Александр Кондратьев - Боги минувших времен: стихотворения

Ночь простерлась над землею.
Ты горишь средь смутной мглы.
Море катит под Тобою
Шумно-черные валы.

Одинокий, вдохновенный,
Я пою Звезде моей,
И слился мой гимн смиренный
С ревом яростных гребней.

Волны бьют в борта сердито.
Все вокруг объемлет мрак.
Ярко блещет, Афродита,
В небе Твой священный знак.

По склонам гор клубятся облака.
Покрыты лесом гордые вершины
Стояли царства здесь; но вот уже века
Они рукой судьбы обращены в руины.

Цибела гордая царила прежде тут.
На рыжих львах катясь, она из колесницы
Бросала розами, где волны в берег бьют,
Где машут крыльями, крича, морские птицы.

Темно-зеленый лес одел отроги гор…
То сосны Аттиса, то Кипариса зелень.
Их тени легкие мой вещий видит взор
В тумане утреннем из каменных расселин.

Привет вам, призраки, пленявшие собой
Века минувшие! Привет Тебе, о Рея,
На льве плывущая по тверди голубой,
Где чайки белые тоскливо стонут, рея!..

С яростным ревом бегут на берег морские драконы.
Мокрые лижет пески их пенистый белый язык.
Море вздыхает, томясь; летят его злобные стоны.
Мстительных полон угроз детей его бешеный крик.

С неба могучий Мардук глядит на морскую равнину.
Блещет на властной руке его ослепительный щит.
Тихо смеясь, Тиамат ему улыбнулась как сыну
И властелину небес нежно и кротко шипит:
«Милый, забудь про войну. Взгляни на томленье природы.
Мирно, от браней устав, хочет вздохнуть бытие.
Как серебристый хитон, мои расстилаются воды,
Тихо спускайся ко мне. Сладостно лоно мое…»

Серебристые всплески бессонной воды.
Над волной — розоватый простор.
На бледнеющем небе вечерней звезды
Робко ищет тоскующий взор.

Не видать берегов; только море кругом.
Перестали дельфины плясать.
Тишина и покой. Даже в сердце моем
Близкой ночи царит благодать.

Я был недостоин улыбки твоей,
Царица блаженных томлений.
Напрасно, скитаясь по лону морей,
Искал я Твоих вдохновений.

Напрасно я звонкие гимны слагал
И пел их торжественно плавно.
Как синего моря сверкающий вал.
Богиня богов своенравна.

Меня обманули Сидон и Берит;
Афины остались далёко,
Но так же Твой знак надо мною горит,
Звезда и богиня Востока!

Плыви же на север, корабль мой, скорей!
Пляшите, резвитесь, дельфины!
Прости, что тревожил, о старец Нерей,
Твои водяные морщины…

Я незаметно и быстро росла
Девочкой с талией тонкой.
Губы, как роза. Очей моих мгла
Многих в могилу сведет и свела
Голос мой слышавших звонкий.
Помню, как сладкий младенческий сон,
Песню, что пела впервые.
Пела под флейт замирающий стон.
Кончила. Вспыхнули с разных сторон
Крики восторга живые.
Имя мое раздается кругом:
«Пчелка богов, Хариксена,
В пении чудном и нежном твоем
Мед наслажденья мы светлого пьем,
Юная дева-сирена!..»
Скиф полицейский был первым моим.
О, как любила его я!
Как издевалась, однако, над ним.
Страстью и ревностью дикой палим,
Вечно не знал он покоя…
Но под неверной звездой родились
Оба мы. Скиф полицейский
Пьянствовать начал, и мы разошлись.
Мне же помог позабыть Клеобис
Скифа поступок злодейский.
Был он гоплит и погиб, говорят,
В битве с фракийцем суровым…
Ах, сколько войны приносит утрат!
Еле утешил меня Калликрат,
Другом мне сделавшись новым.
Но Калликрата сменил Гипсипил,
Сам претерпевший измену.
Пятым был жрец Аполлона Праксилл…
Дальше забыла. Исчислить нет сил
Всех, кто любил Хариксену…

Мохнатый фавн с зелеными глазами
Меня увлек.
Он говорил: в лесу между кустами
Есть уголок.
Там нежен мох. Отрадно будет ложе
Обоим нам!
А я в ответ: а делать будем что же
С тобой мы там?
Но, не смутясь, с улыбкою ответил
Мне полубог:
О, дочь полей, зачем твой лик так светел,
А взор так строг?
Ужели ты досель не заплатила
Киприде дань?..
И в этот миг рука его схватила
Хитона ткань.
— Я жрец лесной богини златотронной,
Звезды Морей.
Твоя судьба — быть в жертву принесенной
Сегодня ей!..
Взмолилась я, обвив его руками:
Не будь жесток!
Но он сверкал бесстыдными глазами
И в чащу влек…

Тишина царит на склонах Иды.
По кустам расыпалося стадо.
Покраснев от злобы и обиды,
Удалились Гера и Паллада.

