«А распахнутые ветра…»
А распахнутые ветра
Снова в наши края стучатся.
К синеглазым своим горам
Не пора ли нам возвращаться?
Ну, а что нас ждет впереди?
Вон висят над чашей долины
Непролившиеся дожди,
Притаившиеся лавины.
Снова ломится в небо день,
Колет надвое боль разлуки,
И беда неизвестно где
Потирает спросонья руки.
Ты судьбу свою не суди —
Много раз на дорогу хлынут
Непролившиеся дожди,
Притаившиеся лавины.
Звезды падают нам к ногам.
Покидаем мы наши горы,
Унося на щеках нагар
Неразбившихся метеоров.
Так живем и несем в груди
По московским мытарствам длинным
Непролившиеся дожди,
Притаившиеся лавины.
А кто там в сером свитере
И в шапочке такой,
Подобно искусителю,
Нам знак дает рукой?
А взмах руки со склона,
Со склона, со склона,
Как будто бы с балкона
Испанского дворца.
А горы, как сеньоры,
Сеньоры, сеньоры,
Глядят на нас с укором,
Судачат без конца.
А кто там в красной курточке
Собой не дорожит?
Рисует, словно шуточки,
На склонах виражи.
Лечу по краю тени я,
По краю синих льдов,
Через переплетения
Сверкающих следов.
Найду себе другую жизнь
У северной воды —
Там не такие виражи
Откалывают льды.
Ночью вершины светятся,
Влез на Домбай Сатурн,
Чаша Большой Медведицы
Черпает черноту.
Странная невесомая
Синяя бирюза.
Над ледниками сонными
Видятся мне глаза.
Звезды по небу мечутся,
Словно их кто зовет.
Дочка Большой Медведицы
Свита из света звезд.
Звякает полночь струнами,
Гаснет огонь в печи.
Под проливными лунами
Мы всё молчим в ночи.
Дочка Большой Медведицы,
Можешь спросить ребят:
Через года и месяцы
Выдумал я тебя.
Вот уж рассветом метится
Розовый небосвод —
Дочку Большой Медведицы
Мама домой зовет!
Ищи меня сегодня среди морских дорог,
За островами, за большой водою,
За синим перекрестком двенадцати ветров,
За самой ненаглядною зарею.
Здесь горы не снимают снегов седых одежд
И ветер — лишь неверности порука.
Я здесь построил остров — страну сплошных надежд
С проливами Свиданье и Разлука.
Не присылай мне писем — сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На нежных побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы.
Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.
Туман плывет над морем, в душе моей туман,
Все кажется так просто и непросто…
Держись, моя столица, зеленый океан,
Двенадцать ветров, синий перекресток!
А мы сидим и просто курим…
Над океаном снег летит.
Мы перешли вот эти бури,
Которых вам не перейти.
Мы сквозь такие мчались беды,
Что отрывались от земли.
Мы не попали в домоседы,
Но и в пираты не пошли.
Лежит на скалах неудачник,
Вспоров обшивку о туман.
Листает ветер наш задачник —
Непостижимый океан.
И все мы знаем: вон оттуда,
Из-за причального плеча,
Встает бесформенное чудо
И семафорит по ночам.
Быть может, утро нам поможет
Дороги наши выбирать,
Искать дороги в бездорожье,
Неразрешимое решать.
Не утонуть бы нам сегодня!
Стакан грохочет о стакан,
И, как подвыпивший подводник,
Всю ночь рыдает океан.
Снова плывут на закате
Мимо него корабли —
Маленький остров Путятин
Возле Великой земли.
Плаваем мы не от скуки,
Ищем не просто тревог:
Штопаем раны разлуки
Серою ниткой дорог.
Нам это все не впервые —
Письма с Востока писать.
Тучи плывут грозовые
По часовым поясам.
Свистнут морские пассаты
По городским площадям,
В старых домах адресаты
Почту опять поглядят.
Все мы, конечно, вернемся —
Въедут в закат поезда,
Девушкам мы поклянемся
Не уезжать никогда.
Только с какой это стати
Снятся нам всё корабли?
Маленький остров Путятин
Возле Великой земли…
Замотало нас невозможно,
Закрутило туда-сюда,
Оттоптали в ночи таежной
Забайкальские поезда.
А вообще-то все трын-трава —
Здесь Курильские острова,
Что являют прекрасный вид
Бессердечности и любви.
Здесь дымит вулкан Тятя-яма.
Только черти и дураки
Не готовятся постоянно
Каждый час откинуть коньки.
Над вошедшим в гавань «японцем»
Пароходов несется крик,
Утро нас угощает солнцем,
Самолетами — материк.
Но сюда неизбежно манит
Это буйствие всех стихий,
И отсюда бредут в тумане
Наши песни и наши стихи.
Здесь не Рио и не Москва,
Здесь Курильские острова,
Что являют прекрасный вид
Бессердечности и любви.
ПЯТНАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ ОКЛАДА
А большего нам и не надо,
Пусть большее будет потом.
Пятнадцать процентов оклада
Нам платят за Дальний Восток.
За тайные слезы разлуки,
За явную прядь с серебром,
За наши шершавые руки
Над нашим неярким костром.
Небрежно бросая окурки,
Мы утром уходим в туман,
Мы носим потертые куртки
И любим дразнить океан.
И нет никаких фармацевтов
На праздниках наших ребят,
Все те же пятнадцать процентов
Прислали они за себя.
Ах, шуточки эти не просты —
Нам крепко бы спать по ночам,
Но слышится тяжкая поступь
Седого как лунь трубача.
Он верность трубит, только верность
И нам выдает вновь и вновь
Пятнадцать процентов за серость
И только тоску за любовь.
Вот что я видел: курит командир.
Он командир большой подводной лодки,
Он спичку зажигает у груди
И прикрывает свет ее пилоткой.
Подлодка, скинув море со спины,
Вновь палубу подставила муссонам,
С подветренной цепляясь стороны
Антеннами за пояс Ориона.
Глядит он в море — в море нет ни рыб,
Нет памяти трагических походов,
Нет водорослей, нет солнечной игры
На рубках затонувших пароходов.
Глядит он в море — в море есть вода,
Скрывающая черные глубины,
А под водой — подводные суда:
Чужие лодки — черные дельфины.
Глядит на берег — нет цветов на нем,
Нет девушек, нет хариусов в реках.
Он видит там чужой ракетодром,
Чужую власть чужого человека.
Мой командир не молод, но не сед.
Он каждый день бывает в отделенье,
Где на сигарах атомных торпед
Ребята спят, поют, едят варенье.
Антенны ожидания полны,
Приказ несет нелегкую заботу,
Смыкаются две черные волны
Над кораблем, дежурящим по флоту.
И снова нет ни неба, ни земли,
И снова ситуация такая:
Дежурные по флоту корабли
Россию по ночам оберегают.
