Кто стоит у него на пути.
И сибирские рядом уже на подходе полки,
И от залпов зарницы, как свет новогодних гирлянд,
Враг у леса, на фланге стальные сжимает тиски,
Танки, танки идут, а за ними пехотный десант!
Звон до сих пор, трескотня в перепонках.
Помним завод наш, покуда живем,
Как мы на фронт на разбитых трехтонках
Наши снаряды везли под огнем.
…Я пацан, я за младшего в рейсе,
Рядом бывший моряк, дядя Ваня,
Руль сжимает в руках, как штурвал,
Мы плывем в полутьме, словно крейсер.
Стоп! Бомбежка! Кровавая баня!
Нам не дьявол ее — враг послал!
Черные крылья над нами впритирку
Снова и снова. Спокоен стрелок.
«Ну-ка, не спать!» — дядя Ваня за шкирку
Вбок, чуть живого, меня уволок.
Вспышка! Грохот и гул. Снова вспышка!
Я в траву, в одуванчики вжался.
«Хватит, парень, очнись! — он кричал, —
К лесу, к лесу беги, здесь нам крышка!
Здесь хана!»
…Он с машиной остался.
Он обрел здесь покой и причал.
Воздух дымится на этом причале.
…Он уже понял, он знал, что не встать,
И, к колесу прислонившись плечами,
«Леха, живи!» — он успел прошептать.
Наши, наши зашли из тумана —
Истребители, легкие «Илы», —
В лоб, в упор, и не выдержал, взмыл
«Мессершмит», уходя от тарана,
Этот в свастиках черт тупорылый,
И свинец ему брюхо прошил!
Чудом наш груз уцелел, и без счета
В кузове дыр. Дальше путь — по прямой!
Вот и свои — минометная рота,
Как же нас ждали они, бог ты мой!
Я взрывною волною ошпарен,
Вот в землянке, почти через силу,
Двадцать капель вливают мне в рот —
Чистый спирт. «Ну, чего? Как ты, парень?»
«Жив, спасибо», — вот так оно было, —
Мы возили снаряды на фронт.
…Вспомним же, братцы, тот рейс, дядю Ваню,
Все же колонна вперед, а не вспять
Шла до конца. Он лежал на поляне,
Таяли звезды в вечернем тумане.
«Леха, живи!» — он успел прошептать.
2016
Ох, и ловок, силен же он все-таки был,
Лейтенант — тот, что нас до упада
Мордой оземь возюкал, работать учил
В рукопашной штыком и прикладом.
Криком рот разодрав,
Он терзал нас в учебном бою:
«Кто быстрей, тот и прав!
Хочешь жить — не зевай, мать твою!
Зря под пули не лезь, —
Слышишь свист их, как смех сатаны?
Наша Родина — здесь.
Знай, солдат: ей живые нужны!»
Эх, окопная жизнь, эх, злодейка-судьба,
Сумасбродка, дурища слепая!
Новогодняя ночь. Вот и стихла стрельба,
Вот и сорок второй наступает.
Мы сдвигаем, звеня,
Наши кружки впотьмах, наугад.
Возле леса возня —
Немцы теплыми взять нас хотят.
Эх, мороз зол и лют,
Эх, поземка метет и метет.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Вот такой вот у нас Новый год!
С нами наш лейтенант. Им таких не свалить.
Злой спросонья он. Им и не снилось,
Что́ он может штыком в рукопашной творить.
Все! Пошло! Понеслось! Закрутилось!
Лязг, и скрежет, и хрип,
Только бой, только месиво тел!
«Сзади, сзади, смотри!» —
Он был рядом, он крикнул, успел.
Фриц мне ноги заплел, —
Я метнулся, нырнул на «авось»!
Нож над ухом прошел,
Лишь царапнул слегка. Обошлось.
…Серым саваном лег над рекою туман,
Ветер в роще скулит, как собака.
Лейтенант еле жив — десять резаных ран.
Мы отбили ночную атаку.
…Ветер хлещет, как кнут,
Лупит, бьет. Враг за лес отступил.
Лейтенанта везут
На полуторке в госпиталь, в тыл.
Ночь. Землянка тесна.
Нам и так после боя сойдет.
Наливай, старшина.
Вот такой вот у нас Новый год…
2016
То ли град, то ли снег, а точнее — и то и другое,
Лес листву потерял, и зима на подходе уже.
Нет врага. Отступил. Два часа тишины и покоя,
И тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
Немцу Тула нужна позарез, он по плану, как надо,
Брать Москву будет в клещи с востока, работать всерьез.
Нет, не будет, и пусть в ставке фюрера пьют до упада
За победу коньяк. Нет победы, лишь смерть и мороз.
Им в атаку с утра, и опять над землей вздрогнет воздух,
И пехота, и танки готовы к прорыву, к броску.
Ох, и хитро стоят в этот раз пулеметные гнезда,
Мы в боях кой-чему научились в рабочем полку.
А потом бог ли, черт разберет, чья там песня допета.
Мы пришли из цехов на последнем стоять рубеже.
Отдохни, командир, у тебя два часа до рассвета.
Пусть тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
2016
