В обширном творческом наследии классика мировой литературы Джованни Боккаччо (1313–1375) поэзия всегда находилась в тени «Декамерона», бессмертного шедевра его прозы. Между тем на протяжении всей жизни он писал любовную лирику, посвященную его возлюбленной Марии (которую он называл Фьямметтой – «огоньком»), поэмы, исследования наследия Данте. Стихотворения, лучшие из которых по мастерству вполне сопоставимы с творениями Франческо Петрарки, стали своего рода фиксацией его чувств и размышлений: от воодушевления пылкой юности до философских и нередко горьких раздумий зрелых лет.
Впервые на русском языке издается полный свод лирики поэта, включая стихи из «Декамерона», в новых переводах Александра Триандафилиди и Владимира Ослона. Также в издание включена поэма «Охота Дианы». Книга проиллюстрирована гравюрами французского художника XIX века Тони Жоанно (1803–1852).
class="v">И вот разверзся под ногами ад.
Мгновенье – упадешь, назад, назад!
Спасение в твоих руках всецело,
Вернись к Нему, поскольку смерти тела
Страшнее смерть души в сто тысяч крат.
Вернись к Нему, пусть и в последний час твой,
Тебе откроет дверь небесный вра́тарь,
Коль ты в грехах покаешься пред Ним.
Пришедший поздно, станешь Божьей паствой,
Так нанятый последним виноградарь
Был взыскан встарь хозяином благим.
О Солнце, освещающее ту
И эту жизнь, весь мир в твоей ладони,
Ты принял смертный груз на горнем троне
И спас всех нас, прибитый ко кресту,
Когда моя молитва в высоту
Дойдет к тебе из сих мирских зловоний,
Призри меня как можешь благосклонней
И помоги, да мир я обрету.
Здесь, наслажденьям следуя минутным,
Не чтил твоих святых заветов я
И часто оскорблял величье Бога.
Я сокрушаюсь о себе, беспутном,
И знаю: ты зовешь как Судия.
Но, милостивый, не суди же строго.
О достославный Царь, твой разум вечный
Повелевает небом, и лишь ты
В душе людской провидишь все мечты
И мысли, сколь ни жалки и беспечны;
Взгляни же на меня, мольбы сердечной
Не отвергай, от плотской суеты
Избавь, дай крылья мне, чтоб высоты
Достигнуть в благодати бесконечной.
Сними покров с очей моих, и въявь
Узрю грехи свои, допрежь незримы;
От ложных упований отврати,
Мой жар греховный на добро направь,
Зажги во мне свой светоч негасимый,
И с твоего да не сверну пути.
Не блеск очей, не локон золотой,
Не грациозный стан, не голос нежный,
Не ангельская речь, не белоснежный
Лик, неземной манящий красотой,
Подвигли властелина сферы той,
Где он парит средь синевы безбрежной,
Явиться в нашей суете мятежной
Тобой, Мария, мать любви святой;
Нет, ты одним смиреньем победила
Тысячелетнее наследье гнева
Творца на нас, и нам открылась высь.
Ты в нас настолько веру разбудила,
Что в царствие твое, Святая Дева,
Хотим, полны смиренья, вознестись.
Твой вечный свет, рассветная звезда,
Ни Эвром, ни Бореем не затмится,
Ты руль челна Петра, ты колесница
Грифона двуединого, когда
Ее избрал, допрежь чем навсегда
В заветную обитель превратиться,
Священный город, чтобы век виниться
За грех Адамов, что всем нам беда;
К тебе, Мадонна, в трепете взываю:
Хоть груз грехов моих зело велик,
Не гневайся, яви свой взор нетленный.
Надеюсь на тебя и уповаю,
Что удостоюсь твой увидеть лик
И вкупе с ним твой плод благословенный.
Мария, горних ангелов царица,
Ты ликом украшаешь сфер круги
И светишь там, где не видать ни зги,
В ненастье мореходам, как денница;
Во имя славы сей тебя склониться
Ко мне молю, направь мои шаги
И справиться с лукавым помоги,
Что кознями сгубить меня стремится.
Надеюсь на тебя и уповаю,
Призри мою любовь, что на земле
Питал к тебе и до сих пор питаю.
Не дай блуждать мне, сирому, во мгле,
Чтоб занял место одесную, с краю
От Сына твоего, в благих числе.
Неизвестному
Намек твой ранит – я же не стальной:
Не доводи до крайности, иначе
Рой ос тебе забавою ребячьей
Покажется в сравнении со мной.
Допек меня до боли ты зубной;
Брось, бога ради, ведь получишь сдачи
Стихом о низости твоей собачьей,
И я не я, коль не пойду войной.
Но слово грянет, и не сыщешь силы
Его вернуть, чтоб избежать напасти,
Сколь ни тверди: мол, я не верил зря.
Коль чешется твое перо, мой милый,
Воспой судьбу и бешеные страсти,
Еще сильней свой острый ум остря.
Ему же
Уж коли ты, сатир, так строго судишь
Мою вину и так грубишь притом,
Начни с себя и смой своим судом
Свой собственный позор допрежь, чем будешь
Кусать других: знать, память ты пробудишь
О дне бесстыдном и зловонном том,
Когда ты дал естественным путем
Ребенку жизнь, – такое не забудешь!
И легче ведь не стал твой грех с тех пор,
Как ту, блудник седой, ты обрюхатил,
Что на себя работать подрядил.
О лютый патер, о срамной приор!
Опорожнивший чрево не утратил
Смекалки – и крестил, кого родил.
Неизвестному
Коль я виной, что музы к злобной черни
Явились на панель, где их хулят,
И низкопробный плебс, коснея в скверне,
Их таинствами тешит сальный взгляд,
Упрек твой принимаю, и, поверь мне,
И так уж гневом Аполлон объят,
И от его нещадных острых терний
Мои все члены ноют и болят.
Я нынче сам не свой: повисли руки,
И ноги словно налились свинцом,
И пыл былых порывов угасает.
Не чаю излечиться от докуки,
Что плотным опоясала кольцом;
Но всё же знаю – Бог
