10. В погоне за престолом
Избранники толпы звериной, Лис и Черепаха,
Решили спорить и рядить, как дальше жить:
Как уберечь им царствие от краха,
Как хищников и кротких примирить,
Свое решение затем народу доложить
И царственный престол
умом и честью заслужить.
И вот проворный Лис с размаху
Вдруг налетел на Черепаху.
Хотел ее сразить
Блистательной премудростью и доброхотством,
И склонностью природной к руководству.
А чтоб эффекту быть сильней,
На лапки задние встал перед ней.
И с высоты недюжинного роста
Стал распекать ее несносно:
«Ой, Черепаха, да тебе ли царством править?
Ты лишь престол сумеешь обесславить!
Тебе и не вскарабкаться на трон!
Да что там! Я с трудом могу представить,
Что с места сдвинешься ты
до своих же похорон!
И мне, проворному, вдогон
Тебе ли устремляться?
И даже нечего стараться!
Дорогу уступи активным, молодым,
Чтоб им путем не приходилось обходным
К желанному престолу пробираться».
Но Черепаха знай себе лежит,
С дороги убираться вовсе не спешит:
«Достопочтенный Лис,
а ты ведь хам изрядный!
И каверзник, и ловкий вор!
Ведешь ты о престоле разговор
И разжигаешь аппетит свой жадный
С одной лишь целью:
чтоб доверчивых привлечь,
И обмануть, и выгоду свою извлечь.
Но я-то знаю, чем в лесу ты промышляешь,
Как маленьких зверюшек обижаешь.
Тебя и не поддержит наш народ.
Вот то ли дело я! Известный доброхот.
Стараюсь для других, для бедных и убогих!
И, как ни тяжело, по этой самой вот дороге
Премного лет к престолу я иду.
А ты, ловкач, устраиваешь чехарду!»
«Ах, уважаемый мой оппонент, —
завелся Лис, —
Да лучше ты за оскорбленье извинись!
Лежа в грязи и брюхом землю подпирая,
Ты ни себе, ни остальным не делаешь добра!
И речь твоя хоть и напыщенна,
да сплошь пустая.
Ты, Черепаха, и сама для дел стара.
А я неутомим, и что такое труд, я знаю:
От перенаселенности наш лес давно спасаю.
И кроликов прожорливых вконец я изведу,
Как только на престол взойду!»
«Почтеннейший, твое самоуправство
Столь возмутительно, безнравственно, гнусно́!
Лесную мелочь держишь в страхе ты давно.
На что способен ты в масштабе государства?!
Не лучше ли тебе уйти?» – «Нет, ты уйди!
Меня коришь, да на себя хоть раз ты погляди!
Лишь обвинять других горазда!
Сама тупа, глупа и пыжишься напрасно!»
А зрители на поединок сей глядят,
Шумят, гудят, галдят…
Пытаются хоть сколько разобраться,
В чем спора суть, о чем соперники бранятся,
И что в итоге получить хотят.
Да невдомек, что спорщики давно забыли,
О чем был диалог и в чем его резон.
В глаза друг другу пыли напустили,
Ну а поют-то в унисон!
И с двух сторон слышны всё личные нападки!
И выясняют двое, что они друг другу гадки!
Свобода слова нам дана
Не для того, чтоб оскорбления озвучить,
Свободной бранью, ложью
слух друг друга мучить,
А чтобы стала истина скорей видна!
Чтоб больше родилось идей полезных!
Чтоб было больше разговоров честных!
Но демократия, лишенная культуры диалога,
Культуры поведения и слова,
Со всей своей свободой – все-таки убога,
И для благих решений – скверная основа.
За шумом обвинений скрыта суть.
Лишь в деликатном споре истина родится.
И следует, чтоб справедливость
в обществе вернуть,
Не оскорблять соперников и не хвалиться,
А вежливости поучиться
И на проблему спора сообща взглянуть.
Жил некогда старик, болезнью удрученный.
Отро́ду праведную жизнь ведя,
Готовился он на покой чуть погодя.
Порой и благовестные иконы
Ему являли свет во сне.
В душевной отзывались глубине
Небес торжественные звоны.
Неспешно близился последний час.
Да то лишь безмятежие его смущало,
Что без прикрас
Пред ним грядущая кончина представала:
С утра мерещился ему озноб,
А к ночи – боли страшные, и задыханье.
И влагой покрывался лоб
В столь тягостном и жутком ожиданье.
Все беспокойней день за днем
Старик благочестивый становился.
И вот однажды лекарь друг к нему явился,
Застав больного в настроении таком.
И молвил лекарь сердобольный:
«Твои страданья вижу я невольно,
Тебя сегодня навестив, друг мой.
К несчастью, безнадежный ты больной.
И ремесло мое, увы, не властно
Тебя спасти. Но безучастно
Смотреть, как тяжко угасает жизнь твоя,
Бесценный друг, не в силах я.
Доверься мне, спокойствие души
Вернуть тебе я средство знаю!
За труд возьму лишь сущие гроши.
Внемли с терпением, тебе я предлагаю
Принять кончину в безмятежном сне —
Почить спокойно в сладкой тишине,
Закрыв глаза с улыбкой легкой,
Забыв страданья навсегда.
Не ждать недели, месяцы, года,
В болезни мучаясь жестокой!
В тот день, когда казаться будет нестерпим
Тебе недуга гнет тлетворный,
Не жди конца, страданием томим!
