил он, понуро глядя
