Им бы все дома рубить.
Бомба с неба, грохот, щепки,
Охнул дом - и пополам.
Все стоят, все сняли кепки,
Где же нынче жить-то нам.
Припев.
Верю я, настанет время,
У любого будет кров.
Мы по всей земле настроим
Белокаменных домов.
Припев: Но все равно и в этот век,
Который что-то стоит,
Опять найдется человек,
Который дом отстроит.
Сдохнут эти человеки,
Им бы жечь все, да громить.
Но останутся на веки
Те, кому дома рубить.
Случалось ли тебе воображать, Агата,
Что ты из города, из черных жалких нор,
В моря лазурные умчалась безвозвратно
В прозрачно-голубой и девственный простор.
Случалось ли тебе воображать, Агата,
Воздай за долгий труд, бескрайний океан.
Какие демоны в своей игре бесцельной
Одушевят стихий грохочущий орган?
Тебя возвышенной учили колыбельной,
Воздай за долгий труд, бескрайний океан.
Скорей на поезда, под паруса фрегата!
От этих улиц прочь, тут грязь из наших слез.
И рвется подчас твой скорбный дух, Агата,
Из мира, где царят обман, разбой, донос
Туда, на поезда, под паруса фрегата
Из мира, где царит обман, разбой, донос.
О, как ты стал далек, утраченный Эдем!
Где синий свод небес прозрачен и спокоен,
Где быть счастливыми дано с рожденья всем,
Где каждый, кто любим, любимым быть достоин.
О, как ты стал далек, утраченный Эдем!
Свидетель первых встреч, Эдем еще невинный,
Объятья и цветы, катанье по реке.
И песнь и треньканье влюбленной мандолины,
И вечером вина стаканчик в уголке.
Свидетель первых встреч, Эдем еще невинный.
Для чистых радостей открытый детству рай.
Он дальше сказочной Голконды и Китая,
Его не возвратишь, хоть плачь, хоть заклинай
На звонкой дудочке серебряной играя,
Для чистых радостей открытый детству рай.
Трам-пам-пам, трам-пам-пам,
Лупит заяц в барабан
От рассвета до рассвета
Ровно десять лет подряд.
И ему работа эта
Надоела, говорят.
Дома ждет его зайчиха
И огонь в печи горит.
Говорит ей заяц тихо: -
"Надоело", - говорит.
"Понимаю, - очень грустно
Соглашается жена,
Только все-таки капуста
Днем и вечером нужна.
Я, конечно, знаю тоже,
Что искусства в этом нет,
Но платить нам надо все же
За ручей и лунный свет.
Так что ты не задирайся
И не прыгай высоко.
И, пожалуйста, старайся,
Бей там в этот, как его".
Уши дремлют на подушке,
День рабочий позади.
Барабанной колотушкой
Сердце мечется в груди.
Заяц спит, смежив ресницы.
И, конечно, видит сон.
Зайцу долго-долго снится
Золотой аккордеон.
Два года свобода, один я опять.
Кого захочу - могу целовать,
Куда захочу - иду не спеша,
Не мучает ревность спокойна душа.
Гуляю с девчонкой - чужою женой,
Гладенькой, черной, и страшной собой.
Плююсь и ругаюсь, с товарищем пью,
Любить не стараюсь, люблю - не люблю.
Скандалы и ревность - живет же народ.
Неверность, неверность свободу дает.
Свобода, свобода - один я опять,
Кого захочу - могу целовать.
Но правда бывает, когда перепью
Опять забываю свободу свою.
И снова я вижу любимой глаза,
Сиянье которых люблю я всегда.
Две женщины - одна светла и величава,
Другая - утонченна и смугла.
явились мне без зова, для начала
расстроив мои мысли и дела.
Какой прекрасный случай и печальный -
я не достоин ни одной из них,
их чистоты - высокой, изначальной...
Но я люблю, и сразу их двоих.
Как юность нам с небрежной простотою
Дарует единенье душ и тел,
так зрелость уязвима красотою
и чувствует сближению предел.
