34. Народный голос
Богатство избранных и бедность большинства…
Но, как ни явственна несправедливость,
Почти привычными нам стали те слова.
Людей бесправных пагубная терпеливость.
Безмолвные надежды на царя,
Которым суждено погибнуть зря…
Пока не зазвучит, как колокол набатный,
Чтоб стать правителю опорой благодатной,
Протест людей прямой и внятный.
А басне этой мы благодаря
Взгляд обратим на род пернатый,
Где коршуны, что слой богатый,
На мелких птиц с презрением глядя,
Как в путах держат птичьего вождя.
И Царь, хотя в душе потворствует народу,
Не смеет коршунам идти наперекор.
Чуть что не так – те поднимают ор.
Имея в царстве полную свободу,
Грозят Царя на части разорвать.
И, словно той беде под стать,
Из чуждых нам краев, из заграницы
Заморские приплыли птицы,
Чтоб продвигать у нас порядок свой.
И вот во имя дружбы прихотливой
В угоду действует Правитель им сметливый.
Прогнать тех птиц нельзя – ответишь головой!
Учтиво Царь послов тех привечает,
На их вопросы дружелюбно отвечает,
Дабы союз упрочить мировой.
Лишь потихоньку он, нехищных птиц жалея,
За мелочь безответную болея,
Пытается ослабить в царстве гнет.
Но, сделав шаг вперед,
Скорей два шага делает обратно.
И коршунам, что пристально и жадно
Следят за поведением его,
В противовес не может сделать ничего.
А мелкие пичужки,
Синички, воробьи, скворцы, кукушки,
Живут в лесу, как словно бы в ловушке:
Уткнулись в гнездышки, не смеют шум поднять.
Боятся дружно собираться в стаи.
И, по лесу поврозь летая,
Привыкли на сычей и коршунов пенять,
Что, дескать, чужда тем в поживе мера.
Да всё понять пичужкам мудрено,
Что в батюшку Царя слепая вера
Освободить его не может все равно.
Но вот настал тот неизбежный час,
Когда в краю спокойном буря поднялась.
Бессовестные коршуны, лютея,
Придумали веселую затею:
Замучить голодом нехищных птиц,
Чтоб, только вылупившись из яиц,
Несчастные без пищи умирали.
А взрослые птенцов чтоб сами отдавали
В обмен на корм. И купленных бедняг,
Весь птичий молодняк,
Растить в плену теперь сызмальства.
А Царь, глядя на гнусное нахальство
Молчал, не смея клюв открыть,
Затею эту справедливо прекратить.
Народ пернатый многотерпеливый,
Богобоязненный, и скромный, и пугливый,
Слезами облился.
Царя просить о заступленье принялся.
Сперва лишь птицы мелкие поодиночке
Решались милости царя искать,
Чтоб возвратились к ним их дочки и сыночки.
И понемногу птичья рать
Там собиралась все кучнее и кучнее
И раззадоривалась все сильнее,
Готовясь коршунов тех линчевать.
Царь, видя новое единство,
Как словно бы небесное воинство,
Обрел и волю, и могучий глас!
Все силы темные утихли враз:
Заморские умчались птицы восвояси,
А коршунам стал наконец-то ясен
Простой в том царствии закон:
«Когда судьбой удачливой ты наделен
Влиятельностью, силой и богатством,
Не занимайся святотатством.
Не притесняй, бесчинствуя, нехищный род.
Сполна возмездие за то грядет».
Не упованьем молчаливым
На тех, кто властью наделен,
И не смиреньем терпеливым
Возможно нам поднять страну с колен —
Правитель ждет народного протеста.
Ведь даже корабля не сдвинуть с места
Душой радеющей одной.
Зато как поплывет он с первою волной
При ветре сильном и попутном!
Правителю в его занятье трудном
Нужна поддержка – волеизъявленье масс.
Как ветер благостный ему народный глас —
Равнять в стране доходы веская причина,
Умерить ненасытных аппетит.
Иначе благородного почина
Нам увидать вовек не предстоит!
В стране разрозненной бесчинство
Отдельных, личностных свобод
Иначе не унять, как выстроив оплот —
Всеобщего и частного единства.
Когда общественного древа свод
Над личным интересом сени простирает,
И сад всеобщий соразмерность обретает.
О том и в басне речь у нас пойдет:
В одном зверином царстве-государстве
Лесные жители держались сообща.
На благо леса все трудились не ропща.
И многих хищников природное коварство
Тот строй довольно справедливо укрощал.
Для каждого в лесу том дело находилось:
Трудом совместным
на реке плотина возводилась.
И тропы общие старались звери проложить,
Чтоб семьями дружить.
И лес от чужаков совместно защищали,
Враждебный натиск отражали,
Не за себя – за всех ответственность неся.
Одним лишь лисам
не нашлась в том царствии стезя.
Лукавством жить, где места нет обману,
Дурному ремеслу,
На общество и власти изливать хулу,
По меньшей мере, было б странно…
Когда б не обнаружились в укладе том изъяны,
Столь подходящие, чтоб царствие смутить,
Порядок общий под откос пустить.
Прикинувшись поборниками блага,
Сочувственные подобрав слова,
Проворных лис ватага
Заговорила о нарушенных правах.
О частной выгоде. О личностной свободе.
Об угнетенной обществом природе,
Что в каждом звере якобы должна
Будить естественное возмущенье.
