Валера. Откуда такие грустные мысли, мама? Такие настроения после свадебного путешествия!
Инна Сергеевна. Уколол, ударил мать. Ну что же, я тебя понимаю. Уступи, не все же тебе, сынок. Вспомни, сколько я абортов устроила твоим комсомолкам.
Юра. Мама!
Инна Сергеевна. Что, мой мальчик, дитя мое, сыночек мой? Ты ведь меня не презираешь, как твой брат. Ты понял: мама не привыкла быть одной. Даже из-за простой безопасности я не могу ночевать одна в квартире, мне все время кажется: то в одной комнате кто-то стоит, то в другой… Дай я тебя поцелую, Юрочка. Ты думаешь, я не плакала, не страдала, когда с тобой все это произошло? Я всегда думала о тебе: каково там моему мальчику? Я думала: как ему помочь? Ничего нельзя было сделать. Я мало сделала, я ничего не сделала, я плохая мать…
Валера. Мама, возвращайся туда, мы скоро придем.
Инна Сергеевна. Юра, твой брат сейчас уедет – я решила. В этом конфликте я встаю на твою сторону! Валера, оставь в покое эту женщину. Я прошу, я требую!
Валера. О чем ты говоришь? При чем тут женщина? Завела пластинку!
Инна Сергеевна. Не груби! Меня теперь есть кому защитить!
Валера. Грызлов тебя защитит! Когда будет квартиру делить и имущество вывозить!
Инна Сергеевна. Я имею в виду твоего брата. Уходи! Мне трудно это говорить, но оставь и ему немножко счастья.
Валера. Я тебя просил: не включайся.
Инна Сергеевна. У меня два сына.
Валера. А не три? (Медленно направился к выходу.)
Инна Сергеевна. Что он сказал?!
Юра. Тебе послышалось, мама.
Инна Сергеевна (вслед Валере). Стой, поганец! Повтори, что ты сказал!
Спешит за Валерой. Юра стоит, опустив голову. Появился Паша, подходит к Юре.
Паша. Юрий Алексеевич!
Юра. Что, Паша?
Паша. Как быть с ними? Работают…
Юра. Я узнаю.
Паша. Ничего пока не дадите посмотреть?
Юра. Журналов новых еще нет.
Паша. Старые я все изучил. Пойду возьму энциклопедию.
Юра. Возьмите.
Паша. Юрий Алексеевич, вы записали меня на фамилию Мичурин…
Юра. Да, Павел Мичурин. Берите, я заполню формуляр.
Паша. Возьму, быстро пробегу и принесу. Юрий Алексеевич, а можно переписать на другую фамилию?
Юра. Можно.
Паша. На фамилию Циолковский.
Молчание.
А что с вами сегодня? Такой вы грустный – смотреть невозможно! К вам мамо приехала…
Юра. Грустно жить на свете, Паша?
Паша. Нет, нет! Теперь только начал понимать… Растил кабана до исполинского размера, выводил новые сорта других животных, не говоря о растениях, – и что? Увеличивал движение материальных частиц через анальное кольцо. Надо заниматься выведением новых человеческих сортов. Работа не одного дня. Я не знаю, могут ли быть достигнуты результаты? Могут, Юрий Алексеевич?
Молчание.
Тянет к себе Константин Эдуардович. Я вот думаю: а может, через способство невесомости это злополучное кольцо зарастет за ненадобностью? Для этого обязательно надо использовать космос.
Появляется Наташа.
Вот она. Узнайте у нее: кто в артели рабочий день назначил?
Юра (Паше). Пойдемте, я вам выдам книгу.
Паша. Да я сам возьму. Я же энциклопедии укладывал и коробки подписывал.
Юра. Идемте, идемте.
Наташа (неестественно громко; заметно, что выпила). Подожди, Юра!
Юра. Не могу, ко мне читатель обратился!
Паша. Не надо беспокоиться, Юрий Алексеевич. Вы же всегда раньше доверяли.
Наташа (подошла). Опять он здесь? Пошел отсюда!
Паша. Скажи-ка, кто людей за работу посадил?
Наташа. Ты слышал, что я сказала?
Юра. Хорошо, Паша, возьмите книгу сами. Я запишу.
Паша выходит.
Наташа. Я не хочу чувствовать себя виноватой – это пытка, честное слово! Я рядовая женщина, каких большинство. Что вы во мне увидели? Рассказали бы хоть. Юноша, раз дело дошло до такого разговора, не убегайте. Я рядовая, поймите и не обманывайте себя. Я хуже любой рядовой, хуже в миллион тысяч раз! Вы меня боитесь, юноша? И правильно! Вы меня должны бояться… Я выпила минуту назад… стакан водки… стакан без закуски… Может, я скоро упаду. (Смеется.) Заметил, да? Я много в последнее время выпиваю. Дай руку… (Взяла его руку, приложила к груди.) Слышишь, что с сердцем делается? Не могу опьянеть… Все вижу, понимаю… (Целует его руку.) Не бойся! Я не пьяная еще. У нас ничего не будет, на сто процентов… Теперь не может быть…
Юра. Почему?
