Катарина. Вы и о Лукреции дурно отзываетесь?
Лоренцо. Она доставила себе удовольствие совершить грех и заслужила славу своей гибелью. Она дала поймать себя живьем, точно жаворонок в западне, а потом очень мило воткнула себе в живот свой маленький ножик.
Мария. Если вы презираете женщин, то зачем стремитесь унизить их перед вашей матерью и ее сестрой?
Лоренцо. Вас я чту, вас и ее. Остальной мир внушает мне отвращение.
Мария. Знаешь, дитя мое, что снилось мне этой ночью?
Лоренцо. Что вам снилось?
Мария. Это был не сон — я не спала. Я была одна в этой большой зале; лампа стояла далеко, на том столе возле окна. Я думала о днях, когда была счастливой, о днях твоего детства, мой Лоренцино. Я глядела в ночной мрак и говорила себе: он вернется только на рассвете, он, прежде проводивший ночи за работой. Глаза мои наполнялись слезами, и я встряхивала головой, чувствуя, как они текут. Вдруг я услышала медленные шаги в галерее; я обернулась: человек, одетый в черное, приближался ко мне с книгой под мышкой: это был ты, Ренцо! "Как рано ты вернулся!" — воскликнула я. Но призрак сел у лампы, не ответил мне, открыл свою книгу, и я узнала моего прежнего Лоренцино.
Лоренцо. Вы видели его?
Мария. Как вижу тебя.
Лоренцо. Когда он ушел?
Мария. Когда ты позвонил в колокол, вернувшись утром.
Лоренцо. Мой призрак, мой собственный! И что же, он исчез, когда я вернулся?
Мария. Он поднялся с таким грустным видом и рассеялся, как утренний туман.
Лоренцо. Катарина, Катарина, прочти мне историю Брута.
Катарина. Что с вами? Вы весь дрожите.
Лоренцо. Мать моя, сядьте сегодня вечером там, где вы сидели этой ночью, и если мой призрак снова придет, скажите ему, что вскоре он увидит вещи, которые его удивят.
Стучат.
Катарина. Это мой дядя Биндо и Баттиста Вентури.
Биндо и Вентури входят.
Биндо (тихо Марии). Это последняя попытка.
Мария. Мы оставим вас; если бы вам удалось! (Уходит с Катариной.)
Биндо. Лоренцо, почему ты не опровергаешь постыдную историю, которую распускают на твой счет?
Лоренцо. Какую историю?
Биндо. Говорят, что ты лишился чувств при виде шпаги.
Лоренцо. Вы этому верите, дядя?
Биндо. Я видел в Риме, как ты фехтовал; но меня не удивило бы, если бы ты стал подлее собаки, занимаясь здесь таким ремеслом.
Лоренцо. Да, история правдива, я лишился чувств. Здравствуйте, Вентури. Какие сейчас цены на ваш товар? Как идет торговля?
Вентури. Синьор, я стою во главе шелковой мануфактуры, но для меня оскорбление, когда меня называют торговцем.
Лоренцо. Верно. Я только хотел сказать, что вы еще в школе приобрели невинную привычку продавать шелк.
Биндо. Я поверил синьору Вентури те замыслы, которыми во Флоренции поглощено сейчас столько семейств. Это достойный друг свободы, и я полагаю, Лоренцо, что вы отнесетесь к нему, как должно. Время шутить прошло. Вы говорили нам иногда, что если вы сумели внушить герцогу такое исключительное доверие, то это лишь ловушка с вашей стороны. Правда это или ложь? Вы наш или не наш? Вот что нам надо знать. Ведь все знатные семейства понимают, что деспотизм Медичи несправедлив и нестерпим. По какому праву мы позволяем этому надменному дому возвышаться на развалинах наших привилегий? Договор не соблюдают. Власть Германии дает себя знать с каждым днем все решительнее. Пора покончить с этим и собрать патриотов. Откликнитесь вы на этот зов?
Лоренцо. А что скажете вы, синьор Вентури? Говорите же, вот мой дядя остановился, чтобы перевести дух: пользуйтесь этим случаем, если вы любите нашу страну.
Вентури. Синьор, я думаю то же самое и не могу прибавить ни единого слова.
Лоренцо. Ни единого слова? Ни единого словечка, красивого, звонкого? Вы незнакомы с истинным красноречием. Большую фразу накручивают на какое-нибудь словечко, не слишком длинное, не слишком короткое, круглое как волчок; левую руку откидывают назад — так, чтобы на плаще образовались складки, полные достоинства, умеряемого изяществом, затем кидают свой период, и он разматывается со свистом, как веревка, и маленький волчок летит, прелестно гудя. Его почти что можно было бы поймать в ладонь, как это делают на улице.
