«Верховный суд»
Я окончил новые стихи,
Только в сердце – никакого счастья.
За какие новые грехи
Буду взыскан я «верховной властью»?
Вот она к машинке подойдет,
Вынет лист. Потом, за словом слово,
Трижды все внимательно прочтет
И затем произнесет сурово:
– Любопытно было бы узнать,
Кто эта загадочная дама,
Что тебя жестоко и упрямо
Столько лет заставила страдать?
– Нет, – скажу я, – что ты, дорогая!
Не меня, героя моего.
– Вот, вот, вот! Выходит, ничего
Я уже в стихах не понимаю?
Вон, смотри: в предутреннюю рань
Героиня над письмом склонилась.
Кто эта бессовестная дрянь?
И к кому душою устремилась?!
– Да пойми, что это же не я.
Просто людям вздумалось влюбляться…
– Я – не я и лошадь не моя?
Полно! Хватит, друг мой, завираться! –
И вздохнет загадочно и хмуро:
– Весь сюжетец для отвода глаз!
Я ж прекрасно знаю эту дуру,
Слава богу, видела не раз!
– Кто она? Откуда и какая?
Я могу поклясться хоть венцом!..
– А такая, милый, а такая –
С самым пренахальнейшим лицом! –
Я вскипаю: – Спор наш, как для рынка!
Ты же не больна и не пьяна!
– Не пьяна. Но если я жена,
То отнюдь не значит, что кретинка. –
И вот так мы можем препираться
Год, и два, и до последних дней.
Что мне делать с лирикой моей?!
И куда несчастному податься?!
Может, вправду, как иную веру,
Выбрать новый и спокойный путь
И, забросив лирику, шагнуть
В детскую поэзию, к примеру?
Только кто мне все же поручится,
Что жена, сощуря мудрый глаз,
Не вздохнет: – Задумал притвориться?
Я ведь знаю, кто эта лисица,
И встречала дрянь эту не раз!
1991
С годами вы так придавили мужа,
Что он и не виден под каблуком.
Пусть доля его – не придумать хуже,
Но вам-то какая же радость в том?
Ведь вам же самой надоест тюфяк,
И тут вы начнете тайком тянуться
К таким, что не только нигде не гнутся,
Но сами вас после зажмут в кулак.
Так, право, не лучше ли вам самой
Вдруг стать, извините, добрейшей бабой,
Сердечною, ласковой, даже слабой,
Короче – прекраснейшею женой?!
6 июня – 6 октября 1991 г.Красновидово
Он был знаменитейший генерал
С сердцем и головою.
И в округе каждый его уважал,
Любил, а случалось, и трепетал,
Разнос получив порою.
А рядом уверенна и проста,
Под генеральской крышей,
Сияла румяная красота,
Хозяйка. А если короче, та,
Что мужа грозней и выше.
И мысль не мелькала ни у кого
При взгляде на генерала,
Что власти-то подлинной у него,
Признаться, до жути мало.
И бурю, грохочущую порой
Над стихшим военсоветом,
Способна, как муху, смахнуть рукой
Капризница злая эта.
Чтоб должность со звездами получить,
Всю жизнь нужно ревностно проходить
Сквозь стрессы и сквозь напасти,
А чтоб отобрать эту власть сполна,
Довольно простого слова: «жена!»
И вот он у власти в пасти.
И сколько ж, сколько же под луной,
На службе и дома, в стране любой,
Хмелея от комплиментов,
Ведут эти дамы рукой своей
По жизни любых на земле мужей,
Вплоть даже до президентов!
Вам хочется знать, отчего весь свет
Не знает порядка уж столько лет
И все у нас вверх ногами?
Причины я все-таки не скажу,
Ведь жизнью я, право же, дорожу.
Подумайте лучше сами…
25 декабря 1991 г.
Ждала она бури иль не предвидела?
Вопрос этот слишком, наверно, долог,
Но только она его зло обидела,
В самое сердце вонзив осколок.
Живуча, видать, нечистая сила:
Мигнула – и женщина неверна.
Духовно она ему изменила
Или физически? Суть одна!
Ему бы не мучиться, не терзаться
И душу свою на куски не рвать.
Ему ничего бы не выяснять,
А, может быть, попросту с ней расстаться.
А он все премудрости позабыл
И думал, что двое – сильней, чем трое,
А он, очевидно, ее любил
И верил во что-то еще святое.
Ах, как же колол тот осколок сердце
И жег беспощадно таким огнем,
Как будто сам дьявол в него тайком
Насыпал хорошую дозу перца.
Но сколько осколку в груди сидеть?
Неужто он вовсе не вынимается?!
Ведь если виновнику захотеть,
Вдруг взять и действительно захотеть,
То, может, проблема-то и решается?
Да! Если с безжалостным приговором
Вдруг к своему повернуться злу,
И, став самому себе прокурором,
Не адвокатом, а прокурором,
То зло, как врага, задушить в углу.
Плевать, если трудно иль даже больно!
Но зло, что копилось исподтишка,
Вдруг честно, а главное, добровольно
Безжалостно выбросить из мешка!
