МАРІАННА. Джузеппе!
НИЩІЙ. Прекрасная госпожа? Достойная Маріанна?
ГАБРІЭЛЛА. Скажи, Джузеппе, часто ли ты позволяешь себѣ устраивать такія шутки?
МАРІАННА. Если о нихъ донести инквизиціи, синьоръ Джузеппе хорошо узнаетъ, что такое кандалы.
ГАБРІЭЛЛА. И сырыя тюремныя стѣны.
МАРІАННА. Дыба!
ГАБРІЭЛЛА. Испанскій сапогъ!
МАРІАННА. Трехвостая плеть!
ГАБРІЭЛЛА. Висѣлица!
МАРІАННА. Колесо!
ОБѢ ВМѢСТѢ. На костеръ! Прямо на костеръ негодяя!
НИЩІЙ. Прекрасная госпожа! почтенная Maріанна! не гнѣвайтесь на бѣдняка: надо же чѣмъ-нибудь кормиться человѣку.
МАРІАННА. Не проси прощенія: плутъ, подобный тебѣ, достоинъ строгаго наказанія.
НИЩІЙ. Мадонна, ради семерыхъ моихъ дѣтей, изъ которыхъ старшему два мѣсяца…
ГАБРІЭЛЛА. Онъ жалокъ мнѣ. Ужъ простить его развѣ, Маріанна?
МАРІАННА. Вся ваша воля, хозяйка.
ГАБРІЭЛЛА. Слушай, плутъ. Мы прощаемъ тебѣ на этотъ разъ и не скажемъ ни дону Эджидіо, ни дону Ринальдо. Но — подъ условіемъ: ты сейчасъ же догонишь эту бѣдную женщину и приведешь ее къ намъ сюда.
НИЩІЙ. Гм… гм… надѣюсь, вы не потребуете, чтобы я возвратилъ ей… ея маленькіе… подарки?
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, плутъ, — и лови! вотъ тебѣ еще! Ты понадобишься мнѣ сегодня.
НИЩІЙ. О, синьора, вы царица Неаполя! Располагайте моимъ тѣломъ и моею душою. Лечу за старухою… Францъ, сиди и жди. Лечу, какъ вихрь, мадонна. (Убѣгаетъ.)
МАРІАННА. Итакъ, хозяйка…
ГАБРІЭЛЛА. Итакъ, Маріанна…
МАРІАННА. Это рѣшено: мы дѣлаемъ видъ, будто мѣняемся мѣстами, но каждая останется въ своей комнатѣ. Донъ Жуанъ найдетъ васъ…
ГАБРІЭЛЛА. И получитъ хорошій урокъ — впередъ лучше уважать добродѣтель.
МАРІАННА. Гм… гм…
ГАБРІЭЛЛА. Донъ Эджидіо явится къ вамъ…
МАРІАННА. И получитъ хорошій урокъ впередъ лучше уважать добродѣтель.
ГАБРІЭЛЛА. Вы не вѣрите мнѣ, Маріанна?
МАРІАННА. Не очень, хозяйка. Какъ женщина съ прошлымъ, я много разъ замѣчала, что, когда хорошенькая бабенка начинаетъ учить мужчину добродѣтели, то передаетъ ему свою науку всю цѣликомъ.
ГАБРІЭЛЛА. Въ такомъ случаѣ — вы должны презирать меня?
МАРІАННА. Почему? Грѣшный я человѣкъ, падрона: люблю видѣть, какъ молоденькая жена ставитъ рога старому мужу. Козелъ долженъ быть съ рогами, иначе онъ — скотъ противоестественный.
ГАБРІЭЛЛА. Вы говорите ужасныя вещи, Маріанна. Даю вамъ слово: вы очень ошибаетесь. Я хочу только наказать дона Эджидіо за его ревность и недостойныя мистификаціи.
МАРІАННА. А я — за грубость и угрозы… Ахъ, если бы заодно мы могли натянуть хорошій носъ и наглому дону Ринальдо!
ГАБРІЭЛЛА. Это будетъ, Маріанна. Неужели вы не догадываетесь, почему я послала Джузеппе догонять глупую старуху, которую онъ дурачилъ?
МАРІАННА. Эту золотушную?
ГАБРІЭЛЛА. Донъ Ринальдо — племянникъ кардинала Бонавентуры… понимаете?
МАРІАННА. Хозяйка, вы восхитительная плутовка!
ГАБРІЭЛЛА. Мы сдѣлаемъ доброе дѣло и осмѣемъ Ринальдо.
МАРІАННА. Хозяйка, женщина съ прошлымъ начинаетъ васъ уважать. Вы сами достойны быть женщиною съ прошлымъ!
ДЖУЗЕППЕ (вбѣ гаетъ.) Идетъ старуха, падрона. Идетъ. Догналъ ее уже на горѣ у Санъ-Фердинандо…
ДЖІОВАННА. Охъ, всѣ угодники и моя святая! Какая синьора можетъ звать меня? Я чужая въ Неаполѣ… Еще разъ миръ и радость тебѣ, вѣщій болванъ!
ФРАНЦЪ. Schwammdrüber!
ГАБРІЭЛЛА. Добрый вечеръ, матушка, удостойте войти въ мой домъ. Я слыхала о вашемъ затрудненіи и хочу вамъ помочь.
ДЖІОВАННА. Благослови васъ Богъ, красавица. А вы кто же будете — тоже служите при болванѣ?
ГАБРІЭЛЛА. И не при одномъ, матушка.
МАРІАННА. Сколько у насъ болвановъ, это мы сосчитаемъ завтра утромъ.
ГАБРІЭЛЛА. Входите, входите, матушка. Я вамъ все объясню. Джузеппе, проведи къ намъ эту добрую женщину.
