Ни черта, ни в зуб ногой.
Ветер в стекла бьет все злее, все свирепей,
Дождь по крышам, старый псих, пустился в пляс,
В «Шевроле» своем, в салоне, словно в склепе,
Он во тьме по горло, по уши увяз…
У товарищей лица пропитые,
У соседей носы, как морковки.
Я на Сретенке жил в общежитии,
Ты — на Чистых прудах, у Покровки.
Шарф, беретик, коса с белым бантиком, —
Ты на танцы в наш двор приходила
И меня, молодого сержантика,
В ту субботу сама пригласила.
А после до рассвета мы
По городу шатались,
В потемках, где — неведомо,
В трамваях целовались.
И ты была печальная,
Когда в ночи водитель
Махнул нам на прощание:
«Друг дружку берегите!»
Наши пальцы сплелись, вбок — ни шагу я,
И, как в за́мок, в пустую беседку
Мы с тобою вошли. Я, как шпагою,
Резал воздух осиновой веткой.
Ветер елкам давал подзатыльники,
Я шагал строевым: «Правой! Левой!»
Эй, соседи мои, собутыльники,
К черту вас! Я солдат королевы!
И тих был парк заброшенный,
И шепот твой — все ближе:
«Любимый мой, хороший мой,
Иди сюда, иди же!»
И день унылый, серенький
Из мрака мышью вылез,
И мы с тобой у Сретенки
Обнялись и простились.
Я в каких-то стою оцеплениях,
Ты секретное чертишь чего-то,
Мне на службу к восьми в отделение,
А тебе к девяти на работу.
Там начальство сидит толстопузое,
И на верхний этаж ходу нет нам,
И плывет осьминогом, медузою
Секретарша в дыму сигаретном.
Веселья на копейку там,
Любви и вовсе нету.
Орлом летает, беркутом
Твой шеф по кабинету.
А мой — в папахе, в кителе
Храпит в автомобиле,
Глаза б мои не видели,
Кому мы там служили!
Дни летят напролом, словно пьяные,
Чуть закрою глаза — мне приснится:
Та осенняя ночь окаянная,
Тех бульваров пустых вереницы,
Ветра, ветра веселые песенки
Под трамвайные тонкие трели, —
Мы простились с тобою у Сретенки,
Мы друг дружку сберечь не сумели.
Заря зияла брешами,
И ветер, ветер вольный
Спросонья, как помешанный,
Свистел над колокольней.
И голуби беспечные
Над крышами кружились,
И мы на веки вечные
Обнялись и простились…
2007
Что ж вы, девки, приуныли,
Что повесили носы?
Мы ничуть не позабыли
Вашей страсти и красы.
Не волнуйтесь, мы на стреме,
Мы имеем вас в виду —
И во сне, и в полудреме,
И с похмелья, и в бреду!
Ничего, что нету принца
Возле дома под окном,
Мы с ребятами проспимся
Под венец вас поведем.
В пух и прах легко и смело
Разобьем любую рать,
Будем вас по ходу дела
И любить, и уважать!
Завтра наш родимый угол
Станет лучше, чем вчера.
От хронических недугов
Нас излечат доктора.
В трудовой профилакторий
Мы не будем попадать,
Будем утренние зори
Из окошка наблюдать!
Из-под кленов и акаций
Вдаль помчимся во всю прыть,
Будем спортом заниматься
И не будем водку пить.
Мы с утра глаза промыли,
Отряхнулись от росы.
Что ж вы, девки, приуныли,
Что повесили носы?
1987
Чьи-то пальцы, как крючья, мне в полночь впиваются в шею.
Я встаю в полумраке, иду в кабинет процедур.
Мы на разных с тобой этажах, я от глюков шизею!
У тебя элемент депрессухи и легкая дурь!
Нинка, милая, ро́дная, выйди ко мне,
Ах, как я тебя буду ласкать, миловать!
Скорбный твой, тонкий лик за решеткой в окне
Я рисую опять и опять!
Дядя Саша, дежурный по корпусу, лекарь от Бога,
Нас под честное слово гулять выпускает во двор.
Мы одни под луной, и от шепота, как от ожога
Я в себя прихожу, мы душевный ведем разговор.
Я для Нинки в стихах сочиняю письмо,
Я по-русски стесняюсь сказать «ай лав ю!»
Я обнял ее всю, и здоровье само
Входит в русло, в свою колею.
Вот и «крыша» на месте, и черти сошли с горизонта.
Я здоров, я во сне слышу стук наших с Нинкой сердец.
Не грохочут кувалды в мозгах, и уже нету понта
Кир, колеса глотать. Нет шизухи, и глюкам конец!
Все, пора выходить, выбираться из тьмы.
Но врачи, как вороны, летают вокруг:
«Если выпустить всех, то зачем тогда мы?
Шагом марш под иглу, милый друг!»
Дядю Сашу убрали, как стул, и опять в нашем доме
Куролесит кошмар, все живое погрязло в бреду!
У меня рецидив! Снова глюки! Синдром на синдроме!
И шизуха, как танк, покатила на полном ходу!
Колят, колят меня! Снова грохот в мозгу!
Я в окошко скулю, одурев от микстур.
Я любимую Нинку обнять не