Фига два поешь в столовке
На четырнадцать копеек,
И в глазах от голодовки
Дальний свет Кассиопеи...
Припев: Играй оркестр, восьмой семестр
Никто не ест досыта.
И нищ и гол мой рок-н-рол
Разбитого корыта.
Дяденька Хрущев дай мне кукурузы...
По твоей вине у меня к спине
Прилипло пузо!..
Две заплаты на колене,
Три заплаты на заду,
Без уныния и лени
Изучать марксизм иду.
Припев.
Понимаю я с годами
Наш печальный катаклизм -
Только тот, кто голодает,
Тот и строит коммунизм!
В сердце пестуется завязь
злого духа существа,
что имеет имя Зависть
и имеет все права
и на гордых, и на подлых,
на любой серьезный чин,
что умеет сунуть в поддых
и доводит до кончин.
Даже ум - высокий, светлый -
если чуточку усох,
опускается до сплетен
и до палок в колесо.
И судачат: "Он удачлив,"-
не поняв и не простив,
что талантлив и впридачу
не ленив и терпелив.
"Ах, ни совести, ни тона,
И безнравственна она," -
а она-то, как Мадонна,
духу светлому верна.
И молчат, темно и глухо,
злобой ночи истерзав,
и ловя ревнивым слухом,
что и вслух сказать нельзя.
А потом приходят сроки
бросить крест свой поскорей
и свои искать пороки
в тех, кто выше и смелей.
Истощив и честь, и силы,
мы теряем правды нить.
В каждом ангел есть двукрылый -
мы должны его хранить.
Но исходим мы слезами -
никнут крылья от тоски.
Это Зависть. Это Зависть.
Рвется сердце на куски.
Кроны так ярки на фоне круч
тональность Синьяка и Моцарта ключ.
Сотворил пейзажи Бог, но порой они не ах,
что творец решить не смог, за него сумел Ван Гог,
и озвучить те картины и леса и равнины,
снег и сумерки в горах смог нечаянно Бах.
Си, до, ля, ре, фа-диез, красный, желтый, голубой,
блеск и формула небес, что возникла над тобой.
Звука, цвета, волны, волны - только слушай и смотри,
слух и зренье переполнят и укроются внутри.
Ля лиловое, ре - красное, синее си, но
для сирени си прекрасно, как цвет в апельсине,
ми на милости минор не печаль - прохлада рук,
приглушенный разговор, светло-синий синий звук,
фа-фаянса камень белый, жизни соль судьбы ли, или
лишь любовь твоя ли, ты ли в до-миноре в доме белом.
Здесь вечно вечер, а у вас,
У вас бывает утро?
Вчера сменял я контрабас
На ящик белой пудры.
Я пудру высыпал на стол,
Поставил стол к окошку,
Но торопиться я не стал,
И дул я понемножку.
И белый тоненький туман
Летел все выше, выше,
И город одевал в саван,
И побелели крыши.
И слово, вырвавшись из уст,
Белело моментально.
И каждый стал, как Иисус,
Святым монументально.
И вот уж не видать ни зги,
Весь город - как известка,
у всех запудрены мозги,
И лица и прическа.
Я не запудренный один
По городу слонялся,
Хоть я отъявленный блондин,
Всем негром я казался.
Я блюзов нынче не пою,
И не играю даже,
Сменял гитару я свою
На ящик жирной сажи.
Я сажу высыпал на стол,
Поставил стол к окошку,
Но торопиться я не стал,
И дул я понемножку.
И черный тоненький туман
Летел все выше , выше,
И город одевал в саван,
И почернели крыши.
И если кто-нибудь зевнул -
Чернел внутри фатально.
И каждый стал как Вельзевул
Грешить монументально.
Я не засаженный один
По городу слонялся,
Хоть я отъявленный блондин -
Всем негром я казался.
Облетает моя голова
Как листвяная медь к Ноябрю.
Предо мною царица Нева
Мерно сводит мосты на зарю.
Есть еще река другая
По Уралу пробегает.
Золотыми берегами
Бродят редкие стада.
