Антон Дубинин
Вернуться бы в Камелот
Стихи Артуровского мира А тако же о самом священном и самом истинном, что есть в мире дольнемЗапрокинув лицо, в свод небес, словно в чашу огня,
Чашу крови Христовой — смотри, сколько выдержит взгляд.
Путь высокий, я знаю, наверное, не для меня,
Но ступив на него, ни один не вернется назад.
Не вернется никто тем, что был, а в полете с высот
Кто не вырастит крыл, тот о камни лицо разобьет,
Эти серые камни любимой и смертной земли.
— Что ты делаешь здесь? Все, кто был с тобой, в небо ушли.
Вон их длинные стяги над башнями из облаков,
Они знают теперь то, что ты никогда не поймешь,
Им не нужен никто, и они недоступны для слов,
Не зови же из мглы и любовью своей не тревожь.
И далек и почти нереален оставленный дом,
И теперь твои сны — об одном и стихи — об одном,
И теперь ты прикован навек и тебе не уйти,
Хоть других не спасти и, наверно, себя не спасти.
Ты ответишь за все, и путей не бывает иных.
Ты пришел на святую могилу, она же пуста.
Ты остался один, и сияет с небес ледяных
То ли чаша Грааль, то ли просто твоя правота.
30.05.1999 г.
Камни все во вьюнах,
Запах травы и смол.
Вот куда ты пришел,
Вот она, тишина.
Кто от чего бежал —
А ты — от любви земной.
Небо над головой,
Вереск к земле припал.
И как деревья нем,
Смотришь сквозь воду дней.
Ты бы вернулся к Ней,
Если бы знал — зачем.
Что же ты ныне ждешь,
Солнца встречая взгляд.
Всадники бури мчат
В небе, и будет дождь,
Будет гроза.
Рыцарь зеленых скал
Без чести и без чудес,
Плачь под рукой небес —
Ты ведь не избежал.
Часовни в лесу не смей
Перед грозой искать.
Травы тебе под стать,
В них и молись о Ней,
И о грозе.
Леди легенд и дней
Память твою возьмет,
Честь твою разобьет
Хрупкой рукой своей.
Ветер над головой,
Вереск и чистотел.
И не любви хотел —
Снова бы стать собой…
Горе тебе…
15.07.99
Возвращение из Похода Грааля
(Lancelot)Что принесешь из странствий ты на круг —
Тьму глаз и пустоту усталых рук,
Рассказ о том, как не допущен был,
Рассказ о ветре, что глаза слепил,
Как были сотни сильных и прямых
И лишь один, прошедший мимо них
Наверх, с лицом спокойно-молодым,
Уже навеки неподсуден им?..
Или о том, как черные быки
Ступали на бесплодные пески,
И знали все, что по пути с вершин
Из белых возвратится лишь один?[1]
Виденья — или пару рваных крыл —
Как ветер с ног сбивал, но не убил,
Как сын отцу протягивал с седла
Копье к земле, и кровь с него текла.
А тот отшельник, верно, был святой,
А этот меч уже не будет твой —
Он лучшим был, тебе ж прощенным быть,
Но ты домой вернулся, чтобы жить.
Один из трех ушел, другой сокрыт,
Вернулся третий — пусть он говорит,
«Но что же вы глядите на меня,
Я дом пустой, светильник без огня,
И вот ответом сотням ждущих глаз
Позвольте мне не говорить сейчас».
Но ты стоишь в кругу, и все молчат,
И твой черед; не поднимая взгляд,
Пустой не простирая им руки,
Что знаешь ты последнее — реки:
«Live pure, speak true, right wrong, follow the King.»[2]
31.08.99
(Sir Alan of Lionesse)Я один и, наверно, сейчас ты тоже один,
Проводил зарю, и нескоро встречать зарю.
Час турниров минул, и ты у огня сидишь,
Я сижу у огня и в огонь с тобой говорю.
Есть на свете замок, зовется он Замок Слез,
Кто бесстрашен, тот может ступить на его порог,
Где лишайник и мох на белых камнях пророс,
Где у арки ворот остаются лишь ты да Бог.
Сонм недвижных фигур пылится в белых стенАх,
До которой из них нам судьба позволит дойти?
То не статуи, Глэймор, а рыцари вроде нас,
В зачарованном сне онемевшие на пути.
По ночам лишь плачут они, и плачут о том,
Кто не ведает страха и тяжести не несет,
Кто придет с огнем, или песней, или мечом,
И неведомо как от безмолвия их спасет.
И застыли у арки ворот, отпустив коней,
Двое рыцарей, Глэймор; и были то мы с тобой,
Чтоб, увидев смерть, не склониться молча пред ней,
Но с отвагой и вежеством смертного дать ей бой.
Шаг двоится под каменным сводом.
