сложилась у Вас,
И правильны приоритеты.
Давайте и выпьем за это!»
/Стихи на поздравительной открытке/
Подождите, подождите
вы бокалы поднимать,
приговор повремените
дружным звоном подтверждать.
Я еще жива покуда,
монумент — брр! — не к лицу.
В позе лотоса, как Будда,
отсижусь… потом… к концу.
Вслед прозрение простое:
эти памятники лгут.
Жил, грешил, не знал покоя
человек — то друг, то плут,
ошибался, в пляс пускался.
А о нем такое… тут…
Ну, конечно, каждый хочет
умным быть, коль не дурак.
Вот, допустим, дождик точит
свои лясы, осень, мрак.
Поневоле скучный, мудрый
стих о жизни сочинять
начинаешь. Что там суры
и иная благодать!
Это всё, конечно, шутка,
в ней лишь доля правоты.
Но прослыть премудрой уткой
всё же не стремишься ты?
На крымском взморье
Слепит сияние просторов водных.
Плеск быстрых рук, шуршание волны.
Как щедро ты для всех, морское лоно,
как нежны твои ласки и вольны.
Блаженство крепких тел!
Но чуть в сторонке
от шабаша купального — вглядись –
семейство молодое, оба тонки,
мальчонку окунают — вверх да вниз.
Весь в желтеньком, цыпленок мягкокрылый,
пугаясь, прислоняется к отцу –
и в воду. Рыбкой стать хватает силы.
Восторг движенья — искрой по лицу.
То мама, то отец его купает,
дитя больное. Верою сильны:
соленых волн врачующая стая
прочь унесет их горестные сны.
С бедой своей одни на целом свете.
Хоть невиновные, за всё в ответе…
То давнее виденье — не забыть.
Союз троих прошу благословить.
Два мира
Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне /Эммануил Кант/
Младенец у царя родился.
«Наследник!» — празднует народ.
А он дышать едва лишь научился,
Сжимать и разжимать зачем-то рот.
И кто-то мудрый усмотрел иное:
На маленькой Земле, летящей в пустоту,
Явилось существо — еще одно, живое!
Оно увидит мир и красоту.
Так странно мыслим мы. Мы разные такие?
Нет, часто все замешено в одном,
Во мне, в тебе, в Китае и в России.
Мы в двух мирах с рождения живем.
Мир первый — это край чудесный,
Где много света и любви.
Но вот уже тропинкой неизвестной
Мы проникаем в мир всевластья на крови.
Его давным-давно пророки предсказали
Судьбою первых двух людей,
Они мир новый открывали
Нежданной гибелью любимых сыновей.
Там правит общество, просты его законы.
Главнейший: защищай свои права
И рвись вперед, одолевай препоны,
Пока в упряжке кровь и голова.
Нас всех несет поток, мы в полном подчиненье
Порой до самого конца пути
Очнешься и глядишь в недоуменье:
Как это все со мной могло произойти.
Два мира на земле. Так где же первый?
Лишь память детства? Нет. Священная страна.
Как раннею весной ждут солнца вербы,
Так тяга к ней среди людей растворена.
Семья, друзья — из той дали планета,
Которую ты создал, осветил.
А если в сердце море света,
С тобой другим планетам по пути.
Лишь только бы душа не выгорала.
Поддержка есть: во храме постоять,
Чтобы гордыня с плеч твоих упала,
Любовь по жизни повела опять.
Есть храм еще один — искусство.
Он свет ушедших душ хранит,
Затронет разум твой и чувство,
Стихами, музыкой с тобой заговорит.
А впрочем… Если в неприметный,
Обычный вечер, без огней,
Ты постучишься в дом заветный,
Забытый храм души твоей,
Там постоишь в тиши суровой,
Где, словно осы, жалит боль,
То выйдешь, будто снял оковы,
Сменил отыгранную роль.
Так вечный бой ведут два мира –
Невидимый, неслышный бой.
Победного не будет пира,
Но не отступит мир благой.
С рождения и мой запущен маятник.
В душе то свет, то мрак, то холод, то любовь.
Двуликий Янус — нам достойный памятник.
Качни и задержи меня, где солнце всходит вновь!
Когда человеку кажется, что впереди вечность
Бежит малыш в обнимку с ветром.
За ним сам-друг лохматый пес.
Их солнце разбудило утром,
И кто-то вон на улицу унес.
Трава хватает за лодыжки,
Но вот и речка — шелковый песок,
Водица по колено с лишком,
Мальки щекочут. Вертится Дружок.
День засверкал, запел, зашевелился.
Стрекозы, бабочки летят — куда?
Наш кроха в суете той растворился.
Он знает: будет здесь и завтра, и всегда.
Стучит по рельсам маленький вагон.
В нем человечек миг свой проживает.
Вчера малыш, историк нынче он,
Все больше видит и все больше знает.
Назад взглянул. Что это? Целый ряд
Вагонов мчится — хвост. А что в начале?
Из всех окошек смотрят, гомонят.
Наряды — рыцарей в них облачали.
А там, в туманном запределе,
Лишь шкура на нагих плечах.
«Я понял, понял, в самом деле
Миг времени хоронится в веках!
В вагоне каждом — новая эпоха,
Истории ячейка, склад судеб.
Эх, пробежать бы их насквозь! Неплохо
Проникнуть во дворец, потом в вертеп».
Истории лавина навалилась
На юношу, он в ней растет.
И кажется, безмерно удлинилась
Его живая жизнь — назад, вперед.
Зачем тревожиться о миге малом?
Путь человеческий его манит.
И в этом откровенье небывалом
С «memento mori» вдруг исчез гранит.
Забыл о смерти собственной? Забыл!
То в годы зрелые случается.
Когда фонтаном бьет избыток сил,
Когда себя полету времени вручил –
Мираж бессмертия является!
Костер в глухой ночи
Костер в глухой ночи.
Есть тьма и нет пространства.
Мир съежился, молчит.
Вершит свое шаманство
лишь пламени струя,
где жизнь, её края.
Всю ночь костер в степи
мерещился, в осенней.
Кто у огня сидит?
Кому он во спасенье?
Как морок надо мной,
манит огнем-свечой.
Земной корабль — костер
во тьме непостижимой.
Кто сплёл над ним шатер
из солнечных пушинок?
Новогодняя грусть
В памяти — окошко:
выставка Дали.
Слон на тонких ножках
взвился от земли.
Деревце. На ветке –
мягкие часы.
С кончика, с пипетки
капельки росы
льются. Знаю, как же:
время так течёт
мерно, и однажды…
Капли «чёт-нечёт».
Много их разбилось
на моем веку.
Будет Божья милость –
дальше потеку.
Спрашивать об этом
любим в Новый год.
Тайны под запретом?
В январе
