Варвара повеселела.
– Хочешь рюмашку?
– Нет.
– А я люблю так работать. Допинг.
Налила себе, выпила.
Зазвонил телефон. Варвара взяла трубку. Невезенье в работе не мешало ей носить на руках дорогостоящие перстни.
– Да?.. Одну минутку.
Перенесла аппарат в другую комнату.
– Аллочка? А он уже ушел домой. Давно, часов в одиннадцать.
Вернулась, поставила телефон, заглянула через плечо Бузыкина.
– Ты что, очумел? Опять сначала пошел, да? Зачем?!
– А потому что не получается. Все равно никуда не годится.
– Тебе не годится, а мне годится. Слушай, уже половина первого, а мы десяти страниц еще не сделали.
– Как половина первого?
– А так, без двадцати.
– Все, погиб. Пускаю пузыри. Где пиджак? Был пиджак. Вот он… Меня же Алла у кинотеатра ждет!
– Успокойся, не ждет. Это она сейчас звонила. Я ей сказала, что ты ушел домой.
– Зачем?!
– А потому что мне жалко эту дурочку. Вот так мой Володька меня мурыжил до сорока лет. И что? Кому я теперь нужна?
Бузыкин бросился к телефону, набрал номер.
– Ну вот, никто не подходит… Алла! Когда ты звонила, я был здесь! Я и сейчас здесь! Ты же забрала у меня часы!
АЛЛА. Слушай, Андрей Павлович! Врал бы в одном месте. А то и там и тут…
Повесила трубку.
Бузыкин добежал до моста к тому времени, когда крыло его со спичинками фонарей уже вздымалось вертикально.
Подняв воротник пиджака, он сиротливо бродил между легковыми и грузовыми машинами, которые беспомощным стадом стояли на площади.
Темные баржи двигались по Неве почти незаметно, но быстро – от Литейного моста в одну сторону, от Дворцового моста – в другую.
Зашел в телефонную будку.
– Нина, это я. Я был у Варвары, а сейчас развели мосты…
Послышались короткие гудки.
Крыло моста стало опускаться. Фонари постепенно принимали обычное положение, зафырчали моторы машин.
Едва убрали шлагбаум, Бузыкин первым ринулся через мост.
Небритый, бледный после бессонной ночи, Бузыкин вошел в разгромленную квартиру. Повесил пиджак на вешалку, побрел к себе. Ему было постелено на диване. Снял ботинок, когда позвонили в дверь. Так, с ботинком в руке пошел открывать.
На лестничной площадке, по-утреннему свежий, стоял Билл.
– Монин!
– Монин!
– Вы готов?
– Готов.
Бежали обычным маршрутом. Англичанин бежал сегодня как никогда спортивно. Бузыкин едва поспевал за ним.
– Темп, Андрей! Темп! Темп!
– Пошел к черту, – бормотал Бузыкин.
Сосед в куртке, которую Бузыкину подарила Алла, звонил в дверь.
Бузыкин работал за своим столом в сумбуре начатого ремонта. Положил ручку, тяжело поднялся, побрел к двери.
Открыл соседу.
– Четверг! – напомнил тот, входя.
– Проходи, – в некотором замешательстве пригласил его Бузыкин. – У нас небольшой раскардаш…
– Ремонт затеяли?
На кухне, за столиком, работал Билл.
– Знакомьтесь, – сказал Бузыкин. – Это профессор из Англии. А это наш сосед Василий Игнатьич.
– Зовите меня просто Билл, – сказал англичанин.
– Вот, Василий Игнатьич, сидим, трудимся, – сказал Бузыкин.
Сосед сел на диван и посмотрел на него снизу вверх, но так, словно смотрел на него сверху вниз.
– Он по-русски понимает?
– Еще не совсем, – повинился Флетчер.
– Прибыли в Советский Союз? – громко, как глухого, спросил сосед.
– Прибыл, да.
Бузыкин приглядывался к синей куртке.
– Надолго? – спросил сосед.
– Надолго, да. Скоро уезжаю.
– А у меня свободный день. В субботу работаем, в четверг гуляем.
– Василий Игнатьич, ты где эту куртку купил? – спросил Бузыкин.
– Нашел! Во дворе валялась! Вот, Билл, у вас такие заграничные куртки на улицу выкидывают?
– Нет. Это чистый хлопок. Это очень дорого.
– А у нас выкинули. Рукав тут чуть отпоролся – и сразу выкинули.
– Василий Игнатьич, продай мне эту куртку, – попросил Бузыкин. – Она тебе мала.
– Извини, Палыч, не могу. Я бы так отдал, да только жена уже видела, подумает, что пропил… Ну, что же мы так сидим? Знакомство надо отметить. Вы уберите бумаги, запачкаем.
Он достал пол-литра, поставил на письменный стол.
– Василий Игнатьич, мы пас, у нас работа, – сказал Бузыкин.
– Работа не помешает, – возразил сосед. – Русская водка, им она нравится.
