Ворон черней, чем когда-либо
Когда Бог, отвернувшись от человека,
Обратился лицом к небу,
А человек, отвернувшись от Бога,
Обратился лицом к Еве,
Казалось, что мир развалился на части.
Но Ворон, Ворон,
Ворон, вцепившись когтями,
Соединил небо и землю.
Тогда человек заплакал, но голосом Бога,
И Бог истекал, но человеческой кровью.
Земля и небо скрипели в месте стыковки,
И началась гангрена, и вонь
Стояла ужасная.
Не мог человек быть человеком, и Богом Бог.
Кричит: «Это моя работа!»
Летит знаменем черным и славит себя самого.
Ворон понял, что Бог его любит —
Иначе он был бы мертв.
И это было доказано.
Ворон был изумлен, услышав стук своего сердца.
И он осознал, что именно Бог назвал его Вороном —
Существование было ему открыто.
Но кто
Любит камни, и кто назвал их камнями?
Похоже, они существуют тоже.
И кто назвал странное это молчание,
Что наступает, как только крик затихнет?
И кто любит круглые пули,
Что отлетают от сухощавых вороньих тел?
Кто издает тишину преобладания?
Ворон понял, что есть два Бога,
Один гораздо больше другого,
Он любит его врагов
И вечно во всеоружии.
Он хотел игнорировать море,
Но оно было больше чем смерть и больше чем жизнь.
Он хотел разговаривать с морем,
Но мозг его скрылся, и тот отшатнулся, как от огня.
Он пытался понравиться морю,
Но оно прогнало его прочь, как мертвецы прогоняют нас прочь.
Он хотел ненавидеть море,
Но ощутил себя кроликом, брошенным вниз с утеса.
Он просто хотел быть в одном мире с морем,
Но легкие Ворона были не так глубоки.
И кровь закипела его,
Словно капля воды на горячей печи.
Он повернулся спиной, чтобы уйти от моря,
Будто распятый, не смея пошевелиться.
А на седьмой день
Змей отдыхал,
Но Бог к нему поднялся:
«Я изобрел отличную игру», — сказал он.
Змей выпучил глаза от изумленья
Господней выходкой.
Но Бог сказал: «Ты видишь яблоко?
Я выжму сок прозренья!»
И Змей, глотнув его,
Скрутился в знак вопроса.
Адам, хлебнув, сказал: «О, будь мне Богом!»
А Ева, выпив, обнажила ляжки
И убежала с косоглазым Змеем,
И отдалась ему.
А Бог все рассказал Адаму,
Который в пьяном угаре хотел удавиться.
А Змей пытался все объяснить, кричал: «Не надо!»,
Но у него язык заплетался.
А Ева кричала: «Насилуют!»
И била его по голове.
Теперь, стоит ему появиться,
Она кричит: «Он здесь, на помощь!»
Адам бьет его стулом,
Бог говорит: «Я доволен!»
В самом начале был Крик
Что породил Кровь
Что породила Глаз
Что породил Страх
Что породил Крыло
Что породило Кость
Что породила Гранит
Что породил Фиалку
Что породила Гитару
Что породила Пот
Что породил Адама
Что породил Марию
Что породила Бога
Что породил Ничто
Породившее Никогда
Никогда Никогда Никогда
Что породило Ворона
Кричащего о Крови
Личинках и Корках
О чем угодно
Дрожащего бесперого сидящего в грязном гнезде.
Нет, Змей не соблазнял
Еву попробовать яблоко.
Это все просто
Фальсификация фактов.
Адам ел яблоко,
Ева ела Адама,
Змей ел Еву —
Но это их личное дело.
Змей, тем временем,
Справил нужду в Раю.
И улыбался, услышав
Ворчание Бога.
Этот дом в открытом море пропадал всю ночь,
Лес трещал во тьме, и холмы гудели,
Ветра полевые в страхе бежали под окна,
Барахтались и кувыркались во влаге слепящей….
Заря залила небосвод апельсиновым соком,
Холмы поменялись местами, и ветер
Тоненькой бритвой светился во тьме изумрудной,
Сжимаясь, подобно зрачку одичавшего ока…
В полдень я пробирался вдоль дома
К двери сарая для угля. Выглянул только —
Ветер ударил меня по лицу и чуть не оставил без глаз,
Гремели палатки холмов, натягивая веревки.
Поля задрожали, а небо мне корчило рожи,
Ежесекундно что-то стучало и вдруг исчезало;
Ветер забросил сороку во тьму —
И чайку согнул, как стальную пластину. Дом
Звенел, как изящный зеленый бокал, предупреждая,
Что может разбиться в любую секунду. Зарывшись,
В мягкое кресло перед камином, схватившись
За сердце, или обняв друг друга, на пол книгу роняя,
Мы наблюдаем мерцанье огня
И ощущаем, как движется дом. Мы замираем на месте,
Глядя за окна на это дрожанье,
Слушая крики камней за горизонтом.
Ворон (в переводах Анны Блейз)
I
Чернó было глазу вне.
Чернó — языку внутри.
Черны были сердце
И печень; легкие
Свет не могли вдохнуть.
Черная кровь в своем гулком туннеле,
Кишки в своем тесном горниле
Черны были; черные мышцы
К свету наружу рвались.
Черны были нервы и мозг
В могильных своих виденьях.
Души чернота заикалась великим
Криком, взбухавшим, не в силах
Солнце свое изречь.
II
Черна голова мокрой выдры, приподнятая над водой.
Черен утес прибрежный, ныряющий в пену волны.
Черен желчный пузырь, лежащий на ложе крови.
Черен весь шар земли — поверх и на дюйм в глубину
Яйцо черноты
Солнце с луной над ним чередуют свои ненастья
Чтобы проклюнулся ворон — радугой черноты
Скрюченный в пустоте
Скорченный над пустотой
Но летучий.
Кто этим маленьким, тощим, костлявым ножкам хозяин? — Смерть.
Кто головёнке лохматой, чёрной, будто палёной, хозяин? — Смерть.
Кто этим лёгким, ещё качающим воздух, хозяин? — Смерть.
Кто этим мышцам, одёжке, скроенной наспех, хозяин? — Смерть.
Мерзостным потрохам? — Смерть.
Скудным этим мозгам? — Смерть.
Всей этой грязной крови? — Смерть.
Глазкам подслеповатым? — Смерть.
Злобному язычку? — Смерть.
Пробужденьям случайным? — Смерть.
В дар получил, украл или отложен суд? — Суд отложен.
Кто всей земле каменистой, дождливой хозяин? — Смерть.
Кто — всему мирозданью? — Смерть.
Кто сильней, чем надежда? — Смерть.
Кто сильнее, чем воля? — Смерть.
Сильней, чем любовь? — Смерть.
Сильнее, чем жизнь? — Смерть.
Но кто же сильнее смерти?
— Я, очевидно.
В начале был Вопль
Он породил Кровь
Она породила Глаз
Он породил Страх
Он породил Крыло
Оно породило Кость
Она родила Гранит
Он породил Фиалку
Она родила Гитару
Она породила Пот
Он породил Адама
Он породил Марию
Она породила Бога
Он породил Ничто
Ничто родило Никогда
Никогда Никогда Никогда
Вопиющий о Крови
Червячке или крошке хлеба
Хоть о чём-то
Трепыхаясь беспёрыми лапками в грязи гнезда