Послав за мной, прими настой снотворный —
Стоять у изголовья будет он,
Как словно бы слуга покорный,
Что бережно хранит покой и сон».
И мигом пузырек на тумбе очутился.
Старик тревожно на него воззрился,
Но лекарь продолжал:
«Когда исполнишь все, как я сказал,
В уста твои, что в неге сонной,
Я тотчас же волью змеиный яд.
И завершит он путь твой обреченный,
К страданиям закрыв тебе возврат!»
Закончив так, наш лекарь попрощался,
Не получив ответ от старика.
А тот, хотя порядком испугался,
Всё не спешил избавиться от пузырька
С настоем сладким и дурманным.
С тех пор о нем он думал непрестанно.
Порой в руках с тревогою держал…
Когда недуг невыносимым стал,
Старик наш долго сомневался,
Но, наконец,
соблазну он поддался:
Сперва за лекарем послал.
Заочно с ним тут рассчитался,
У изголовья плату положив,
Письмом прощальным подтвердив,
Что оставляет мир сей добровольно.
Затем настой снотворный пригубил.
А вскоре лекарь сердобольный,
Прибыв к нему, то дело завершил:
В последний путь он друга проводил.
Но сказ на том еще не кончен.
Старик желал избавиться от мук,
Почить, забыв страданья и недуг.
В мечтаньях рай себе пророчил.
Но тягостным грехом упрочил
Душе своей в геенну огненную путь.
И как ни жаль, а сделанного не вернуть.
Душа ушла без покаянья
На новые страданья
Туда, где Бога ей не обмануть.
И добрый лекарь не избегнул наказанья:
Своим поступком блага не нажил,
За соучастье в пекло угодил.
Так в наше время власти, сострадая,
Сочувствуя мучительно больным,
Вполне гуманным и приемлемым считают
«Лечение» убийством заказным,
Где врач как исполнитель выступает,
А жертва и заказчик совпадают.
Вдобавок соучастие в подобных сделках
Навязывают жителям страны —
Тогда на каждого ложится часть вины
За то, что не гуманность, а подделку
Законной почитать они должны.
Бывает, власть и не совсем плоха,
Однако, не чурается греха:
Пристрастности от подданных и не скрывает!
Вовсю кругам избра́нным потакает.
Заботится, во-первых, лишь о них,
И кое-как потом об остальных.
Порядок свой стабильностью провозглашает.
И, как ни возмущайся, всуе не меняет.
В одном курятнике Петух избрал себе подруг —
Голландских курочек, любимиц-фавориток.
В любви наш Петя был довольно прыток
И слабости имел. Предпочитал досуг
Делить с избранницами. Их прелестный круг
Не разбавлял хохлатками простой породы.
Шли годы.
Роптали потихонечку на Петуха
Простые курочки наседки,
Но всё не прогоняли пастуха.
Одни Голландские хохлатые кокетки
В курятнике том жили хоть куда:
Почет им, да любовь, да лучший корм всегда.
На остальных любимицы всё свысока глядели.
А те, обычные, довольно скудно ели,
Вниманьем Петиным обделены,
Обидой, ревностью полны.
Вот, наконец,
несправедливость прекратить решили
И Петуха с большим трудом уговорили
Хоть жребий, хоть голосованье учредить,
А фавориток нынешних сменить,
Избрав других, затем и тех меняя,
Таким порядком всех в курятнике равняя.
Но как ни голосуй и сколько жребий ни тяни,
А результаты каждый раз одни.
Наладить выборы бессмысленны попытки:
Голландские, как ни крути,
выходят в фаворитки.
А недовольство общее растет.
И спор в курятнике идет:
Одни наседки Петю обвиняют.
Другие на Голландских всё пеняют.
Да и никто не замечает,
Как той порой Лиса в курятник пробралась —
Намерилась полакомиться всласть.
Но видит, небывалое вокруг творится:
На Петуха хохлаточки решили ополчиться.
Ругают власть.
Не долго думая, воспользовалась тем Лисица,
Поет: «Ах, девочки, я с вами заодно
И вашими страданьями страдаю.
Несправедливость вижу я давно.
Не сплю, не доедаю.
И душенька моя вот так за вас болит!
Что из лесу тот час я прибежала,
Когда узнала,
Как вы устали от обид!»
Лисицу хитрую послушать,
Так привели ее сюда
Лишь бескорыстие и доброта.
И будто б ни при чем, что ей хотелось кушать.
И «сердце курицы» трепещет у нее в груди.
Оно велит в курятник ей наседкою идти.
И справедливости одной во имя
Царицей просится Лиса побыть меж ними.
Слышны слова «пора нам власть менять»
И «хватит на беспомощность пенять».
Судили и рядили
И вот все вместе наконец-то порешили:
Лисица живо съела Петуха.
Затем в делах куриных приняла участье.
И, ради справедливости и беспристрастья,
Голландских кур поймала и на потроха.
А после
и за весь курятник принялась плутовка:
Орудовала ловко,
Что только пух летел!
Да, счастлив был Лисицы той удел!
Когда в народе крепнет недовольство,
Роптание на властные круги,
Найдутся те, кто, пользуясь роптанием других
Не прочь прорваться в вожаки.
Хоть им нужды́ людские далеки,
А близко – иностранное посольство.
Все власть имущие для них враги.
И кажется, что к справедливости они стремятся.
На деле-то как раз ее бояться.
И думают всё, как бы к «пирогу» пробраться.
Да о других радеть им вовсе не с руки.