Наташа. На «ты» давай. Не-е-ет! С по-целуе-е-ем. (Целует его.) Ничего теперь не будет… никогда. Я уеду отсюда, зароюсь – меня никто не найдет… Ты лучший человек на свете, кого я встречала. Зачем ты был такой смелый в высказываниях со мной, Юра? Нельзя доверять женщинам… Меня любишь, да? Это я все передавала… Я-а-а!..
Юра. Зачем?
Наташа. Вот… И ничего, Наташа… ничего страшного… Наташа, не переживай!.. (Пауза. Посмотрела на Юру.) Хочешь сделать со мной что хочешь? Что ты хочешь?.. О-о-ох! Легче стало… А то я извелась, на тебя глядя… И ничего: все на своих местах стоит прежних… Уведи куда-нибудь меня… Слушай, у меня когда-то был муж. Кра-а-сивый такой… похож на вола… натужный такой вол!.. Такое выражение лица – что вот-вот пернет… Извини, пожалуйста. Ни разу не назвал меня «Наташа», только «Натали». Я его послала… расстались с таким мордобоем! Отвезла его сама в больницу… ухо зашивать… Мне хочется с тобой страшно откровенно… Я ни с кем так еще не говорила из мужчин… Ты должен меня изнасиловать. Понятно? Ты понял меня? Попробуешь? Быстрее только. Сейчас!
Юра. Не обещаю.
Наташа. Тебе хорошо будет со мной! Валерке нравилось: считал, у меня станок удобный. Ну что ты дрожишь? Идем! Я выпила – момент подходящий. У вас там не было женщин или были? Как вы там обходились? Я-а-а… видела: у тебя иногда слюнки текли, шизик!
Юра сдавил ее руку.
Мне больно… Пусти!
Молчание.
Мне же больно… Сумасшедший! (Плачет.) Мне хорошо… больно… Еще больнее сделай… Ну сделай! О господи, какой страшный! Бей меня! Убей меня… Тебе ничего не будет… ты больной…
Юра отошел.
Правильно ведешь себя с женщиной. Нам надо мужскую руку чувствовать, иначе выходим из-под контроля. Брат твой умный, а ты – дурак. О господи! Все поплыло… Ты улыбаешься или мне кажется? Ты плачешь? (Подошла, уткнулась головой ему в плечо.) Спасибо. Значит, ты меня простил… Что ты, монашек!..
Молчание.
Какой ты ласковый, какой ты добрый, монашек!..
Входят Ковалёв и Грызлов.
Ковалёв. Тебе не нужна моя помощь, Юрочка?
Наташа (счастливо улыбаясь). Старик, уходи отсюда к черту!
Ковалёв. Очень хорошо… Конечно-конечно…
Наташа. Чтобы я тебя не видела на расстоянии даже ста пятидесяти метров! (Отходит, садится в стороне.)
Грызлов. Наташа, никак ты захорошела?
Ковалёв. Юрочка, мы вышли поглядеть, куда все делись. Там Михаил все собрал на стол.
Грызлов. Я видел, она стакан приняла, решил – водичку. А куда мамо запропастилась?
Юра не отвечает. Наташа воинственно смотрит по сторонам.
Наташа. Владимир Викторович, я предупреждала: водки не берите. А вы: мужики пьют, мужики пьют… (Засмеялась.) Пьют бабы… им больше нужно.
Грызлов. Подмечено верно. Мамо тоже любит согреться. Юра, а ты сам принимаешь?
Юра молчит.
Ковалёв (растерянный, улыбается Грызлову). Юра, все-таки надо попробовать найти наших гостей… (Выходит.)
Грызлов. Соберемся – мимо стола не пройдем. Что бы ни было, какие бы вопросы ни рождались, соленые-пресоленые, – про закуску не забудем. У нас с мамо тоже всякое бывает. Не так давно у нас гости были, вроде свадьбы. Она под баночкой… небольшой… прочитала сначала анекдоты… голосом – вроде как последние известия, только текст, ты понимаешь, соответственный. В узком, конечно, кругу. Мы как раз оформлялись в тур – на столе документы. Взяла мою автобиографию, зачитала, вроде представила мужа друзьям. Ну, получилось тоже как будто анекдот. Та же реакция. Родился в деревне такой-то – хохот, закончил сельскохозяйственный техникум – со стульев падают… Конечно, кто я для них? Село. У нее лицо не сходит с экрана… (Пауза.) Однако клюнула, заглотнула так, что только подошвы видны остались! Да-а… Мамаша ваша, скажу я, Юрий Алексеевич, не плотва… Не рыбак?
