Осенний возраст. Бессонница
Весна пришла. Цветут фиалки.
Покрылась зеленью земля.
А мне себя сегодня жалко —
В осенний путь отправлюсь я.
Итожит осень лет посев:
Не нажила добра и злата,
Крутилась в жизни, как и все,
И лишь грехами я богата.
Там – осуждение, тут – зависть.
Здесь – лености моей плоды.
Какой была весною завязь,
Таков и сбор дадут сады.
И не на кого мне сердиться.
Душе обидой не помочь.
Жизнь пролетела, словно птица,
Осталось старость превозмочь,
Готовить душу к покаянью,
На Божью милость уповать,
Чтоб не сожгло Его сиянье,
Когда приду отчёт давать.
Юбилеи, юбилеи,
Мы вина не пожалеем,
Наготовим снеди всякой,
Пей да ешь, да тосты звякай.
Вот закуска, вот салаты.
Нам скажите, кто мы есть.
Тем и рады, чем богаты.
Ах, достоинств вам не счесть:
Вы и то, и сё, и это.
Вам к лицу и так, и сяк.
С дифирамбов сняли вето.
Пой, гостёк, коль не иссяк.
Хмель ударит всем в головку,
Красноречие – рекой.
Подменяем правду ловко
Мы метафорой крутой.
Розовеет именинник,
Расцветает юбиляр.
Ничего, что тостик длинный,
Ничего, что гость—фигляр.
Отгремят к утру фанфары.
Глянешь в зеркало и «ах!»:
Бампер смят, разбиты фары,
Кризис лет, иллюзий крах.
В доме холодно и влажно,
Здесь бессонница живёт.
То, что раньше было важным,
Пусть меня теперь не ждёт.
И ко мне пришли болезни
И осенняя хандра.
Знать, душе моей полезней
Снов не видеть до утра.
Ей вредна иллюзий сладость.
Помни лишь последний час.
Всё пройдёт: и боль, и радость.
«Завтра» нет, но есть «сейчас».
В нём живи, не плачь о прошлом, —
Там лишь призраки одни.
Скоро снежная пороша
Заметёт и эти дни…
Утром трудно встать мне рано:
Тут болит и там болит,
И душа – сплошная рана,
И на теле – целлюлит.
Вот умоюсь, выпью кофе
С расстановкой, по глотку,
Рассмотрю и в фас и в профиль
Жизни тающий лоскут.
Как шагреневая кожа,
Он сойдёт, увы, на нет.
Не досталась в жизни ложа, —
На галёрку лишь билет.
Всё равно я не в обиде
На сценарий и театр.
Режиссёр, он лучше видит,
Кто достоин звёзд, кто – астр.
Лишь бы сердце не устало,
Лишь бы ноженьки несли.
Обижаться не пристало
На неровности земли.
И горчит, и всё же сладок
Кубок жизни, пей, хмельной.
Не сравним он с раем, адом,
Он другой, наш мир земной.
Здесь и радость—однодневка,
Здесь и горе невпопад.
Здесь судьба – шальная девка —
Нам как рай представит ад.
А когда наскучит очень,
Кинет, выйдет из игры,
И уйдём мы тёмной ночью
В бело—чёрные миры.
Но пока свет рампы льётся,
И скрипач берёт смычок,
Пусть играется, поётся…
Чур, о будущем – молчок.
Иду за пенсией в сберкассу,
Чтоб получить там денег массу:
Как раз квартиру оплатить
И чтоб на паперть не «пойтить».
О, Господи, какая это проза —
Идти в сберкассу деньги получать.
А в банке на столе стоят жасмин и розы.
Люблю букетом пёстрым лето отмечать
– Мой праздник жизни. Он дарован свыше.
Июнь, теплынь, и ярок неба свет.
И птица мне про счастье что—то свищет.
Но пенсия напомнит, сколько лет
Моих упало в Лету безвозвратно, —
Лови теперь воспоминаний дым,
Былых надежд своей судьбы превратной,
Завидуя немного молодым.
– Давай махнём годами баш—на—баш.
И запузыримся в какие—нибудь дали.
– А сколько тебе нынче? Ну—у–у, не дашь.
А вот, представь, за что—то всё же дали.
Судьбе я благодарна, что жива,
Что к старости свободою богата.
История судеб сплетает кружева.
Я, может, попаду в неё когда—то.
Ну, в смысле, не в проблемную, а так, —
В обычную историю поэтов.
Но часики мои стучат: тик—так…
Мне надо заработать ещё это.
Я поздно спохватилась, это да.
Господь—то раньше не давал мне слова.
И если не сломала всё ж беда,
То буду в жизнь карабкаться я снова.
Хотела смертушка косой меня сшибить,
И выбить почву из—под ног и душу.
