Лицемеры
На разных собраньях и заседаниях,
С самых высоких трибун порой
Речи, составленные заранее,
Они швыряют, как заклинания,
Вздымая руки над головой.
Выносят решения на обсуждения.
Проблемы поставлены в полный рост.
И хвастают, хвастают без смущения
Цифрами хитрого построения,
Ловко притянутыми за хвост!
А в зале зевают. И знают люди
(У всех нынче мудрая голова),
Что дел все равно никаких не будет
И это всего лишь одни слова.
Им точно известно, как ни крутите,
Что шум этот, в общем, ни для кого.
Громятся пороки. Но вы рискните
Куснуть из ораторов хоть одного!
Так, значит, сиди и молчи? Иначе
Подрежут крылья на полпути?
Ну, нет! Вот как раз ничего не значит,
Тысячу раз ничего не значит,
За правду всегда надо в бой идти!
Вы только вслушайтесь, как сейчас
Гудит по стране напряженный ветер!
И схватка за правду на белом свете
Зависит, хоть в чем-то, да и от нас.
Сегодня бессмысленно говорить
О том, кто страну развалил на части.
Сегодня последнее наше счастье –
Хоть что-то от гибели сохранить…
И от последней черты, от края
Страну удержать свою и народ.
И, силы упрямые воскрешая,
Как в годы сражений, пойти вперед!
И пусть будет тяжко и трижды сложно,
Но если все подлое победить,
Из тягот страну свою возродить –
Я знаю и верую, что возможно!
1991
Любовь! А когда она началась?
Уверен: еще с Адама и Евы,
С тех, кто сердец великую власть
Вознес, никаких угроз не страшась,
Над всеми громами святого гнева.
Ведь чем был библейский этот Эдем
(Еще он известен как Божий Рай)?
Здесь каждый навек был одарен всем –
Живи себе всласть и забот не знай!
С утра, лишь открыл молодые вежды –
Вокруг красота: вода и еда!
Такая теплынь, что смешны одежды,
И больше того: ни к чему надежды,
Все радости – рядом и навсегда!
И фрукты вокруг величайшей сладости,
Купанье, цветы и небесный свет…
И только единственной нету радости –
Той, на которую лег запрет.
Как ценности жизни определялись?
Не ясно. Скажите: каким путем
Все радости – радостями считались,
И только вот эта звалась грехом?
Налево – Любовь, а направо – Рай:
Любовь – это праздник и сто мучений,
А Рай – сто блаженств без любви волнений,
А значит, продумай все и решай.
При этом одно еще не забудь
(История, в сущности, быстротечна):
Земная Любовь – это краткий путь,
А Рай – есть блаженство, что длится вечно.
И вот, у звездных стоя весов,
Два предка в лучах серебристой пыли
На чашу с горящим словом «Любовь»
Сердца свои радостно положили.
Сегодня нам Рай и во сне не снится.
Века пролетают над головой…
Так вправе ли мы над собой глумиться
И часто по-пошлому относиться
К любви, что досталась такой ценой?!
И, право, на этот прямой вопрос
Неплохо б, чтоб все мы себе сказали:
Уж если мы Рай на Любовь сменяли,
Тогда и давайте любить всерьез!
1991
Мне так всегда хотелось верить в Бога
Мне так всегда хотелось верить в Бога!
Ведь с верой легче все одолевать:
Болезни, зло, и если молвить строго,
То в смертный час и душу отдавать…
В церквах с покрытых золотом икон,
Сквозь блеск свечей и ладан благовонный
В сияньи нимба всемогущий ОН
Взирал на мир печальный и спокойный.
И тот, кого ОН сердцем погружал
В святую веру с лучезарным звоном,
Торжественно и мудро объяснял,
Что мир по Божьим движется законам.
В Его руце, как стебельки травы, –
Все наши судьбы, доли и недоли.
Недаром даже волос с головы
Упасть не может без Господней воли!
А если так, то я хочу понять
Первопричину множества событий:
Стихий, и войн, и радостных открытий,
И как приходят зло и благодать?
И в жажде знать все то, что не постиг,
Я так далек от всякого кощунства,
Что было б, право, попросту безумство
Подумать так хотя бы и на миг.
ОН создал весь наш мир. А после всех –
Адама с Евой, как венец созданья.
Но, как гласит Священное Писанье,
Изгнал их вон за первородный грех.
Но если грех так тягостен Ему,
Зачем ОН сам их создал разнополыми
И поселил потом в Эдеме голыми?
Я не шучу, а просто не пойму.
А яблоко в зелено-райской куще?
Миф про него – наивней, чем дитя.
Ведь ОН же всеблагой и всемогущий,
Все знающий вперед и вездесущий
И мог все зло предотвратить шутя.
И вновь, и вновь я с жаром повторяю,
Что здесь кощунства не было и нет.
Ведь я мечтал и до сих пор мечтаю
Поверить сердцем в негасимый свет.
Мне говорят: – Не рвись быть слишком умным
Пей веру из божественной реки. –
Но как, скажите, веровать бездумно?
И можно ль верить смыслу вопреки?
Ведь если это правда, что вокруг
Все происходит по Господней воле,
Тогда откуда в мире столько мук
И столько горя в человечьей доле?
Когда нас всех военный смерч хлестал
И люди кров и головы теряли,
И гибли дети в том жестоком шквале,
А ОН все видел? Знал и позволял?
Ведь «Волос просто так не упадет…».
А тут-то разве мелочь? Разве волос?
Сама земля порой кричала в голос,
И корчился от муки небосвод.
Слова, что это – кара за грехи,
Кого всерьез, скажите, убедили?