Что наступили времена,
Когда забыть пора о коллективном притесненье.
Заняться лишь собой.
И домом частным, и семьей.
Поддавшись лисьим уговорам
И разбредаясь по лесным просторам,
Себе лишь звери время стали посвящать.
Об общем благе не желали больше знать,
На процветание страны свою гнуть спину.
И вот пришли в негодность общие плотины.
В прорехи потекла вода,
Береговые разрушая поселенья.
Распались стайки и стада.
И только личное обогащенье
Тревожило отныне всех зверей.
Лесные хищники свободно и привольно
Край разоряли, сытно и довольно
Живя за счет съедаемой страны.
Намеренья свои нисколько не скрывая,
Повсюду там гуляла волчья стая.
Освободив свой взор от пелены,
Нехищные тревогу общую забили.
И, наконец, всем лесом сообща решили
О коллективном благе вновь заботу учредить.
Родимый лес трудом восстановить.
Идее общей личностную подчинив свободу
И, усмиряя алчную породу,
Как прежде, дружно и согласно поживать.
Да горький тот урок почаще вспоминать.
Так бы и нам, читавшим эти строки,
Происходящему в лицо взглянуть.
Пока не поздно, в сторону свернуть
С идущей под откос дороги.
Разрозненное воедино вновь собрать.
Страну родимую с колен поднять.
И, одиночное прервав обогащенье,
На поле личностных свобод принять
Общественного долга возвращенье.
Соизмеряя целое и части в управленье,
Отдельный интерес не подавлять.
Зато и личным счастьем общее не подменять!
То не концерт гремит на солнечной опушке.
И не спектакль меж сосен вековых.
Собрали нынче жителей лесных,
Чтоб все, кто есть в том царствии зверушки,
Могли свободно бы задать царю,
Благонамеренному Льву-государю,
Любой вопрос. По делу иль от любопытства.
Но, дабы избежать излишнего ехидства,
Вокруг Царя собрали свиту из волков.
Чтоб прочие ввиду оскаленных клыков
Вопросы, лишь семь раз подумав, задавали.
И зря владыку-Льва не волновали.
Переминаются зверушки, ждут, галдят.
Все поглядеть на Льва хотят:
Не часто встретишься с Царем
вот так, нос к носу…
Звучат негромко осторожные вопросы.
Все дружно хлопают ответам Льва,
Лишь слово вымолвит едва.
Столкнулись между тем в собранье пестром
Русак и лис, что враждовали остро.
Лукавый лис и вопрошает русака:
«Чай, рады нынче вы, лесная мелюзга,
Что вас, презренных, допустили зреть владыку?
Гораздо лучше бы от мала до велика
Собрать всех хищников. У нас бы он спросил
Про наши муки и надежды.
А на простых зверей не тратил сил.
Что толку слушать вас, когда вы все невежды!»
«Любезный Лис, – тут заяц отвечал, —
Виднее видного в речах твоих обидных
Что о собранье нынешнем ты судишь сгоряча.
Так неужель тебе нисколечко не стыдно
Невеждой звать того, кто послабей?
Ведь даже самый мелкий воробей
Способен дать идею ценную,
хоть не имеет званья.
Но кабы с мыслью той
сегодня провести собранье…
Куда там, страшно зверю задавать вопрос,
Где волки го́лодны всерьез!»
«Чего же хочешь ты, бессовестный русак?»
«Сперва, чтоб на местах пресечь бардак,
Пусть учредили б наши власти
Собранья многие.
И не под страхом волчьей пасти!
Чтоб каждый полномочьем наделенный плут,
Что властвует над кочкой иль пригорком,
Оставил бы на время потайную норку
И вылез на звериный спрос и суд.
Тогда б и зазвучать всеобщей воле!
Тогда б и власть честнее стала поневоле!
Подобно этому и покрупней царек,
Что восседает словно Бог
Над целым округом, над целым регионом,
Предстать бы должен пред собранием законным
И отвечать на нужды всех зверей…»
«Ах ты, бунтарь, да замолчи скорей! —
Прервал его наш лис нетерпеливый. —
Когда бы день тот несчастливый
Настал, и весь звериный сброд
Заговорил бы напрямую с властью
Со всей неистовой народной страстью —
Не справедливость, а наоборот
Мы получили б шум и беспорядок
И много новых неурядок:
На части б разодрали лес родной.
И было бы тому виной
Простых зверей воленье, глупых и кондовых,
К открытым преньям с властью
вовсе не готовых!»
«Твои напыщенные речи, мой сосед,
Страх выдают и ненависть к простому роду.
Ты прячешь лисью скверную природу
За внешней добродетелью. И только вред
Ты видишь в гласности всеобщей и законной,
Поскольку хищникам в ней проку нет!
Как нет и в справедливости исконной!»
Чтоб демократии лесной установиться
Пусть иерархия отчетности властей
В лесу отныне воцарится.
Да так, чтоб звери всех сословий и мастей
Могли бы с властью обсуждать дела свободно.
Причем открыто, регулярно, всенародно.
Пред населением ответят пусть сперва
Все власти местные. Да после – окружные.
А завершит отчет пусть царствия всего глава.
Тогда и жители лесные
На каждом уровне за властью проследят:
На общем, и особенном, и частном.
Да меру гласности тем самым утвердят
В укладе общества, разумном и согласном.