В итоге – жизнь смогла сильней я полюбить.
И, может быть, теперь пред ней не струшу.
Тело стало рыхлым, как кисель.
Крепче и душа отнюдь не стала.
Вертят годы жизни карусель,
И лошадки кружатся устало…
Мне б заново жизнь сочинить —
Судьбы моей профиль тончает.
Но мне ль её в этом винить?
И разве упрёк облегчает
Несбывшихся память надежд,
На светлую жизнь упований?..
Изношено столько одежд,
Исчерпано столько желаний…
Осталась их малая горсть —
Достойно свою встретить старость.
Она, как непрошенный гость,
Пришла и зачем—то осталась.
Не мудрость с собой принесла,
Осадок от жизни – усталость.
Звезда моё счастье пасла,
К концу припасла же мне старость.
Бессонниц пришли времена,
Полуночных сумрачных бдений.
Остались одни имена
Вчерашних любвей и везений.
Что мне остаётся? – Терпеть,
Приняв боль и страх увяданья,
И песни смирения петь
В преддверии с Богом свиданья.
Двадцать дней мотаюсь по архивам:
Собираю справки—цифры о зарплате.
Я и до сих пор жила не хило —
У меня заплата на заплате.
А теперь и вовсе закочурюсь —
На так называемую «минималку».
И на пенсии ещё пожить хочу я,
Только государству денег жалко.
Государство говорит: «Ещё работай,
Не фига стихи писать ночами.
Как у всех пусть будут у тебя заботы,
А не этот романтизм чтоб со свечами.
Ну и что, что славно потрудилась
На страну, когда ещё здоровье было.
И тогда ведь денег не водилось.
А теперь в калашный ряд? – Не вышла рылом.
Вот побегай—ка пока за энной справкой,
Доживи до дня рождения, как минимум.
А не сдюжишь, ограничишься канавкой —
Метр на два – с цветочками под именем».
И обида вдруг возьмёт меня такая,
Что не выразить её литературным словом.
Только слабостям своим не потакая,
Побегу с утра в архивы снова.
Грех, однако же, гневить обидой Бога:
Он и так мне много дал чего такого.
И люблю я жизнь, как ни была б убога,
И цепляюсь, пока цел последний коготь…
Покупаю «ЗОЖ» я, чтоб лечиться,
Но лечиться времени всё нет:
Рыщу по архивам, как волчица —
Наскрести на «волчий» чтоб билет.
Дождик апрельский живительной влагой
Деревьев и трав корешки напитал.
Птицы щебечут, а я, бедолага,
Делю—умножаю с утра капитал.
Бухгалтер—кустарь, я в тетрадочке в клетку
Суммирую пот своих прожитых лет,
Считаю процент, молча плачу в жилетку, —
И мне утешения нет.
На старость себе заработала мало,
Ничтожный и жалкий лишь ждёт пенсион.
И всё же иного мне груз капитала
На темечко давит, – важнее мне он.
Мне в детстве был знак. Рассказать я хотела
О жизни своей изнутри, без прикрас,
О том, как с душою сражалося тело,
Как телу душа уступала не раз.
И всё же, хранима судьбою и Богом,
Душа моя к свету тянулась опять,
Чтоб с тернием выбрать себе путь—дорогу
И с торных путей разворачивать вспять.
Да, жизнь прожита: я любила, мечтала,
Свой крест я несла на себе, как могла.
Умней и добрее, пожалуй, не стала.
Но так не хочу, чтоб мой путь съела мгла.
И, может быть, кто—то, немного похожий,
Узнав, как металась по жизни душа,
В такой же апрельский денёк непогожий
О жизни задумается, не спеша…
Старость – горький корешок
На изломе лета.
Что поделаешь, дружок, —
Скушаешь и это.
Я не готова к осени, пожалуй,
Еще полна я летнего тепла,
И нет во мне ни ропота, ни жалоб,
По поводу того, как жизнь моя текла.
О, сколько снов прекрасных мне приснилось!
Приснилось мне, что в мире я нужна,
Судьба порой ко мне являла милость:
И я была любима и нежна.
И было всё: и встречи, и разлуки.
Сменялись чередой то счастье, то беда.
Не знала одного я только – скуки, —
Хватало чувств и мыслей мне всегда.
Мне мир души всегда был интересней,
Чем пёстрая наружность бытия.
В каком бы я не оказалась месте,
Нас было двое – наблюдатель мой и я.
Когда же быт томил однообразьем,
И блекли в памяти волшебные цветы,
Я протирала запылившиеся вазы
И разрисовывала красками мечты.
Я много снов ещё не досмотрела.
И мало сделала для ближнего добра.
И не душою – телом постарела.
А вот уж к осени готовиться пора…