Вот мы пришли.
Как темно. Отзовись или руку дай в темноте.
Но не время желать, по законам чужой земли,
(Как могли мы подумать, что мы избранники те,
Для кого расцветут гобелены уснувших стен
И под чьей беспечальной рукой лопнут сети чар?..)
Сон на членах моих; мы, похоже, попали в плен,
И вернуться нельзя, и нет сил обнажить меча.
Брат, скажи мне хоть слово и смерть мою прогони,
Если сам еще жив и все еще смотришь ввысь!
Я еще никогда не видел такой тени,
Мы не чище иных, так что же теперь — молись.
Вот такая пришла мне сказка в час темноты,
И я помню ясно, хоть сон покрывал мне взгляд,
Как ты мне из огня улыбнулся: «Молись и ты»,
И как я отвечал тебе в пламя: «Конечно, брат».
9.08.99
Такие сказки он придумывал долгими зимами.
«…Of glorious sir Galahad tell I no more…»
(конец некоей баллады)…О славном сэре Галахаде
Я боле не скажу; он никогда
Не ступит в дольний мир стопой своей —
С тех пор, как в дни свершений и смертей
Он сердце в руки Господа отдал;
Но может быть, узнаете его вы
Стоящим в строе рыцарей Христовых,
Когда, сияя сталью и огнем,
То войско к нам придет горящим днем
Карать и миловать. Победы в этом
Так нет и не было, как солнца нет в воде,
Сияющей лишь отраженным светом —
В путях земных нет торжества нигде, —
Лишь отблеск тех лучей нам зреть дано,
И тот, в небес открытое окно
Ушедший — что еще он дать бы мог,
Лишь песню дальнюю тех труб победы,
Молчание, и смерть — идущим следом,
И с лилией исчезнувший клинок.
Довольно же; мелодий в мире нет,
Чтоб снова нам в руках державших свет
Узреть глаза спокойно-молодые,
И я, земной певец, о тех других
Скажу — достойных жизни и живых,
Чьи руки — только руки, и пустые,
Чей путь замкнулся, приведя назад,
Из коих каждому скажу я «брат»,
Кто шел в огонь, но не вошел в огонь,
Но меч остер, и бел усталый конь.
Мертвы оруженосцы и пажи,
Усталость велика, пути разбиты,
Но Логрис ждет, и небеса открыты,
И каждый миг — последний для души.
Примите ж чашу, добрый сэр Гавейн, —
Не ту, в огне, исполненную славы —
И пейте из нее, и будьте здравы,
Пусть слезы ваши дали жизнь траве,
Где вы стояли, не подняв лица,
И ум и сердце жаждали конца
В видений ветре — вам ли рёк Король,
Что возвращенье — радость, а не боль,
Кому и знать о том, как не живым,
Кто соль земли сей ныне, как не вы —
Так слава всем святым, и тем, кто пал,
И Королю, стоящему над нами,
И гордым леди, здесь хранившим пламя,
И мудрецу, что в книге написал,
Что чистотой целятся дух и плоть,
И рыцарю, сказавшему над чашей —
«И в этот час, и в пору смерти нашей
Да одарит нас милостью Господь.»
2.09.99
(Sir Glaymore)Разбито все, чем жили мы. — Поверь,
То к лучшему. Теперь ничто на свете
Не держит нас. Взгляни на звезды эти —
Один лишь свет остался нам теперь.
О страхе и сомнении забудь —
Мы лишь нагие души, коих судят.
И кто сказал, что путь наш лёгок будет?
Обещано одно — что будет путь.
Не ты ли жаждал — будешь Им любим,
Земною мерой радости искал ли —
Смотри, Его любовь подобна стали,
Огню сжигающему, ты же им
Объят и опален, и я горю,
Я истекаю темнотой, ты — кровью,
Будь счастлив, мы отмечены Любовью,
Благодари ж, как я благодарю.
Смотри, как долго в этот черный лес
Нас вел Господь, чтоб здесь сорвать покровы
И дать увидеть все — при свете новой
Торжественной звезды Своих небес!
И видно все — как мы боялись тьмы,
Страдали горем не души, но тела,
И почему не «Укажи, что сделать»,
А «Защити» — молясь, просили мы.
Теперь понятно, чтО нам нес гонец,
И если это смерть — так значит, надо,
И что ты плачешь, сердце — ты ведь радо,
Ты обретаешь зренье наконец.
Уже светлее. Ждали мы не зря —
То небо очищается над нами.
Мы потеряли все, но это пламя
Нам больше даст, чем можно потерять.
Так путь высокой волею разбит.
Скажи, но ты ведь не хотел обратно —
Ведь все же вместе мы, дай руку, брат мой —
Но ты не отвечаешь, ты — убит.
24.09.99