Марина Мартынова - Соната для флейты и альта

Мы целовались с тобой на краю пустоты.
Мы говорили с тобой на пороге молчанья.
Пусть впереди длинная ночь отчаянья,
И позади все сожжены мосты…

Мы не упали с тобой в бездну ночной тишины.
Мы не взлетели в пропасть немого неба.
Мы оставляли толику разумную хлеба:
После полета жить‑то мы чем‑то должны.

Мы доказали, что оба на облаках
Мы еще можем кататься полночью ясной,
Мы не вонзили зубы в красное мясо,
Не уподобились мы в естестве волкам.

Мы сохранили друг друга от близкой беды,
Уберегли, заставили вовремя остановиться…
Вот потому‑то зависть к котам и птицам
В нас продолжает чудовищем жить седым…

Давай друг другу все простим -
Что было и что не было.
Не станем лихом поминать,
Что мимо нас прошло.
Давай немного погрустим
О том, что знали небо мы
Там, где сегодня бьемся лбом
О звонкое стекло.

Давай запомним этот день -
Его мы сами выбрали,
Чтоб каждый мог забыть на час,
Что прежде было с ним.
Вдали от дел, забот, людей,
Судьбы бугров и выбоин
Давай вдвоем побродим и
Друг другу все простим…

О тысячелетье уходящем,
Друг мой, не тужи — и не кляни
То, что, может статься, мы обрящем
Иль утратим в будущие дни.
Будущее — это только слово,
Предками подаренное нам,
Знавшими, как мы: ничто не ново
Этим вечно старым небесам.
Мы ведь сами расставляем вехи
И тысячелетий, и веков.
Вот и разрывает наши мехи
Винный пар, не терпящий оков.
Будущего страх — такой же древний,
Как несчастный человечий род.
В каждом он живет, но чаще дремлет
В суматохе нынешних забот.
Ностальгия о былом увлечь нас
Может — и пускай себе! А там -
Помни: есть у нас в запасе Вечность.
Всё она расставит по местам.

Что Солнцу какая‑то там Луна?
Спутник — вовсе необязательный.
А она без него и себе не нужна.
Свет его — единственный факел ей.
Как Земля между ними дыбом встает -
Так бедняжка Луна ущербной становится.
На коротеньком поводке у нее
Пропадает надолго — так ей нездоровится.
Не заметит могучий Солнца магнит
Ни пропажи Луны, ни ее огорчения,
Ни того, как в ночи, обласкана им, горит
Она серебристым свечением.
Но порой и Луне удается на миг
От ревнивой и жад ной Земли заслонить его.
И тогда вдруг Солнца меняется лик.
Меркнут краски. И лезвием бритвенным
Свет прорежет пестрые тени дерев,
Повторяя рисунок тысяч лун серповидных.
И, кажется, Солнце, внезапно прозрев,
Замечает ту, кого рядом не видно.
Опасно и больно смотреть на него
Даже в этот миг, когда светит лишь краешком.
Но Луне почерневшей уже ничего
В ореоле не страшно сверкающем…
Ненадолго власть. Но не в ней ли секрет
Той таинственной лунной ухмылочки?
Так отчаянно нужен ей Солнца свет,
Что согласна она
висеть рядом с ним
обмылочком…

Я состарилась. У меня отныне всё в прошлом.
Исцеляясь от вековечной своей любви,
Я еще погрущу. Но — светло и немножко.
И уже не вернусь. Зови — не зови…
В одиночестве, столь гордом, сколь жалком,
Остаемся мы оба — друг от друга вдали.
И над каждым висит, разрастаясь, тень катафалка -
Реальнее, чем часы на картине Дали.
Твоего с моим уступая несовпаденью покроя,
Я, стремившаяся к слиянию душ, а не тел,
Предаю тебя наконец твоему Покою.
Потому что этого ты хотел.
Умирающий зверь уползает подальше от близких.
Ты же смерть свою многократно уже пережил.
Я не стану пугать тебя больше дыханием жизни
И гуденьем моих, разрываемых пульсом, жил.
Я уже исцелилась — тебе спасибо!
Обернуться ли? Нет! Отпускаю — иди!
Наступлю на тень катафалка, ставшего дыбом.
Я еще молодая. И всё у меня впереди!

