Из Миндодаури рода,
Что добро забыл, что – зло.
Грабит верных и неверных,
Рубит мужа и жену,
Дом сокровищами полнит,
Словно царскую казну.
Говорят еще – Апшины
Есть сильнейший: Гоготур.
От мизинца Гоготура
Навзничь грохнется хевсур.
Да и царь про Гоготура
Рек: “Он тысячи сильней!
Стоит тысячи друзей он,
Стоит тысячи мужей!
Сердце у него – железо,
И железная рука.
Сколько раз под нею стлался
Враг, бесчисленней песка!
Он в бою подобен смерти,
Он, как смерть, неуязвим.
С Гоготуром биться – биться
С смерти ангелом самим.
Как волна играет лодкой —
Так играет он врагом.
Нет сомнения: сей воин
Бранным ангелом ведом”.
Царь не раз просил: “Останься!
Ты мне друг – как ни один!”
Но ответ был неизменный:
“Царь! Не вынесу долин!
Если на меня не дует
Горным ветром – дел не жди!
Сердце плачет, и не хочет
Плоть ни хлеба, ни воды.
Рта и вовсе не открою!
Буду стыть и цепенеть.
Мне одна дорога – горцем
Жить и горцем умереть.
Есть печаль у Гоготура:
Стали недруги смирны!
Но у истинного пшава
Дело есть и без войны!”
Говорит: “Одной породы
Меч с косой – что брат с сестрой!
Поработаем! Разбоем
Жив не будет род людской”.
Ни единого упрека
В целой Грузии ему.
А не то, чтобы безлунной
Ночью – вырывать суму!
Ломит он платан столетний,
На плечи кладет, как трость,
И, попыхивая трубкой,
В дом несет – чтоб грелся гость.
Или, возвратясь с оленем,
– Сдался, леса властелин! —
Взяв пандури на колени,
Сумерничает один.
И звенит его пандури,
И дымит его табак,
Щиплет струны смуглый палец,
Сыплет золотом очаг.
Запоет – ей-ей на балках
Потолок не улежит!
А ногой еще притопнет —
Вся-то Пшавия дрожит!
Три у женщины приметы:
Говорок быстрей воды,
Пол-ума (и тот с безумьем
Схож) и страсти без узды.
Денно-нощно, нощно-денно
Мелет, мелет языком:
Просит подвигов у мужа —
Ими хвастаться потом.
Кроме “славы”, нету слова
В малом доме между скал.
Будь супруг ее хоть вором —
Только бы мечом махал!
Только бы ружья не ржавил!
Жеребца не жарил зря.
Только бы жену забавил
Платьем красным, как заря!
Подступает к Гоготуру:
“Муж, на что тебе твой щит?
Раз к домашнему порогу
Хуже хворого пришит!”
И опять героя точит:
“Муж, на что тебе твой меч?
Погляди: слезами плачет!
Хочет голову отсечь!
Собирай оброк с хевсуров,
Грабь чеченца на горе!
Говорят, что у Апшины,
Конь – что рыба в серебре!” —
“Женщина, – ей муж, – что мелешь?
Худо с разумом твоим!
Ты с воителем венчалась,
Не с грабителем ночным.
Чем язык чесать о зубы —
Шерсть чеши да лен чеши!
Худородная, что можешь
Знать про ружья и мечи!
Чем безумствовать речами —
Хоть чулок вяжи с умом!
Лишь тогда рубиться свято,
Коли рубишься с врагом!
Царь пока не кинул клича:
– Враг напал! Пора в поход!
За плечами Гоготура
Сдвинься, Пшавии народ! —
До тех пор не будет крови
Гоготурову мечу.
Страшной кровью – братней кровью
Славного не омрачу!
Было ли, чтобы татарин
На скамье меня нашел?
Как гиена на джейранов,
На татарина я шел!
Я о вражеские спины
Семь мечей – восьмой визжал! —
Целых восемь иступил я,
А девятый был – кинжал.
Женщина, коль ты не демон,
Устыдись своих словес!” —
“Я о том скорблю, что дому
Пользы мало от чудес!
Слава – слабая одёжка,
Варево пустое – честь.
Сто порубленных татарских
Спин – их с солью будешь есть?
Ну-ка, кроме ран на теле,
Что домой принес с войны?
В добром имени – что проку,
Коли руки не полны?”
Сильно огорчился воин;
Меч берет (возьмет и щит),
Лыком липовым потуже
К поясу его крепит,
Щит налево взял, направо
Ружьецо – как есть бревно
Стопудовое! – и дуре
Молвил слово таково:
“Как сказала – так и будет!
Без добычи не вернусь!”
Может, видели, как ехал,
Чуть посмеиваясь в ус?
Мимо гор в зеленых шубах,
Мимо вод, бегущих в ширь,
По фиалковым глазочкам
Едет, едет богатырь.