На Исети ставят сети
И в ночное ходят дети.
Я края родные эти
Не забуду никогда.
В бедном детстве на склоне крутом
Пробегал я не раз за игрой
Зачумленный ипатьевский дом,
Старый храм над зеленой горой
Эти улочки кривые,
Где в года сороковые
Доходяги тыловые
Воевали двор на двор
Где мы верили когда-то,
Что страна не виновата
И погибшие солдаты
Только боль, а не укор.
Весь достаток надежды излишек
Нам дарила родная страна
И невинны забавы мальчишек
Были в рабские те, времена.
В Екатеринбурге старом
У Озерного базара
Променял я на гитару
Свой заветный малахит
Я отдал Зеленый камень
За общение с богами
Память сердцем и руками
Эту музыку хранит.
Убирайся! Как же мне ты надоел.
Собирайся, у меня так много дел.
О, сколько же я терпела тебя,
Убирайся пока цел.
Михайло...
Hо-но если ты появишься опять,
Hо-но если попытаешься обнять --
По шее крутой получишь, друг мой,
Убирайся спать домой!
Михайло...
Hо-но еcли ты забyдешь обо мне,
Hо-но еcли, ты отпpавишьcя к жене --
Тебе отомщy, отомщy так и знай,
Убиpайcя cпать в cаpай!
Михайло...
Hо-но если позабудешь ты меня,
Hо-но если ты уйдешь хоть на два дня,
Тебя разыщу на кромке земной.
Да, вот так-то, милый мой.
Михайло...
Женщины есть только двух категорий:
Женщины ждущие,
И те, кого ждут.
Если бы мысли было слышно
Людям на счастье, а может на горе
Задохнулись бы улицы в женском хоре,
Молящем о любви,
Затихающим где-то вдали,
Звенящим и там и тут.
Так что, на самом деле,
Все женщины ждут
И те, которых ждут.
И я ушел, как все уходят.
Не в дождь ушел, и не в метель,
Не так давно ушел, но вроде
Нашел я нынче свой апрель.
И написал: - "Ты знаешь, мама,
Здесь правда север, край суров.
Но мой апрель такой упрямый,
Не тает он от теплых слов",
Но лишь морозными ночами,
Я стал просить: - "Ну тай, ты, тай",
Как зашептал апрель ручьями
И превратился в месяц май,
Но май-то мне совсем не нужен,
Ведь я апрель хотел найти,
И вот опять по майским лужам
Куда-то должен я идти,
Уж пройдено дорог не мало,
Через рассветы и росу
И я пищу: - "Ты знаешь, мама,
Люблю я летнюю грозу",
Но вот гроза отхохотала,
Теперь другую жди, чудак,
Веселья на земле так мало
И потому она вот так,
Береза стонет как русалка,
Запутавшись в сетях ветров,
А ветры на зеленых санках
Летят и плачут в сотню ртов,
Береза, ты, моя береза
Не плачь, не лей свой сладкий сок,
Вот говорят, что баба с возу -
И веселее конь идет.
А воз не под гору ни в гору,
И конь не слушает меня,
Я в темноте пойму не скоро,
Что нет уже давно коня,
Не нужно, мама, не печалься,
Такого слова нет: обман.
Я нынче с ветром обвенчался,
А шафером позвал туман.
Развеет ветер все туманы,
А сам упляшет - и не жди.
И напишу тебе я, мама,
"Люблю осенние дожди".
Идет человек по пустыне,
Идет по тайге человек,
Купает он в зорях ресницы густые,
И смотрится в зеркало рек.
Припев: Где прошел он -
Там всегда
Остаются города.
И в дороге, и в дороге
Он по всей земле готов
Понастроить городов.
Взвалив на соленую спину
Свой немудреный уют,
Шагает он дальше,
Спокойный и сильный
И слышит, как ветры поют.
ИЗ ЧЕГО ТОЛЬКО СДЕЛАНЫ ПЬЯНЫЕ?
О, пьяница!
Твое лицо, и не красиво, и не вечно.
