Смеясь
Машины сталкиваются, извергая багаж и детей
Смеясь
Пароход опрокидывается и тонет под звуки салюта будто каскадёр
Смеясь
Ныряющий самолёт завершает пике ударом
Смеясь
Руки-ноги летают туда-сюда
Смеясь
Измождённая маска на кровати вновь находит свои мучения
Смеясь, смеясь
Метеорит
С исключительным невезением падает на плоскодонку
Глаза и уши связаны
Сложены в воздухе
Завёрнуты в ковёр, в обои, привязаны к настольной лампе
Лишь зубы ещё работают
И сердце танцует в открытой пещере
Беспомощно вися на нитках смеха
Пока никелированные монетки слёз со стуком пролетают в двери
И вопли наполнены страхом
И кости
Сбегают от пытки, ожидающей плоть
Немного проходят, шатаясь, и падают у всех на виду
Лишь смех всё бродит рядом в башмаках сороконожки
Всё бегает вдоль гусеничной нитки
И валится на матрас ногами кверху
Хоть это так по-человечески
Но вот ему хватит — хватит!
Усталый, он медленно садится
И медленно начинает застёгиваться,
С длинными паузами,
Как тот, за кем пришла полиция.
Итак, он собственная сила?
Где же тогда её подпись?
Или он клавиша, холодящая
Пальцы молящегося?
Он — молитвенное колесо, сердце его гудит.
Пища его — ветер,
Терпеливая сила его зова.
Следы его атакуют бесконечность
Подписями: Мы тут, мы тут.
Он — долгое ожидание, пока что-то
Как-то использует его для всего,
Столь тщательно создав его
Ворон подумал о дворце —
На него обрушилась крыша, нашли одни лишь косточки.
Ворон подумал о скоростном автомобиле —
Тот вырвал из него хребет, оставив пустым и безруким.
Ворон подумал о свободном ветре —
Испарились его глаза, ветер свистел над турецким седлом.
Ворон подумал о расплате —
Она задушила его, её вырезали целой из его мёртвого желудка.
Ворон подумал о мягком и тёплом, столь памятном —
Оно надело на него шёлковую повязку, завело в жерло вулкана.
Ворон подумал о разуме —
Тот запер его на ключ, Ворон бросался на бесплодные решётки.
Ворон подумал об оцепенении природы —
Из уха его вырос дуб.
На верхушке сели в ряд его чёрные детишки.
И улетели.
Я гонимый царь
Мороза и сосулек
И адского холода
В ботинках из ветра.
Я свергнутый владыка
Мира дождя
Гонимый громом-молнией
И реками.
Я потерявшийся ребёнок
Ветра
Летящего сквозь меня за чем-то другим
Не узнающего меня и плач мой.
Я творец
Мира
Что катится к крушению
Замалчивая моё знание.
Итак, осталось ничего.
Его засунули в ничто.
И чтобы доказать, что его нет,
Добавили ничто и раздавили
В ничто, прижав ничем.
С ничем нашинковали,
В ничём встряхнули,
Вывернули наизнанку
И на ничто рассыпали —
Чтоб каждый мог увидеть: вот ничто,
И ничего с ним больше не поделать.
И так оставили под гром аплодисментов рая.
Грохнувшись оземь, оно разбилось —
Внутри лежал оцепеневший Ворон.
Ворон
Решил натаскивать слова.
Представил себе несколько годных слов, отличную стаю —
Ясноглазых, звучных, тренированных,
С крепкими зубами.
Породистее не найти.
Он указал им зайца, и слова рванулись
Звучным эхом.
Ворон есть Ворон, ясно, но что такое заяц?
Он превратил себя в бетонный бункер.
Слова окружили его, звучно протестуя.
Ворон превратил слова в бомбы — они разнесли бункер.
Осколки бункера взлетели — стаей скворцов.
Ворон превратил слова в ружья, они отстрелили скворцов.
Падавшие скворцы превращались в ливень.
Ворон превратил слова в бассейн — собирать воду.
Вода разразилась землетрясением, поглотив бассейн.
Землетрясение превратилось в зайца и запрыгало к холму,
Сожрав слова Ворона.
Ворон глядел вслед скачущему зайцу
С немым обожанием.
Он пел
О том как лебедь побелел навеки
Как волк вышвырнул своё предательское сердце
И звёзды перестали притворяться
Воздух утратил все обличия
Вода добровольно умолкла
Скала оставила последнюю надежду
И холод умер не раскрыв загадки
Он пел
О том как сущему вдруг стало нечего терять
Видя следы когтей звезды
Слыша хлопанье крыльев скалы
Она не может пройти весь путь
Она приходит с родовыми схватками
В глаза в соски в подушечки пальцев
Она проходит весь путь крови до кончиков волос
Оно доходит до края голоса
И остаётся
Даже после жизни даже в костях
Она приходит с песней она не умеет играть
Она приходит слишком замёрзшей опасаясь одежды
И слишком медленной с испуганными дрожащими глазами
Когда глядит в колёса
Она приходит неряшливой она не может следить за домом
Она может лишь поддерживать чистоту
Она не может считать она не может оставаться
Она приходит немой она не справляется со словами
Она приносит лепестки в нектаре фрукты в плюше
Она приносит плащ из перьев звериную радугу
Она приносит свои любимые меха и так говорит
Она пришла с любовью вот и всё
Не будь тут надежды она бы не пришла
И не было бы плача в городе
Песнь Ворона о Слоне-тотеме
Однажды
Бог создал Слона.
Тогда он был хрупким и мелким,
Совсем не уродливым
И не печальным.
Гиены пели из кустов: Ты так прекрасен —
Показывали обугленные ухмыляющиеся головы
Словно полусгнившие культи после ампутации —
Сколь дивна грация с которой
Ты вальсируешь в колючем подлеске
О возьми нас с собой в Мирную Землю
О вечно юные невинные и добрые глаза
Поднимите нас из печей
Из ярости наших почерневших лиц
Мы корчимся в адских урочищах
Заперты за решётками наших зубов
В вечной битве со смертью
Величиной с землю
И с силой земли.
И бежали Гиены под слоновьим хвостом
Когда он гибким резиновым овалом
Радостно прогуливался по окрестностям
Но он не Бог и не его дело
Исправление проклятых
Тогда в безумной ярости они оскалили рты
Они выдрали из него кишки
Разбросали его по урочищам ада
Чтоб сожрала преисподняя
Все кусочки его и сожгла их
Под аккомпанемент инфернального хохота.
При Воскресении
Слон собрал себя воедино исправленным
Могучие ноги зубостойкое тело кости бульдозера
И совершенно другие мозги
За старыми хитрыми мудрыми глазами.
И вот в оранжевом сиянии и голубых тенях
Жизни после жизни, спокойный и огромный,
Слон идёт своим путём, ходячее шестое чувство,
А навстречу и рядом
Идут бессонные Гиены
Вдоль безлиственного горизонта, дрожа как банный лист
Бегут под плетью
Знамёна их стыда прибиты долу
Над животами
Набитыми гниющим смехом
Дочерна измазанными протечками
И поют они: "Вовеки наша
Земля любви и сколь прекрасна
Вонючая пасть леопарда
И могилы сгинувших в лихорадке
Ибо это всё что имеем" —
И изрыгают они свой хохот.
А Слон поёт глубоко в чаще
О звезде мира без смерти и боли,
Но ни один астроном не может найти её.