Едет он землею пшавской,
Первой зеленью лесной,
Едет Пшавией весенней,
Едет Пшавии весной.
У лесного населенья
Точно сговор в этот день:
Древо клонится к оленю,
К древу тянется олень.
Птицы так щебечут сладко,
Что растаял и ледник.
Только у одной Арагвы —
Грозный говор, черный лик.
Мчит, раздутая снегами,
Раздробившая броню,
Полными горстями брызжа
В очи горцу и огню.
Глянь, из-за Копала-камня
Богатырь – скалы облом! —
Словно оползень тяжелый,
Продвигается с конем.
А навстречу, глянь, на лурдже
Стройном: на коне – синей
Синей тучи! (Всадник – лурджи,
Лурджа – всадника стройней.)
Богатырь другой в черкеске
Красной – что твоя заря!
Хороши на поле красном
Щит и меч богатыря!
Он поет – все горы вторят!
Знать, и впрямь непобедим!
Свищут конские подковы
По камням береговым.
Всадник видит Гоготура,
Устремляется – смотри! —
И уже вплотную стали
Кони и богатыри.
С руганью занесши меч свой,
Им всю местность осияв:
“Пшав, сдавай свое оружье!
Мирному без нужды, пшав!
Я – Апшина! (И вторично
Выругавшись – что твой гром!)
Сказанному – покорися!
Либо повторю – мечом!”
Думает силач: “Прикинусь
Кротким, к братству воззову!
Как откликнется Апшина
На склоненную главу?” —
“Друг, одумайся! Иль впрямь я —
Грязь, ногам твоим – навоз?
Тоже женщиною вскормлен!
Чай, не на навозе взрос!
Брат, одумайся! Коль впрямь ты —
Богатырь, как можешь, брат,
Мирного лишить оружья?
Или Бог тебе не свят?
Без меча – как покараю?
Без меча – как пощажу?
Родичеву ругань: – Тряпка! —
Без щита чем отражу?
Коли свят тебе, Апшина,
Бог – хоть шапку мне оставь!
Не пускай меня без шапки,
Сдавшегося не бесславь!
Человек ты громкой славы,
Муж, прославленный кругом.
Обойдись со мной по-братски —
Станет брат тебе рабом”.
Закипел Апшина: “Много
Разговариваешь, пшав!
Меч снимай, снимай и шапку!
Кто сильнее – тот и прав!
Ты за целую неделю
Первый будешь мне барыш.
Щит давай, давай ружье мне, —
Не то землю обагришь!
Либо пнем слетишь в Арагву!
По весне вода черна.
Пусть бревном тебя сосновым
Мчит арагвская волна!”
Отдал Гоготур хевсуру
Щит-свой-звон и меч-свой-вес.
И уздечки на утеху
Не оставил живорез!
Вороного шпорой тронул,
Конь что молния взвился!
Тут у Гоготура лопнул
Гнев: “Глядите, небеса!
Гляньте, скалы, гляньте, горы,
Бурная, замедли течь! —
На грабителя, у брата
Вырвавшего щит и меч!
Гляньте, горы, гляньте, скалы —
Как с седельца сволоку, —
Как об этот самый камень
Этот череп истолку!”
Схвачен вор и опрокинут,
Богатырским боем бит,
Связан и, середь дороги
Кинут, идолом лежит.
Стал лежачему стоячий
Речь держать: “Презренный тать!
Как с купцом хевсурским, думал
С Гоготуром совладать?
На протянутую руку
– Вор – ответивший мечом,
Подавай сюда чеканный
Меч! – мой меч! и мой шелом!
Мой и конь! моя и сбруя!
Мой и щит! моя броня!
Кто мечом махал на брата —
Ниже праха для меня”.
“Пощади! – ему Апшина,
От расправы побелев
Дозелена, а от гнева
Дочерна позеленев. —
Обознался я – помилуй!
Промахнулся я – прости!
Ты мне рухлядью помнился,
Глиною в моей горсти.
Мощи нет твоей превыше,
Грудь твоя – скалы ребро.
Побратаемся, могучий!
Выпьем дружбы серебро!
А потом, во имя дружбы,
– Стыдно мне, лежу в пыли! —
Брат, верни мое оружье
Или им же заколи!” —
“Что, легко (ему – каратель)
Проходимцу свой шелом
Отдавать? Кинжал и меч свой
Зреть на поясе чужом?”
“Либо возврати оружье,
Либо им же и убей!”
Поумнел, во прахе лежа?
Образумился, злодей?
Чем от перса и от турка
Грузию оберегать —
Путника разоружаешь?
И тебя – грузином звать?
И чего ты, скверный, рыщешь,
Словно дух бесплотный, дом
Потерявший! Вор несытый
С уворованным кулем!
Голоден – сказал бы прямо,
