Николай Рубцов - Собрание стихотворений

Пишу шутя
Стихи пустые
Финтикультя —
        шестые!

Все, что написано мной
Грубого, низкого, пошлого,
Я не считаю игрой
И пережитками прошлого.
Нет, не писал безрассудно я.
И говорю не напрасно:
Жизнь наша флотская трудная
Все же прекрасна!

Хочешь, стих сочиню сейчас?
Не жаль, что уйдешь в обиде…
Много видел бесстыжих глаз,
А вот таких не видел!
Душа у тебя — я знаю теперь —
Пуста и темна, как сени…
«Много в жизни смешных потерь»,
Верно сказал Есенин.

Ты ко мне немножко наклонилась,
и так близко взгляд твой засверкал!
Как-то не нарочно получилось,
что тебя я вдруг поцеловал.

Ты сказала с явным огорченьем:
«Разве это честно? — Сам реши!»
Но ведь я не ради развлеченья, —
я тебя целую от души!

Я тебя не называю милой,
Но, тобой любуясь вновь и вновь,
я хочу, чтоб нас соединила
нежная взаимная любовь!

Что с того, что я бываю грубым?
Это потому, что жизнь груба.
Ты дымишь
                     своим надменным чубом,
Будто паровозная труба.
Ты одет по моде. Весь реклама.
Я не тот…
                  И в сумрачной тиши
Я боюсь, что жизненная драма
Может стать трагедией души.

Пел солист красивым баритоном,
Джаз играл волнующий фокстрот.
Я в углу беседовал с пижоном,
Сунув сигарету в рот.
Голову склонив довольно низко,
Я не видел посторонних лиц.
Но внезапно
                 чей-то
                         близко-близко
Жаркий взгляд
                      сверкнул из-под ресниц.
Мне стоять с пижоном
                                 грустно стало.
И, сказав рассеянно: «О' кей!»,
Медленно пошел я через зало
И остановился перед ней.
«Потанцуем?» —
                        я ей руку подал.
И она в согласии немом
Подошла ко мне вполоборота,
Ласково взглянула:
                            — Что ж, пойдем…
Темный локон живописно падал
На ее чуть-чуть вспотевший лоб,
Голос томно-тихий,
                           а во взглядах
Самых сильных чувств
                                  калейдоскоп!
От нее не веяло притоном,
Улыбался
              детской формы рот…
Пел солист красивым баритоном,
Джаз играл волнующий фокстрот.

Невысокая, ростом с ведро,
Ты себя возомнила красоткой.
И, упершись рукою в бедро,
Ходишь важной до смеха
                                      походкой.

Не смеши, не показывай власть!
Не страдаю влюбленностью мелкой…
И тебе говорю не хвалясь:
«Все равно — не останешься целкой!»

…Ax, этот мир, на кладбище похожий!
Могильный мрак сгущается вдали.
Но я привык. Я чувствую без дрожи
Вращенье умирающей земли.
И, головой упершись в воздух плотный,
Ногой на кнехт небрежно наступив,
Вот и сейчас я с миной беззаботной
Плюю с борта в чернеющий залив.
А вахта кончится —
                               конечно, не заплачу.
Уйду, возьму газетку перед сном,
Стакан воды холодной……
И все пойдет обычным чередом.

Велят идти на инструктаж.
Приказ начальства не смешки,
Но взял я в зубы карандаш,
Пишу любовные стишки.

Но лейтенант сказал: — Привет!
Опять не слушаешь команд!
Хотелось мне сказать в ответ:
— Пошел ты…….. лейтенант!

Но я сказал: — Ах, виноват, —
И сразу, бросив карандаш,
Я сделал вид, что очень рад
Послушать умный инструктаж.

Зачем соврал? Легко понять.
Не зря в народе говорят:
Коль будешь против ветра…..
В тебя же брызги угодят!

Отоснились пепельные косы,
О которых Флёров написал.
Поднимались в кубриках
                                    матросы,
Выносили койки на причал.

Над заливом дождь холодный
                                            капал,
На волне качался альбатрос.
Весь продрогший вахтенный
                                          у трапа
Вытирал перчаткой мокрый нос.
Обозвав кого-то………
Старшина слонялся в стороне.
Офицер с начальственным
                                        вопросом
Обращался громко к старшине…

Я шагал, заложив руки в брюки,
И подумал мрачно: «Может, тут
Я загнусь нечаянно от скуки.
И меня на кладбище свезут.

Похоронят где-нибудь под
                                       елкой…
И тогда у старого плетня
Будет часто плакать втихомолку
Девушка, любившая меня».

Июньский пленум
Решил вопрос:
Овсом и сеном
Богат колхоз…

Июньский пленум, июньский пленум,
ты наш оплот!
Хорошим сеном ты кормишь флот!..

 Что там — трудные походы!
Все бы выдержал! Не слаб!
Только жаль, что в эти годы
Оторвали нас от баб…

Может,
         если бы поблизости
Был женский персонал,
Я бы мог дойти до низости:
Насиловать бы стал!

То ль адмиральский ум
                                       померк —
Отважен, как Мальбрук,
Военачальник Арлейг Бэрк
В поход собрался вдруг.
— «Война с Россией стоит
                                        свеч», —
И, не подумав, видно,
В сенате произносит речь
И атомом грозит нам.
Обуял Бэрка дикий бред,
А не мешало б знать,
Что мы число своих побед
Привыкли умножать.
Известно всем, СССР
Ракетами силен,
И можем мы, почтенный сэр,
Любой достать район.
И если вы в недобрый час
Затеете поход,
СССР ваш флот и вас
С лица земли сметет.
Могуч наш флот на страх
                                    врагам,
На нем отважны люди,
И Ледовитый океан
Для вас могилой будет.

Я иду с гармошкой по деревне,
С краснозвездной шапкой
                                      набекрень.
И по пьянке около деревьев
Носом чуть не врезался
                                   в плетень.
Бегают вороны по сугробу,
У калитки хрипло лает пес.

Мне кричит: «Не падайте,
                                    матрос!»
Отвечаю я, смущенный очень:
«Ах, простите, девушка-краса…»
У нее сверкают гневно очи.

«Милая, простите… —
                                 повторяю —
Не ругайтесь, если что не так.
За три года в первый раз гуляю,
Веселюсь, как истинный моряк».
Девушка поморщилась с досадой,
Тихо мне сказала: «Ты не прав»,
И ушла, повиливая задом,
Навсегда меня очаровав.
Я остался около деревьев
И, конечно, понял в этот день,
Что позорно шляться по деревне
С краснозвездной шапкой
                                       набекрень.