Знай: свет звезды открытый нашим глазом
Рожден для нас миллионы лет назад!
Мичуринец, ночь на 23 августа 1966
* *
*
Я думаю о ней всегда:
В согласье с нею, или в споре;
Нет человека, чья беда
Не причинила бы ей горя.
Не уцелеть крупинке льда
В ее сердечном теплом море.
Но дно души ее хранит
Все камни, брошенные нами,
И как болезнь растет гранит
Под страстными ее волнами,
В нем сотни сдавленных обид
Встают подводными горами.
А мы плывем сквозь жизнь ее
В глубинах, иль в лагунах мелких,
Нечуткие, как воронье,
К трепещущей магнитной стрелке...
...Есть много чувств, каких в наш век
Еще не принял человек!
27 января 1967
* *
*
Молю тебя: не прекословь
Ни в неге пылкой, ни под плетью!
Мне полнит жизнь твоя любовь
В ночь твоего сорокалетья.
Я посягал скривить не раз
Прямую ось твоей планеты,
Но - метеором между глаз
Врезаясь - мстила ты за это.
И все ж, в единстве уцелев
Мы, вместе, приходя в сознанье
Мчим нашу жизнь в разверстый зев
Бесчувственного мирозданья.
Для всех существ - один закон!
Нет разногласья лишь в покое,
Каким венчает вечность он
В триллионнолетье мировое...
Москва, ночь на 28 января 1967
* *
*
И слон-минчанин,
в звездном хоре,
взбираясь в гору нелегко
В надзвездный
детский санаторий
Вез в двух бидонах
молоко.
И больше ничего...
Да воздух,
Земли
остатний воздушок,
Который тоже будет роздан
Всем
самым маленьким,
с вершок!
А мне пешком туда
тянуться,
Мне воздуха никто не даст!
Но хватит силы
улыбнуться,
Когда вдруг рухнет
звездный пласт...
В пути на станцию Переделкино,
14 февраля 1967
* *
*
Последнее яблочко в нашем саду...
Сколько, сколько-ж их было!
Вот так и тебе суждено на роду:
Последней меня ты любила!
Но не хочу, не хочу, не хочу!
Пусть первым я лягу под веткой.
А ты... Сквозь зимы (они любви по плечу!)
Стань яблоком - многолеткой!
Мичуринец, 27 сентября 1967
* *
*
Куда ты, мой пес? Вот за этим?
Что это такое? Вода!
И что есть вода на свете:
Cчастье, или беда?
Мой пес не бывал в океанах,
В пустыне он жил всегда,
Он пас у ворот Индостана
Большие овечьи стада.
Мой пес - удивительный парень
Однажды в колодец упал.
Он пил, как играл на гитаре,
Тонул, а водицу лакал!
Когда, запетлив на аркане,
Его я к верблюдам извлек,
Он выдал глазами мне тайну,
Что вовсе не любит песок!
И верный собачьему долгу,
Увидев, что я изнемог,
Вцепившись за полу, он долго
К колодцу меня волок.
Мол, прыгай! Напьешься там вдосталь!
Толкал и лизал меня пес.
И было мне вовсе не просто
Собачий отталкивать нос!...
6 октября 1967
* *
*
Еще живу на этом свете
И улыбаюсь иногда,
Еще шучу, как шутят дети,
Которым невдомек беда.
А между тем, все ближе сроки
Каких никто не превозмог.
А между тем, вот в эти строки,
Змеясь, и мой вползает срок!
Дача, 18 декабря 1967,
22-30 вечера
* *
*
Не сомневаюсь: будет праздник мой
Торжественен и многолюден.
На нем признает Ленинград родной,
Что путь мой был и чист и труден.
И будет сын, гордясь своим отцом,
На этом празднике печален,
И над моим исчезнувшим лицом
Венок положит первым, как хозяин!
Дача, 2 часа ночи, 25 декабря 1967
27 ЯНВАРЯ
В День рождения любимой Верочки
Вслед за глыбами льда ломимого
Тысячетонным моим ремеслом,
Вдруг стихи, как байдарку любимую,
Я легчайшим веду веслом.
И качает меня раздольная
Сердцем вздыбленная, волна.
Хоть тревожно мне и хоть больно, - я
Не страшусь ни небес, ни дна,
Потому, что в стихии путанной
Вся со мною моя мечта:
Потому, что в сердце, - вот тут она,
Удивительнейшая, - та,
О которой сказать немыслимо,
Так прекрасна ее душа,
И которую так бесчисленно
Я трудом от себя отрешал,
Веря в веру ее терпежную,
В силу жертвенности ее,
И в любовь, - такую надежную,
Что святит мое бытие;
Потому, что во льдах дрейфующих
Разделяя мой тяжкий путь,
Не ждала, что я хоть строфу еще
Посвящу ей когда-нибудь!
А,- поэмы достойна Дантовой,
В скудной прозе она живет,
Наблюдая, как я квадрантами
Обвожу в тоске небосвод.
