ШЛА ДЕВЧОНКА
Шла девчонка спозаранку,
А вокруг трава в росе!
Ту девчонку
с громом танки
Обогнали по шоссе.
Лето рдело на платочке,
А на платьице — весна.
Командир сказал:
— Как дочка!
А водитель:
— Как жена!
Посветлели люди в танках,
Хоть опять в поход ночной.
Шла девчонка спозаранку
Стороной своей лесной.
Тебя на курсы взял район,
И вот тогда влюбленному
Пришел на помощь телефон
Со связью межрайонною.
Кричу тебе:
— Алло, алло!
Меня не разлюбила ты?
А в трубке треск.
Ну, как назло,
Совсем не слышно милую.
Тогда на помощь поспешил
Телефонист загруженный,
Твои слова он мне твердил
Своим баском простуженным:
— Люблю!
Люблю! —
Неслось сквозь свист.
Пусть связь слегка нарушена,
Ты молодец, телефонист!
Я слушаю!
Я слушаю!
На серебряной свадьбе бокалы звенят
И бутылки с шампанским вовсю салютуют.
«Молодой»,
улыбаясь,
бросает свой взгляд
На сидящую рядышком с ним
«молодую».
У супругов покрыты виски серебром,
Но нежны они,
словно жених и невеста.
Затихает народ за нарядным столом,
Тамада поднимается с места…
Муж,
нагнувшись,
чуть слышно жене прошептал:
— Если б вдруг
наша жизнь
началась бы сначала,
И не я,
а другой бы тебя повстречал?
Что б ты сделала?..
— Я бы…
Тебя отыскала.
День отошел,
грозовой,
августовский.
Стало прохладно,
темно.
После работы в далеком Свердловске
Ты распахнула окно.
В двадцать минут я дойду до вокзала
Через леса и туман.
Сбросить,
как плащ,
на пороге усталость,
Наспех собрать чемодан?
Знаю, что в день доберусь до Свердловска,
Шепотом встретит твой сад…
Только ведь день грозовой,
августовский
Не возвратится назад.
«Просверкали далекие молнии…»
Просверкали далекие молнии,
И очистился
небосклон.
Ночь
кузнечики
звоном наполнили
И разбили
Мой сон.
— Замолчите, кузнечики! Слышите!
Августовская ночь недлинна!
Над полями, лесами, над крышами
Опустись,
Тишина!
И тогда через все расстояния
Чутко вслушаюсь я в тишину,
И услышу родное дыхание,
И спокойно
Засну.
Крутятся без устали колеса,
Фары шарят в жидкой полутьме.
— Стой, шофер!
Глядит на нас раскосо
Женщина из камня на холме.
Это что еще за чудо-юдо
В трех шагах от нового села?
Расскажи,
из дальнего откуда
К нам в двадцатый век ты забрела?
Но молчит в ответ.
И так же хмуро
Смотрит на дорогу за холмом.
Может,
ты не древняя скульптура,
Созданная в стане кочевом?
Это, может быть, с годами спорит
В каменном обличии тоска?
Ты ждала кого-то.
И от горя
Вдруг окаменела на века.
Время даже камень разломило.
И от солнца,
ветра
и дождя
Изменилась ты,
Но с прежней силой
Ждешь кого-то,
С места не сходя!
Я припомнил песенку дорожную,
Грустную,
Тревожную,
Несложную.
Нет, не под балконом —
Под Балканами
Спетую не мной,
А партизанами.
Под горами старыми-престарыми
За столом сидели мы с болгарами,
С бывшими лихими партизанами
Мы по-русски чокались стаканами.
А потом я
на притихшей пристани
Встретился со взглядом твоим пристальным,
В этом взгляде —
Нет ему названия! —
И призыв,
И робость,
И признание.
Этот взгляд —
и ты, такая чинная!
Все ж не я, наверно, был причиною,
А Дунай,
дорога,
ночь балканская
И простая песня партизанская.
Вот и вместе мы!
Вот и вместе!
Я б тебя не пускал из дома!
Хоть не двадцать,
А лет так двести
Мы с тобою уже знакомы!
Только б видеть тебя,
Только б слышать!..
Почему же ты загрустила?
Видно, все-таки наша крыша
Небо в звездах не заменила?
В мой дом пришли
беда и Бетховен.
Откуда Бетховен узнал про беду?
Я слушаю музыку,
хмурю брови,
И кажется мне:
я из дома иду,
Иду от споров,
Иду от раздоров,
От мелких,
никчемных,
ненужных склок.
Иду я в леса,
Поднимаюсь я в горы,
Где в скалах плещется родничок.
К скале припадаю,
Струю ледяную
Я жадно, захлебываясь, ловлю.
Не вспоминаю про жизнь иную
И снова тебя
и весь мир люблю!
И вновь могу под ливнями мокнуть
И к звездам взбираться по спинам скал.
Да здравствует
с ветром хлынувший в окна
Рожденный землей музыкальный шквал!
Я ждал звонка… Температура сорок…
Я умирал,
Но ждал еще звонка.
Пускай тебя не отпускает город,
Скажи мне что-нибудь издалека!
Я ждал звонка.
А если позвонишь ты на закате?
Как медленно темнели облака…
Я знал,
что телефон твой —
у кровати,
Привстанешь —
и дотянется рука.
Я ждал звонка.
Часы в ночи стучали громче грома,
Тащилась посекундная тоска.
А может быть, тебя и нету дома?
Я ждал звонка.
Зарю зажгли пылающие клены,
В окно ворвался огненный поток,
И день начался звоном телефона!..
И я до трубки дотянуться смог!
На мостовой снежинки кружат,
И ветер вертится волчком.
Но вдруг
на снег,
на лед,
на стужу
Скатился с тучи
гулкий гром.
Рванулась молния сквозь ветер.
Наверно,
в туче февраля
Ее,
как будто бы в конверте,
Прислала южная земля.
И белым ливнем снегопада
Закрыло черные леса.
Разубеждать меня не надо:
Еще бывают чудеса!
Ты давно и бессменно
стоишь на посту
У окраины
мира квартального.
И к тебе я несу
и беду, и мечту —
Телефона-то нет персонального.
Словно плащ,
твой прозрачный
стеклянный наряд,
Но ты все-таки грустен моментами.
Телефон-автомат,
Телефон-автомат,
Ты набит
Не одними монетами.
Парень шепчет:
— Родная,
Прошу я,
Прости!
Зацвела на плотинке акация,
Через час
самолет на Иркутск улетит,
Неужели нельзя повстречаться нам?
Кто-то камнем роняет рокочущий мат,
Кто-то плачет,
Сморкается,
Кается.
Телефон-автомат,
Телефон-автомат,
Ты железный,
Тебя не стесняются.
И порой отвечаешь ты мне невпопад,
Не с того ли ты грустен моментами,
Что все бури в тебе,
Как в копилке,
Лежат,
А потом выпадают монетами?