Ну хорошо, пусть взрослые плохи,
Хоть и средь них есть честны и тихи,
А дети? Чем же дети нагрешили?
Кто допускал к насилью палачей?
В чью пользу было дьявольское сальдо,
Когда сжигали заживо детей
В печах Треблинки или Бухенвальда?!
И я готов, сто раз готов припасть
К ногам того мудрейшего святого,
Кто объяснит мне честно и толково,
Как понимать Божественную власть?
Любовь небес и – мука человечья.
Зло попирает грубо благодать.
Ведь тут же явно есть противоречье,
Ну как его осмыслить и понять?
Да вот хоть я. Что совершал я прежде?
Какие были у меня грехи?
Учился, дрался, сочинял стихи,
Порой курил с ребятами в подъезде.
Когда ж потом в трагическую дату
Фашизм занес над Родиною меч,
Я честно встал, чтоб это зло пресечь,
И в этом был священный долг солдата.
А если так, и без Всевышней воли
И волос с головы не упадет,
За что тогда в тот беспощадный год
Была дана мне вот такая доля?
Свалиться в двадцать в черные лишенья,
А в небе – все спокойны и глухи,
Скажите, за какие преступленья?
И за какие смертные грехи?!
Да, раз выходит, что без Высшей воли
Не упадет и волос с головы,
То тут права одна лишь мысль, увы,
Одна из двух. Одна из двух, не боле:
ОН добр, но слаб и словно бы воздушен
И защитить не в силах никого.
Или жесток, суров и равнодушен,
И уповать нелепо на Него!
Я в Бога так уверовать мечтаю
И до сих пор надежду берегу.
Но там, где суть вещей не понимаю –
Бездумно верить просто не могу.
И если с сердца кто-то снимет гири
И обрету я мир и тишину,
Я стану самым верующим в мире
И с веры той вовеки не сверну!
1991
Сколько я прочел на свете строк
О любви, как плетью оскорбленной,
О любви, безжалостно сожженной,
Из сплошных терзаний и тревог.
Сколько раз я слышал от друзей
О разбитом на осколки счастье
И о злой или холодной власти,
В пешки превращающей людей.
И тогда мне думалось невольно:
Пусть не все я знаю на земле,
Но в науке о добре и зле
Преуспел я нынче предовольно.
– Что мне зло и хитрости ужи! –
Думал я в самовлюбленном барстве.
Знал. И слова тут мне не скажи!
А споткнулся на глупейшей лжи
И на примитивнейшем коварстве…
Что ж, пускай! Не загрохочет гром,
И звезда не задрожит в эфире.
Просто помнить следует о том,
Что одним доверчивым ослом
Стало больше в этом славном мире!
1991
Может статься когда-нибудь, через век
Или раньше: чрез пол– или четверть века
Станет жить замечательно человек,
Будет все у хорошего человека.
А сегодня, куда бы ни бросил взгляд –
Под шикарной рекламою – дрянь продукты
И слова: ветчина, балыки иль фрукты
Чуть не горькой издевкой подчас звучат.
Ну, а там, где товары и с добрым качеством,
Сам не знаешь, смеяться или скорбеть?
Ибо цены такие на нас таращатся,
Что, пожалуй, от ужаса чтоб не брякнуться,
Лучше попросту было бы не смотреть.
Где же выход из мерзкого положения?
Вот цыган как-то лошадь учил не есть.
Лошадь сдохла. А будь у нее терпение…
Может, лучшего нет и для нас решения?
Стоп, сограждане! Выход, пожалуй, есть!
Надо всем исповедовать хатха-йогу:
Йог одним только духом всегда живет
И питания просит совсем немного:
Съел морковку и сыт чуть не целый год.
А еще неизвестно с какого времени,
Чтоб, возвысясь, не думать про свой живот,
Он стоит вверх ногами с утра на темени
И поэтому мыслит наоборот.
Вот и мы, чуть на голову только встанем,
Сразу свято поверим, что наш живот
Просто треском трещит от земных щедрот,
И грустить о питании перестанем.
А почувствовал вновь, что живот пустой,
Сам себе подмигни и скажи: «Понятно!»
Встань на голову, где-то с часок постой
И… считай, что поел. Да еще бесплатно!
Хорошо. А с одеждою как же быть?
Ведь купить даже майку сегодня сложно.
И в ближайшее время, вполне возможно,
Даже стыд будет нечем уже прикрыть!
Ну, а как сохранить без одежды честь?
Может, с фиговой ветки разжиться листьями?
Чепуха! Гениальнейший выход есть:
Надо всем нам немедленно стать нудистами!
У нудистов не жизнь, а почти что рай:
Ни смущенья тебе, ни косого взгляда.
И ни платьев, ни брюк вообще не надо,
Всем, чем хочешь, разгуливай и сверкай!
Стоп! Но тут возникает вопрос такой:
Голышом можно храбро резвиться летом.
А что делать, простите, в мороз зимой?
Когда тело покроется синим цветом?
Неужели ж живыми застыть Казбеками?
Нет, есть выход! И очень простой, ура!
Голь на выдумки, как говорят, хитра:
Станем, граждане, снежными человеками!
Без одежды, конечно, мороз не сладок,
Это первые месяцы, а потом
Дикой шерстью, наверное, обрастем
Да в эротику кинемся и – порядок!
Это очень поддержит продрогший дух,
Ибо снежные люди, как утверждается,
Превосходно на холоде размножаются,
А едят всего-навсего снег да мух.
Так давайте вовсю улыбаться, люди!
Ведь коль впрямь ухитримся не умереть,
Ничего уже с нами тогда не будет,
Можно смело в грядущую даль глядеть!
1991