Отлетел сын Майи легконогий,
Он в душе доволен, что сердиты
Обе олимпийских недотроги
На решенье в пользу Афродиты.

Высоко в равнине бледно-синей
Аполлона блещет колесница.
Скрылся в тень Приамов сын с богиней;
Рядом с ним любви сидит царица.

Молчалива каменная Ида.
Неподвижны ветви кипариса.
И глядит с улыбкою Киприда
На томленье юного Париса.

Сын Приама потупляет взгляды,
Очарован светлой красотою.
Что ему до будущей награды!
Он объят безумною мечтою.

Побледнел сын царственной Гекубы.
Он Елены больше не желает.
Он к иной прижать мечтает губы;
Но не к смертной страстью он пылает…

Надписью сверкает драгоценной
Яблоко меж пальцев у Киприды,
Далеко за гранями вселенной
Этот плод взрастили Геспериды.

«Нектара небесного он слаще
И богов отрадней поцелуя.
Что если его средь этой чащи
С юношей влюбленным разделю я?»

Так мечталось в сладостном томленье
Афродите, трепетом объятой,
К ней с полей зефиров дуновенье
Диких роз приносит ароматы.

Вся полна капризом мимолетным,
Оглянулась добрая Киприда
И руки движеньем безотчетным
Обняла, вздыхая, Приамида.

Раз, о нифмах тоскую душою,
Шел я в полдень тропинкой лесною,
И скользил мой задумчивый взор
По поверхности светлых озер.

Извивался мой путь прихотливо:
То я в гору взбирался лениво,
То спускался в тенистый овраг,
Ускоряя уверенный шаг.

И шептали мне горные ели:
«Ты стремишься вперед не без цели —
У зеркального озера вод
Пляшет весело нимф хоровод.

Торопись! Ибо Зевс похотливый,
Потихоньку от Геры ревнивой,
Беспокойным желаньем палим,
С облаков пробирается к ним…»

Что есть мочи пустился скакать я
И мечтал, как, поймавши в объятья
Дочь волны, ее в лес унесу
И как весело будет в лесу!..

Вот и озеро то, где, и играя,
Пляшет нимф серебристая стая;
И, на корточки тихо присев,
Я смотрел на резвящихся дев.

А затем я пополз осторожно.
Сердце билось, стучало тревожно…
Вот, к плясуньям подкравшись нагим,
Я стремительно кинулся к ним

И схватил одну. С визгом и криком
Разбежались в смятении диком
Нимфы юные ланей быстрей.
Я остался с добычей моей.

Без сознанья, бледна от испуга,
Посредине зеленого луга
Неподвижно лежала она,
Как махровая роза пышна.

Но лишь только рукой дерзновенной
Я коснулся красавицы пленной,
Кто-то, сзади подкравшись ко мне,
Меня больно хватил по спине.

Я ногой отбрыкнулся с размаха,
Оглянулся и… обмер от страха!
Этот «кто-то» был грозный Кронид.
Был суров небожителя вид.

Он стоял за спиною моею
И свернуть собирался мне шею.
Тут, тоскою и страхом томим,
Я упал на колени пред ним.

Слезы лил я рекою обильной
И молил его с миной умильной:
«О, имей состраданье в груди
И дыханье мое пощади!»

«А, попался, скотина лесная!
Здесь давно караулю тебя я.
Как ты смеешь наяд обижать?!.»
Я вскочил и пустился бежать.

Затаив в своем сердце досаду,
Бросив Зевсу в добычу наяду,
Я, как горный олень, между скал
От него что есть духу скакал…

Много дней среди мрачной трущобы
Я скрывался от Зевсовой злобы.
И теперь, если к нимфам крадусь,
Я сначала кругом оглянусь…