– Нет, Василий Игнатьич, давай на следующий четверг, – сказал Бузыкин.
– Обижаешь, Палыч! – возразил сосед.
Достал из холодильника сыр, масло.
– Сам время тянешь. Рюмки.
Бузыкин поставил рюмки. Сосед разлил, обратился к Биллу:
– Мир, дружба! (Выпил.)
БУЗЫКИН. Мир, дружба. (Выпил.)
БИЛЛ. Мир, дружба.
Приподнял рюмку, поставил обратно.
СОСЕД. Палыч, а чего он не пьет?
БИЛЛ. Утром вино вредно.
СОСЕД. Да тут всего по сто пятьдесят. Чистая формальность.
БИЛЛ. Спасибо, нет.
СОСЕД. Палыч, он что, принцип держит?
БИЛЛ. Мир, дружба. (Отпил из рюмки, поставил ее.)
СОСЕД. Тостуемый пьет до дна.
БИЛЛ. Не понял.
СОСЕД. Я за вас выпил – значит, вы тостуемый. Я до дна, и вы до дна, у нас такой порядок.
БУЗЫКИН. Василий Игнатьич, ну что ты насел? Видишь, человек не в форме. Я же выпил? Нет, все народы мира должны с ним пить.
СОСЕД (англичанину). Обижусь, понял?
Билл выпил до дна.
Помолчали.
СОСЕД. Хорошо сидим.
Снова налил рюмки.
Бузыкин накрыл свою рукой:
– Стоп. Больше не будем, нам работать.
СОСЕД. Так ведь налито уже!
БУЗЫКИН. Нет, нет. Все! Я работать.
СОСЕД. Не обратно же выливать! Что он про нас подумает? Палыч, что мы, крохоборы?
БУЗЫКИН. Ладно, Василий Игнатьич, не будем конфликтовать из-за ерунды. (Отпил.) Но уже последняя.
СОСЕД. Тостующий пьет до дна.
Бузыкин допил.
Выпил и Билл.
СОСЕД. А я сегодня, пока вы тут сидите, корзину грибов уже набрал. Ты, Палыч, все спишь, лентяй, съездил бы за грибами. Пол-литра купил, стопку водки выпил, и один грибочек. И жена у тебя тоже не ходит за грибами. Плохо он воспитывает свою жену. Я тебе, Палыч, при госте говорю.
Зазвонил телефон. Бузыкин встал. Сосед продолжал, обращаясь к Биллу:
У вас там за рубежом леса грибные есть? Ходите?
БИЛЛ. За рубежом грибных лесов нет.
Веригин устало говорил в трубку:
– Что же, ладно, что поделаешь… Тогда уж можете не торопиться. Что-нибудь придумаем взамен. Только вот я теперь не знаю, как со Скофилдом быть? Ведь та же петрушка будет…
– Нет! Скофилд – это мое! – вскричал Бузыкин. – Это я на коленях!
ВЕРИГИН. Не знаю, Андрей Павлыч, не знаю. Придется подумать.
Бузыкин положил трубку.
В комнату вошел сосед:
– Довольно колготиться, собирайся.
БУЗЫКИН. Да подожди ты, честное слово…
Зазвонил телефон.
Бузыкин снова взял трубку.
Варвара сидела за столом. Перед ней лежала небольшая стопка листов, перепечатанных на машинке.
ВАРВАРА. Бузыкин, я перепечатала. Сейчас все получилось. Слушай, «Горестная жизнь плута», – она переложила заглавный лист, стала читать взволнованно: – «Земля была замусоренная, уродливая. Консервные банки, клочья газет, мотки проволоки валялись на ней. Между черными покосившимися столбами были протянуты веревки, на них висело серое белье. Старик в белой одежде вглядывался в панораму давних человеческих бедствий…»
Она читала неторопливо, с невольным творческим волнением. Сейчас ей казалось, что все это ею выношено, выстрадано, создано.
Подошел сосед, надавил на рычаг телефона.
– Ну вот, разъединил. Я же по делу говорю! – рассвирепел Бузыкин.
– И я по делу. У тебя резиновые сапоги есть?
– Какие сапоги? Зачем?
– Идем по грибы.
– Какие грибы?
Бузыкин начал набирать номер, но сосед остановил его.
– Погоди, Палыч. Человек жил, грибного леса не видел! Вернется – хоть будет что рассказать.
– Вы идите, а я не могу. У меня видишь что творится?
– Мы ненадолго, туда и обратно, всего и делов.
Появился несколько затуманенный выпитым Билл.
– Всего и делов, – сосредоточенно повторил он.
Они уже подружились. Они говорили на одном языке. Они предлагали войти в этот союз и Бузыкину. По-хорошему…
Они шли по лесу. Солнечные пятна струились по осенней листве. Сосед и англичанин были в ватниках и резиновых сапогах.
– Не тот лес, – веско сказал сосед. – На машинах понаехали, ханурики дешевые, все подмели.