(Габріэлла и Маріанна уходятъ съ балкона.)
НИЩІЙ. Слушаю, хозяйка. (Входитъ съ Джіованною въ домъ Лепорелло).
ФРАНЦЪ. Ich verstehe nicht. Ganz verfluchte Position!
ДОНЪ ЖУАНЪ (входитъ). А! Ты здѣсь, Францъ!
ФРАНЦЪ. Servus, Excellenz.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты при шпагѣ и съ цитрою, — это хорошо. Намъ предстоитъ сегодня маленькое приключеніе. Мнѣ можетъ понадобиться твой клинокъ и, навѣрное, будетъ нужна твоя музыка для серенады. (Ко входящему Лепорелло.) Лепорелло! Бездѣльникъ! Я ищу тебя, какъ иглу въ сѣнѣ. Гдѣ ты пропадалъ?
ЛЕПОРЕЛЛО Не смѣлъ показаться вамъ на глаза, синьоръ, у васъ было такое гнѣвное лицо, когда вы давеча выбѣжали изъ этого дома.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я думаю. Своимъ дурацкимъ мяуканьемъ ты оторвалъ меня отъ ручки самой хорошенькой женщины въ Неаполѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Только отъ ручки? Хвала тебѣ, мой ангелъ-хранитель!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты радъ? Можно узнать, — чему?
ЛЕПОРЕЛЛО. Тому, синьоръ, что лишеніе, которое вы понесли отъ моего мяуканья, не такъ ужъ велико. Если бы я замяукалъ десятью минутами позже, потеря была бы гораздо больше.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Выбѣгаю, какъ полоумный, на улицу: нѣтъ никого… только твои пятки сверкаютъ по переулку… Хочу возвратиться туда, въ домъ, къ ней… Не тутъ-то было! Дверь уже на замкѣ… съ балкона звенитъ серебристый хохотъ… Чортъ ли дернулъ тебя мяукать?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я стоялъ у фонтана и смотрѣлъ въ воду, синьоръ, и мнѣ почудился въ ней донъ Эджидіо Ратацци.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты совсѣмъ оглупѣлъ и разучился служить, мой Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ой, не обижайте! Я докажу вамъ, что вы ошибаетесь, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Но она… Габріэлла! Какова неаполитанская чертовка? а? Хлопъ двери на злмокъ… Знаешь ли, если бы не днемъ, я вышибъ бы ихъ камнями съ мостовой.
ЛЕПОРЕЛЛО. Кокетство, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты думаешь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоръ! Чѣмъ вы наградите меня, если я скажу вамъ, что въ эту ночь она назначаетъ вамъ свиданіе въ своей опочивальнѣ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло! Ты лжешь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Когда Санта Лючія опустѣетъ и встанетъ поздняя луна, вы придете на эту площадку съ веревочною лѣстницею. Такъ велитъ она. Смотрите: три окна. Среднее — съ балкономъ, — не ошибитесь: среднее съ балкономъ, — будетъ открыто. Я буду въ домѣ, чтобы спустить вамъ лѣстницу, и вы войдете. Очутитесь въ коридорѣ. Ступайте прямо, пока не упретесь въ двери. Онѣ распахнутся, и вы въ объятіяхъ ожидающей васъ Габріэллы.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, озолочу тебя!
ЛЕПОРЕЛЛО. А говорили: не умѣю служить.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нѣтъ, нѣтъ, беру всѣ свои слова назадъ. Ты король лакеевъ проходимцевъ. Такъ ночью? этою ночью?
ЛЕПОРЕЛЛО. Да, когда взойдетъ луна.
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, чортъ возьми! Я сгораю отъ нетерпѣнія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Одно условіе съ ея стороны, синьоръ: — вы не зажжете огня и не будете говорить съ нею…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Почему?
ЛЕІЮРЕЛЛО. Она очень стыдлива, а разговоромъ боится разбудить старуху-дуэнью, которая спитъ въ двухъ шагахъ отъ нея за стѣною.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Отлично. О чемъ намъ говорить? Моя страсть — нѣмая — скажетъ больше, чѣмъ самое пылкое краснорѣчіе… Зачѣмъ мнѣ видѣть ее этимъ грубымъ тѣлеснымъ зрѣніемъ, когда я и сейчасъ вижу ее, красавицу, жадными очами моей души? Я обожаю эту женщину, Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я тоже.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Постой… А какъ же — гдѣ же будетъ мужъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Падронъ Ратацци? Да — развѣ я не говорилъ вамъ, что мы пріятели? Я спровадилъ его, синьоръ. Сейчасъ онъ плыветъ на Капри — къ умирающему дядѣ аббату и, вѣроятно, страдаетъ морскою болѣзнью, потому что на заливѣ волненіе, а суденышко — прескверное, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, ты геній!
ЛЕПОРЕЛЛО. А говорили: поглупѣлъ. Нѣтъ, синьоръ, кто изъ насъ двоихъ глупѣе, это потомство разсудитъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мы дождемся луны гдѣ-нибудь въ остеріи. Францъ! за нами!
ЛЕПОРЕЛЛО. Эта каріатида служитъ при васъ, синьоръ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мой музыкантъ и тѣлохранитель. Познакомься.
ФРАНЦЪ. Servus.
ЛЕПОРЕЛЛО. Тѣлохранитель! Это слово плохо вяжется съ репутаціей Донъ Жуана.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Зато — какъ нельзя лучше — съ его возрастомъ и ревматизмомъ. Въ наши годы, Лепорелло, очень пріятно чувствовать за собою товарища, способнаго, въ одиночку, разогнать взводъ солдатъ.