Ни слова лишнего, ни жеста, ни касанья,
а лишь случайный, робкий взгляд стремглав,
но исподволь глубокое вниманье
к великой сути их простых забав.
Что блага все, что вера и что слава?
Когда б на них двоих я променять все смог...
Двоих люблю - но разве это слабость?
И Зевс вот так страдал - а он был Бог.
И стал я им служить, и жизнь я строю,
Как их капризы мне велят порой.
Назвал я Музыку - любимою сестрою,
Поэзию - любимейшей сестрой.
Как клином журавли летят - взгляни,
Уже тогда их тучи провожали.
В тот дальний трудный путь, когда они
От прежней жизни к новой отлетали.
Они летят со скоростью одной
И журавли и тучи, в те же дали.
Журавль и туча делят меж собой
Просторы неба, рядом пролетая.
И продолжают свой полет двойной
Друг друга ни на миг не покидая.
И только ветер чувствуют сквозной
И лишь парят и тают эти стаи.
Так пусть несет их ветер в никуда
Соседствующих в дальнем поднебесье.
Им никакая не грозит беда,
Пока две стаи остаются вместе.
Они уберегутся без труда
От ливней ледяных и от кручины.
Летят они сквозь дни, как сквозь года, -
Неразлучимы и неразличимы.
Куда и от кого от всех на свете,
Давно ли так летят две стаи эти?
Недавно. А расстанутся так скоро,
Пусть ветер будет им в пути опорой.
В этой книге только лица, только музыка и свет --
Девятнадцатой страницы в этой старой книге нет.
Ты листаешь и листаешь, ищешь наши времена,
Натыкаешься местами на чужие имена.
Теперь это ясно -- мы жили прекрасно,
Не чувствуя времени бег,
Не зная покуда, что в этом и чудо,
Которого хватит на век.
Узнаешь чужие лица, забываешь край родной,
Помнишь, там мы как-то жили жизнью, кажется, одной.
Ели хлеб и пили воду, говорили до утра,
В сумасшедшую погоду уходили со двора.
Ты листаешь бесконечно эту книгу прошлых дней,
Пробегая быстротечно жизни прожитых людей.
На исчезнувшей странице, девятнадцатой, мой бог,
Наша вечная столица под названием любовь.
Над мачтами клин журавлиный
влетает в медовый восход,
а прямо по курсу - дельфины, дельфины,
веселая стая плывет.
Так дали зеленой долины
мелькают на кадмии гор,
над грузной волною
взлетают дельфины,
чертя траекторий узор.
Дельфины, дельфины,
дельфины, дельфины,
чертя траекторий узор.
Как звезды, леса и равнины
чужды суеты и молвы,
вы дети Вселенной, дельфины, дельфины,
и меньшие братья мои.
Не раз подрывались на минах
плывя впереди корабля,
дельфины, дельфины,
дельфины, дельфины,
не знавшие слово "земля".
В сомненьях и вере едины,
невидимы в стае своей,
мы тоже дельфины, дельфины, дельфины
огромных своих кораблей.
В пути попадаются льдины
и отмелей гиблых поля.
Но все же дельфины,
дельфины, дельфины
плывут впереди корабля.
Дельфины, дельфины
Дельфины, дельфины
плывут впереди корабля.
ДЕНЬГИ, ДЕНЬГИ, ВЕЩИ, ВЕЩИ
Пейзажи, ландшафты и виды в придачу,
поля и леса - благодать! -
Согретые солнцем курорты и дачи -
полжизни за это отдать.
И восходы - загляденье! -
и закаты я люблю,
но природа стоит денег:
каждый листик по рублю.
Запах сена, дух озона,
на веранде летний день
стоит денежного звона.
Деньги, деньги, деньги, деньги.
На березе все сережки,
корабли в морской дали
это "трешки", это "трешки"
и рубли, рубли, рубли.
Мы честно справляем наш долг, нашу службу,
но часто работа нам - казнь.
и нету прекраснее долга, чем дружба:
взаимная это приязнь.