День не хочет расставаться с ночью.
Оттого и сумерки настали.
Ты себе признаешься едва ли,
Что от жизни, собственно, хочешь.
Горькое таит обаянье
Света в тьму неуловимое скольженье,
Дня и ночи быстрое сближенье
И неудержимое прощанье.
О, помедлите в объятьях жарких!
Сумерки, молю, повремените!
Только обрезает Время нити -
Всяким чувствам чуждая Парка.
Одинока ночь, бестелесна -
Плоти дня лишенная темень.
В поисках утраченной тени
Что неймется ей — неизвестно…

Тобой, мой старый бред,
Как пивом тем, упьюсь -
В кафе под козырьком,
Где множились окурки
И нависавший ком
Сутулой черной куртки
Вчеканивался в мозг,
Как смертной маски воск…
Мы, в людном месте пусть,
Грустили tete‑a–tete…
Воспоминанья тень
Тускнеет против воли.
И все‑таки, когда,
Смешав колоду лет,
Я вытащу тот день -
Как зуб во сне — без боли -
И слова «Никогда»
Полузабытый вкус -
Тобой, мой старый бред,
Как пивом тем, упьюсь.

Ты говоришь: «А пуркуа бы
И па…», — и палишь свой «Казбек».
И в тишине сомнений крабы
Пугают ночи быстрый бег.
Влипает взгляд то в стол, то в стенку,
И рифмы роются в мозгу…
Так хочется создать «нетленку» -
Из брызг, из клякс, из «не могу»…

Изнемогая от заботы
О повседневном и простом,
Порою забываешь, кто ты,
И что грозят тебе перстом
Недальней будущности звенья:
Бессилье, боль, могильный дом
И неминучее старенье -
С ножом на страже за углом…

Не дремлет страж — и страшно важно
Еще успеть, еще сказать,
Не только в мате трехэтажном
Припомнить Бога, душу, мать.
И вскачь житейские ухабы
Промчать, не ощущая плеть,
И тем сказать: «А пуркуа бы
Не па… че чаянья сгореть?»

Дыра в голове — все равно, что в кармане.
Зашить бы — да всё недосуг.
Как будто живешь в детективном романе:
Загадки и тайны вокруг.
Откуда, к примеру, как пух одуванный,
Влетают цветастые сны
О курсе на звезды с подушки диванной?
Куда же, с другой стороны,
Деваются важные, нужные планы,
Расписанные наперед?
Кто в мир их уносит бесплотный и странный
И в лодку с собою берет?
Эй, вы, ясноглазые снов капитаны!
Скажите на милость, зачем
Вам сор этих мыслей и хлам этих планов
И муть мелководных проблем?
Наверно, в тех снах обращается план тот
В таинственные письмена,
Ведущие в область зарытых талантов,
В затерянные времена…
Идут из моей головы караваны -
Откуда взялись, не пойму -
В заказники бреда, где кроют туманы
Фантазий цветных кутерьму.
Но где эти области снов и обманов?
И как мне проникнуть туда?
Не стать ли Алисой, в дыру эту канув?
Ну — кану… А вдруг навсегда?..
Но голос мой собственный будит — не странно ль?
Меня среди мыслей моих:
«Да ты уже там, в этой дырке пространной -
Дорог тебе нету иных!
Ты кружишь давно там — в бескоординатном,
Беспочвенном, вечном пути,
Поёшь не по нотам — по знакам, понятным
Тебе лишь — и, как ни крути,
Нелепо и поздно идти на попятный.
И дырку никто не зашьёт.
Тебе никогда не вернуться обратно.
И что тут попишешь? Вперед!»