Ведь если всего тебя совесть гложет
И просит все лучшее сохранить,
Иного решения быть не может.
Да! Именно просто не может быть!
И вот он надеется, он стремится
И верит, что совести – вновь продлиться
И правда вот-вот уже на пути!
Что женщина эта, как Феникс-птица,
Услышит, прочувствует, возродится
И празднику – вновь еще расцвести!
А женщина пальчиком молча водит
По креслу, как прутиком по песку.
И ничего-то не происходит
Сейчас ни в душе ее, ни в мозгу…
Ну что ей все доводы и резоны,
Ведь тайны – при ней, и при них – она.
Вокруг нее твердо возведена
Незримая, крепкая оборона.
А если он вдруг пригрозит сурово,
Тогда, словно жертву или презент,
Она ему в качестве отступного
Отрежет от тайны один процент…
А дальше – хоть рвите на сто кусков –
Она ничего в себе не осудит.
И прокурором вовек не будет
Ни явных, ни тайных своих грехов!
От этого боже ее избавь!
Ведь что значит в тайнах своих признаться?
Признаться – ведь это с ними расстаться,
А тайна всегда острей, чем явь…
О, звезды! Так как тут решить мудрее?
А те усмехнулись: – Не ошибись.
Тут либо порвать и с бедой, и с нею,
А либо стать даже еще хитрее
И собственной тайной обзавестись…
5 октября 1991 г.
Женщина стоит на берегу.
Свежий ветер, раздувая платье,
Распахнул ей бойкие объятья,
А она на это ни гу-гу.
Потрепав ей волосы и плечи
И пускаясь в развеселый пляс,
Он ей как заправский ловелас
Шепчет в уши ветреные речи,
Глянув то на бусы, то на талию
И азартно-весело свистя,
Он ее уже полушутя
Пренахально называет Галею…
Кто-то вдруг, смешинки не тая,
Скажет: «Ишь ты! Как он строго судит!»
Нет, скажу я, дорогие люди,
Дама эта все-таки моя…
Скажут вновь: «Так в чем же тут кручина?
Ветер – это вроде пустяка!»
– Ну уж нет, кручина иль причина,
Только ветер все-таки мужчина,
Не трава, не верба, не река…
Пусть познает гнев мой в полной мере,
Я ему за дерзость отомщу
И, закрыв все форточки и двери,
В непогоду в дом не допущу.
И начнет он, унижаясь, маяться,
О моральном кодексе вопить,
В грудь стучать и благородно каяться
И под дверью жалобно скулить.
Ночь придет, и лунный диск покатится
Золотым кольцом за небосклон.
И моя законная красавица
Будет видеть уже пятый сон.
Над лицом задумчиво усталым
Голубых созвездий торжество.
Виден нос над строгим одеялом,
Край щеки и больше ничего…
Вот тогда-то, может, в пору сонную
Я гуляку праздного прощу –
Строго приоткрою дверь балконную
И неслышно в комнаты впущу…
Пусть же бывший ветреник-повеса
Гонит в дом веселый кислород
С запахами трав, реки и леса
И за то, как в праздничную мессу,
В утреннюю песню попадет!
Весь мой век со мной хитрили женщины,
Что в любви клялись мне навсегда.
Только верность, что была обещана,
Позже, втайне, словно бы развенчана,
Уходила, как в песок вода…
Вот зачем, уверовав в объятия,
В первый раз теперь за столько лет,
Я уже коснуться даже платья
Ни ветрам, ни человечьей братии
Не позволю. Ну вот нет и нет!
1991Красновидово
Скажите, неужто рехнулся свет?..
Ведь круглые сутки зимой и летом
От телеистерик спасенья нет,
И, бурно кидаясь то в явь, то в бред,
Плюются политикою газеты!
Законность? Порядок? Ищи-свищи!
Вперед, кто плечисты и кто речисты!
И рвутся к кормушкам политхлыщи
И всякого рода авантюристы!
Сначала поверили: пробил час!
Да здравствует гласность и демократия!
А после увидели: глас-то глас,
Да что-то уж слишком крепки объятия…
Был ветер, что гнул по своим канонам,
Сегодня ты ветром иным гоним.
Вчера поклонялись одним иконам,
Теперь хоть умри, но молись другим.
И часто все крики о демократии
Толкают нас в хаос, как в темный лес.
Да, партий полно, только сколько партий
Куда посуровей КПСС?!
И как демократию понимать?
Тебе объяснят горячо и дружно:
Что правых бранить – хорошо и нужно.
А левых – ни-ни! И не смей мечтать!
Ругали безжалостно партократию
За должности, дачи и спецпайки,
Но перед алчностью «демократии»
Партийные боссы почти щенки!
И все же я верю: часы пробьют!
А с кем я? Отвечу без слов лукавых,
Что я ни за левых и ни за правых,
А с теми, кто все же еще придут!
Придут и задушат пожар инфляций,
И цены все двинут наоборот,
И, больше не дав уже издеваться,
Поднимут с колен свой родной народ!
Не зря же о правде в сиянье света
Мечтали поэты во все века,
И раз этой верой земля согрета,
То тут хоть убей, но свершится это
И день тот наступит наверняка!
1991
