На углу вдруг, не сговариваясь, они разошлись в разные стороны. Он растерялся, не соображая, за кем следует идти, но тут обе музыкально рассмеялись и обернулись.
– Несчастный, мы загадали, за кем ты пойдешь, – объяснила ему дочь. – Я с вами прощаюсь, у меня дела.
Фокусник и женщина, которую звали, оказывается, Елена Ивановна, очутились посередине пустынной площади.
Был ли в вашей жизни такой разговор, изложить который кому-либо другому невозможно? Отдельные фразы можно вспомнить, но почему вдруг речь зашла об этом или о том? И как вы оказались у Зоологического сада? И как попали на вокзал?
– Вы любите абстракционистов? – спросила Елена Ивановна.
– Люблю, – ответил фокусник.
– Неужели вы действительно любите абстракционистов? – удивилась она и даже остановилась от удивления.
– Собственно говоря, абстракционистов – не очень, – сознался фокусник.
– Я почему-то была уверена, что вы не любите абстракционистов, – с облегчением сказала женщина. – И давайте всегда говорить правду, иначе ничего не получится…
– Чего не получится? – не понял фокусник и быстро взглянул на спутницу. Она шла мраморная, серьезная. Она сдула со лба светлую прядку волос. Прохожие смотрели на нее пристально. Сначала на нее, потом на него.
– Пошли на вокзал? – предложила она. – Вы любите ходить на вокзал?
– Люблю.
– Вы же обещали говорить правду, – опять остановилась она.
– Нет, серьезно… Я вообще-то не ходил так специально, но почему бы и нет?
– Пойдемте.
На вокзале было все, как обычно. Правда, если смотреть с интересом, то становится интересно. Они стояли на платформе. Фокусник боялся, что не поддерживает разговор, но Елена Ивановна как будто и не собиралась разговаривать. Тогда и он успокоился.
Провожали, толпились у вагонных дверей, рисовали на окошках буквы. А вот девушка стоит одна, плачет.
– Плачет – провожает или сама себя оплакивает? – заинтересовалась Елена Ивановна.
Фокусник хотел тоже высказать какое-нибудь наблюдение, но не нашелся.
– Надо бы как-нибудь летом поехать по старинным городам, – сказала Елена Ивановна. – Переяславль, Суздаль… Вы любите церкви, древность?
– Вообще-то нет.
– Полюбите.
Фокусник неуверенно пожал плечами, выражая тем надежду.
Вскоре и он заметил интересное: женщина в платке стояла перед вагонным окном и улыбалась.
– Надо издать указ, чтобы женщины все время так улыбались, – сказал он.
Елена Ивановна посмотрела, закивала головой и тоже улыбнулась, да еще лучше. Он тут же подтвердил:
– Да, да, так.
Она отвернулась, стала смотреть вдоль перрона, но фокусник уже не мог остановиться.
– Знаете, когда я буду помирать, я напишу просьбу, чтобы у моего гроба стояли красивые женщины. Или просто симпатичные. Пускай откуда-нибудь приведут.
– Я подойду?
– Еще бы!
– Тогда вы предупредите, я буду начеку.
– Черт побери! Вы красавица, на редкость привлекательная женщина, кажется, более чем достаточно! Но вы еще и хороший, добрый, умный человек, это уж лишнее!
– Боже мой, сколько времени? – спохватилась Елена Ивановна. – Мне надо в один дом, в гости. Это не очень интересно, но обязательно.
– Мы же хотели в кино!
– Вам не кажется, что у нас роман? Все забываем, всюду опаздываем…
От этих слов у фокусника пресеклось дыхание.
– А пошли вместе! Только там интеллектуалы, будут сидеть за столом и острить.
Они бежали по улице, возбужденные тем, что у них есть неотложное дело.
…Вдоль длинного стола сидели и закусывали люди с разнообразными интеллигентными лицами.
На вошедших оглянулись и стали приветствовать. Но Елена Ивановна замахала руками и тихо пристроилась к столу, усадив рядом фокусника.
– Не приставайте к нему, – сразу сказала она хозяйке и сама положила ему в тарелку, что было повкусней.
Все слушали молодого человека с особенно индивидуальным лицом.
Взволнованный событиями, фокусник не вникал в слова: ему слышалось сиплое воркованье саксофона, затем короткая барабанная дробь и удар в тарелки. И все засмеялись.
За ним что-то пробормотал хмурый старик-контрабас, и снова барабанная дробь, и опять удар тарелок, и все опять засмеялись.
Затем засвистала девушка-дудочка, но барабана не последовало, поэтому никто не засмеялся, и она сконфузилась.
Вступил еще какой-то музыкальный инструмент, и тут грянула такая барабанная дробь и так здорово ударили тарелки, что все опять развеселились.
– Что-то наш гость ничего не пьет, ничего не ест, молчит. Расскажите нам что-нибудь, – попросила хозяйка.
Но фокусник так пожал плечами и так развел руками, что всем стало ясно: ему решительно нечего рассказать.