Биндо. Ты — наглец! Отвечай или уходи.
Лоренцо. Дядя, я ваш. Разве вы не видите по моей прическе, что в душе я республиканец? Взгляните, как подстрижена моя борода. Ни минуты не сомневайтесь в том, что даже самые мои сокровенные одежды дышат любовью к отечеству.
У входной двери звонят; двор наполняется пажами и лошадьми.
Паж (входя). Герцог!
Входит Алессандро.
Лоренцо. Какая милость, государь! Вы удостоили бедного слугу чести личного посещения?
Герцог. Кто эти люди? Мне надо поговорить с тобой.
Лоренцо. Имею честь представить вашей светлости моего дядю Биндо Альтовити; он сожалеет, что долгое пребывание в Неаполе до сих пор не позволило ему упасть к вашим стопам. Другой синьор — славный Баттиста Вентури, который, правда, занимается изготовлением шелка, но отнюдь не продает его. Пусть нежданное появление в этом смиренном доме столь великого государя не смущает вас, дорогой дядя, ни вас, почтенный Вентури. То, о чем вы просите, будет даровано вам или вы вправе будете сказать, что мои просьбы не имеют веса в глазах моего милостивого монарха.
Герцог. О чем вы просите, Биндо?
Биндо. Ваша светлость, я в отчаянии, что мой племянник…
Лоренцо. Звание римского посланника никому не принадлежит в настоящую минуту. Мой дядя льстил себя надеждой, что вы соблаговолите облечь его этим званием. Во Флоренции не найдется человека, который мог бы сравниться с ним, когда дело идет о преданности и почтении к дому Медичи.
Герцог. Правда, Ренцино? Ну что ж, мой дорогой Биндо, пусть так и будет. Приходи завтра утром во дворец.
Биндо. Ваша светлость, я смущен. Как выразить…
Лоренцо. Синьор Вентури, хотя он и не продает шелка, просит привилегии для своих мануфактур.
Герцог. Что за привилегия?
Лоренцо. Ваш герб на воротах и патент. Даруйте ему это, государь, если вам дороги те, которые любят вас.
Герцог. Прекрасно. Это все? Ступайте, синьоры, и мир да будет с вами.
Вентури. Ваша светлость! Вы меня преисполнили радости, не могу высказать…
Герцог (своей страже). Пропустите этих двух.
Биндо (выходя, тихо Вентури). Бесчестная проделка!
Вентури (так же). Как вы поступите?
Биндо (так же). Как мне поступить, черт возьми? Я получил назначение.
Вентури (так же). Это ужасно!
Уходят.
Герцог. Маркиза Чибо — моя.
Лоренцо. Жалею.
Герцог. Почему?
Лоренцо. От этого другим будет ущерб.
Герцог. Нет, клянусь, она уже надоедает мне. Скажи мне, милый, кто эта красавица, что расставляет цветы на том окне? Я уже давно все вижу ее, когда проезжаю мимо.
Лоренцо. Где?
Герцог. Там, напротив, во дворце.
Лоренцо. Так, ничего.
Герцог. Ничего? По-твоему, эти руки — ничего? Какая Венера, клянусь утробой дьявола!
Лоренцо. Это соседка.
Герцог. Я хочу поговорить с этой соседкой. Ах, черт! Если я не ошибаюсь, это Катарина Джинори.
Лоренцо. Нет.
Герцог. Я прекрасно узнал ее. Это твоя тетка. Черт возьми! Я забыл это лицо. Приведи-ка ее ужинать.
Лоренцо. Это будет очень трудно. Она добродетельна.
Герцог. Ну вот еще! Разве есть для нас добродетельные женщины?
Лоренцо. Я спрошу ее, если вам угодно, но предупреждаю — она педантка; она говорит по-латыни.
Герцог. Так что ж! Любит-то она не по-латыни. Идем сюда. С этой галереи нам лучше будет смотреть на нее.
Лоренцо. В другой раз, мой милый; сейчас я не могу терять времени — мне надо к Строцци.
Герцог. Как! К этому старому дураку?
Лоренцо. Да, к этому старому подлецу, к этому мерзавцу. Очевидно, он не может исцелиться от странной привычки открывать свой кошелек всем этим презренным тварям, которых называют изгнанниками, этим бродягам, которые каждый день собираются у него, прежде чем надеть в дорогу свои башмаки и взять посох в руки. Теперь я намереваюсь как можно скорее отправиться на обед к этому старому висельнику и возобновить уверения в моей искренней дружбе. Нынче вечером я смогу вам рассказать какую-нибудь забавную историю, какую-нибудь милую шалость, которая завтра утром спозаранку подымет, пожалуй, кое-кого из этого сброда.