Все ища среди звездной млечности
Равнодушной к судьбам людей,
Ту звезду, что ведет к бесконечности
Мир, - единственный милый ей;
Ту, что видит меня и женщину,
Чья рука на штурвале моем,
Чьим венцом моя жизнь увечана,
Если к правде мы путь найдем!
Надпись на книге
"Ленинград действует"
Желаю тебе, мой любимый сынок,
Чтоб ты не увидел войны!
Чтоб светлым и чистым ты рос, мой цветок,
Стал гордостью нашей страны!
Чтоб в горе и радости, в бездне забот,
Ты думал всегда лишь о том,
Как ярче родной тебе русский народ
Прославить достойным трудом!
Народ - благороден: никто не забыт
Из верных сынов его, - тех,
Кто честью и совестью был именит,
Кто честно трудился для всех!
Всю жизнь свою мать отдавала тебе,
Чтоб ты был воспитан таким,
Чтоб сильным мужчиною был в борьбе,
Чтоб стал народом любим!
Трудись же для мира!.. А если войны
Вдруг пламя охватит нас...
Вот в этих трех книгах примеры даны
Каким тебе быть в тот час!
Переделкино, 4 июня 1968
Другу моему, - моей
любимой, моей Маленькой,
моей Верочке!
Я знаю, родная, из жизни с тобой
Три четверти лет - до сих пор
Мы вместе вели изнурительный бой,
Всем горестям наперекор.
Как будто второю блокадою сжат,
Я вел мою армию слов,
Чтоб ведали люди: за что Ленинград
Прославлен на веки веков!
Я армию эту кидал на прорыв
Сквозь тьму бессониц и лжи...
Не ты ль одна понимала: чуть жив
Бывал я тогда, - скажи?
Но правда меня, как знамя, жгла,
Я нес ее высоко.
Я падал, но ты... Ты рядом была
И знамя вздымала легко.
И снова дивизий, полков и рот
- Верных, ударных глав
Я был командующим... В поход
Вел их на штурм, стремглав.
И вот он пред нами - победный том,
Всем бедствиям ныне конец!
Ты плачешь?.. И слезы горят огнем,
В алмазный сливаясь венец.
Так, в радости, плакали все мы тогда,
В день окончанья войны,
Узнав, что пережита нами беда,
Но мы ее помнить должны!
Смотрю я, любуюсь твоей красотой,
Твоим благородством богат!..
Пусть будет на счастье всегда с тобой
Трехтомный мой "Ленинград"!...
1968
Сыну моему, Сереже, любимому
В пятнадцать лет, мой стройный мальчик,
Творящий жизнь, - прекрасен ты.
Не к Дон-Кихоту, или к Панче,
Не к диким племенам каманчей,
Устремлены твои мечты.
Поэтом кисти, или слова
Ты хочешь стать... Добро, тебе!
Ветшает мир. Но все в нем ново
Для тех, чья мысль - его основа,
Кто этот мир растит в себе,
Для тех, кто в людях ловит чувства
Не как торговец, а как жрец,
Кто в льдах высоких Тавасгуста
Космическим огнем искусства
Наполнит бьение сердец.
Не верь презрительным усмешкам
Неблагородных мудрецов,
Ни краснобайствующим пешкам,
Скругляющим свой путь, по вешкам,
В нераспрямимое кольцо.
Нет! Взмой стрелою над планетой,
В разрез орбиты круговой,
Мчись только ввысь, и только к свету,
Чтоб дух твой, истиной согретый,
Стал человечеству звездой!
Москва, 1969
В.Л.
Ты - женщина!...
Ты - женщина вполне,
С обидами твоими
и с любовью,
А иногда и с ненавистью...
Мне
Не совладать
с твоей ревнивой кровью!
Не совладать!
Волнения твои
Нежданны
как цунами океанов,
Или как в магму сжатые
слои
Изверженные жерлами вулканов.
Внезапности твои предугадать,
И в электронике не сыщется приборов!
Твой смех,
иль плачь,
немыслимо сдержать
Как в пальцах вдруг взрывающийся
порох...
Так бей же в жизнь мою!
В напор одной струи
Добро и зло вогнав
со страстью сжатой,
Как автогеном взрежь,
перекрои
Материал души моей
разъятой!..
Но холод-ль,
гневна,
или нежна,
Враждебна-ль
влюблена-ль,
- дитя порыва,
Какая есть,
ты мне всегда нужна,
Вся
свет и тьма,
как день и ночь
красива!
Переделкино, 29 апреля 1971
* *
*
Что ты плачешь, моя любимая,
Телефонную трубку беря?
Не из пара я, не из дыма я,
Я живой в стране янтаря!
Здесь у нас морские чудовища
Славно выкованы из льда,
И похожа на черные бровища
Дюн нахмуоенная гряда.
А над ней - Венера ясная,
Одинокий циклопий глаз,