– Ну тогда произнесите тост, у нас все уже говорили тосты.
Фокусник прижал руку к груди:
– Не губите меня!
Тогда его оставили, и он мог молчать сколько угодно. Вид у него был несчастный, он понимал, что Елена Ивановна должна стыдиться за него перед своими знакомыми. Правда, она сидела гордо и слегка улыбалась и не собиралась вступать в разговор – ей-то можно было!
А барабаны рокотали, и тарелки били непрерывно.
Вот все начали вставать, и хозяйка сказала:
– Какой нам разговорчивый гость попался.
Но Елена Ивановна возразила:
– Почему, он весь вечер разговаривал, только про себя.
Когда они вышли на улицу, фокусник воскликнул:
– Откуда вы знаете, что я все время разговаривал! Я действительно мог несколько раз что-нибудь рассказать и очень к месту, но пока собирался с духом – уже было поздно.
– Что вы оправдываетесь передо мной, вы лучше их всех!
– Да чем же, чем! – воскликнул фокусник.
– Да всем.
– Вы не знаете меня, вы что-то себе придумали, но это не я! Посмотрите на меня внимательно.
Он дал ей возможность вглядеться в его лицо.
– Ну, что?
– А что, ничего, – сказала она одобрительно.
– У меня совершенно нет памяти. Я понимаю, ни у кого нет памяти, но у меня действительно. Это дефект, результат контузии.
– Это хорошо, что у вас нет памяти, – сказала Елена Ивановна.
– Что? – переспросил фокусник.
– Значит, вам легко забывать мелкие неприятности жизни.
Они шли молча. Фокусник размышлял над ее словами, она же смотрела прямо перед собой и странно, легкомысленно усмехалась.
– Я неразговорчивый, малообразованный человек, без чувства юмора. Может быть, это результат неправильного воспитания…
– Вам нужен близкий друг, лучше всего женщина, и все это пройдет.
Фокусник опять стал размышлять над ее словами, но не успел прийти ни к какому выводу, потому что им встретился Рассомахин. Он так удивился, встретив фокусника с женщиной, что не решился поздороваться, и прошел мимо. Потом он оглянулся. Фокусник тоже оглянулся. Рассомахин обрадовался, закивал и вернулся.
– Привет, дорогой. Как жизнь? Мы, кажется, незнакомы? – как бы ненароком взглянул он на Елену Ивановну. Ему очень хотелось познакомиться.
Елена Ивановна протянула руку, но фокусник торопливо схватил ее за рукав, делая вид, что он смущен ее бестактностью.
– Здравствуйте, Степан Николаевич! – низко поклонился он и помахал кепкой, как испанской шляпой. – Мое почтение, Степан Николаевич! Кланяйтесь, Елена Ивановна, кланяйтесь, это большой человек, он любит почет, любит улыбки, улыбайтесь, улыбайтесь!
– Клоун! – с обидой сказал Рассомахин и, повернувшись, пошел своей дорогой.
Фокусник взял Елену Ивановну под руку и хотел идти дальше, но она отняла у него руку и осталась на месте.
– Что? – спросил он.
– Да разве это можно так? Ни с того ни с сего оскорбить человека! Я и не знала, что вы умеете злиться, никак не предполагала.
– Почему бы и нет?
– Мне это не нравится. – Женщина глядела на него прямо и серьезно. – Все, что вы о себе говорили, – это ерунда. Но вот это мне правда не нравится.
Она сказала это так, словно сомневалась, идти с ним дальше или принять какое-нибудь другое решение.
– Я думала, вы легкий, веселый человек. Вот вы можете прийти к незнакомым людям и показывать им фокусы и рассказывать им все откровенно – незнакомым людям. Это значит, что у вас открытый, доброжелательный характер.
– Если бы мы встретились до войны! – воскликнул фокусник. – Или даже сразу после войны. Я – да, я был точно такой, как вы говорите, я еще в госпитале был веселый, я потому и начал делать фокусы, чтобы всех веселить в палате. А сейчас нет, я уже не такой. Может быть, это возраст. А вам что-то показалось, это вы ошиблись, что же, это бывает, это бывает…
– Нет, я не ошиблась, – твердо сказала Елена Ивановна. – Вы и сейчас такой, я это видела своими глазами.
– Но я – да! Я хотел бы быть именно таким, – задохнувшись, вскричал фокусник. – Это для меня трудно, но если вы этого хотите… Потому что я – да что, вы же понимали – я боялся на вас смотреть, я и думать не мог!
– Да, я этого хочу, – сказала Елена Ивановна. – Я хочу, чтобы вы были веселый, легкий, добрый, открытый, чтобы вы всех веселили и радовали и со всеми говорили откровенно, потому что вам нечего скрывать. Иначе я не могу. Другого я уже навидалась. У меня был муж – это был редкий человек, но он слишком все переживал – и важное и неважное, и он получил инфаркт. Дайте слово, что у вас никогда не будет инфаркта!
