В разлуке
Я раньше верил всей душой:
Печаль разлуки небольшой —
В духе Природы.
Недолгий срок я продержусь,
А заодно и наслажусь
Благом утраченной свободы.
Казалось, стрелам твоих глаз
Сквозь даль, что разделила нас,
Уж не пробиться,
И пламя скрытое мое
За сотни миль от твоего
Не разгорится.
Но вынужден признаться я:
Вдвойне болит душа моя.
К огню былому
Прибавился огонь разлук,
Источник новых страшных мук,
Он пепелит меня, аки солому.
Теперь не верю в глупый сказ,
Что, мол, разлука лечит нас.
Скажу иначе:
Чем дальше солнце от меня,
Тем больше от него огня,
Тем оно жарче.
Словно татарин, деру дав,
Стремясь от рыцаря стремглав,
Вдруг обернется
И острая его стрела,
Злобой языческой полна,
В грудь християнскую вопьется, —
Вот так и ты, собой маня,
Смертельно ранила меня:
Миг улучила
И, обратясь ко мне спиной,
Жестоко справилась со мной,
Любви стрелою сердце мне пронзила.
Коварства женского порок
Теперь навеки мне урок.
Я предлагаю:
Немедленно ко мне вернись
И спереди со мной сразись, —
Не проиграю!
Пропуск блядям из Замостья
Зоська с Замостья, Баська с Туробина,
Евка Звежинская, из Кшешува Марина,
Четыре бляди, с девой старой в дружбе,
Меняют дислокацию по службе.
Оне служили, пока уд упругий
От них, нижележащих, ждал услуги.
Но вдруг, на жен законных сделав ставку,
Вышестоящие списали их в отставку.
Идут они домой, о чем и извещаю.
Встречать их ласково отнюдь не воспрещаю.
Но — как оплаченных давно и многократно —
Использовать их можно и бесплатно.
Прочь, бляди! Хватит члену моему!
Теперь он должен ублажать свою жену.
Официально предложить вам рад
Искать иное бремя для услад.
Или купить покрытый шкурой воз
И влиться с ним в армейский наш обоз,
Иль ярмарки и рынки объезжать,
Или кухаркой у магната стать.
Ведь ваша жизнь возможностей полна,
А рассчитался с вами я сполна
И на прощальной той ночной попойке
Раскладывал вас на буфетной стойке.
Какого ж дьявола? Уж я женат немножко!
Прочь, бляди, прочь, и скатертью дорожка!
РОБЕРТ ГЕРРИК{250} (1591–1674)
Кто любви бежать привык,
Мой, должно быть, ученик.
От неё напастей боле,
Чем хлебов созревших в поле.
Вздохи, стоны, слёз поток —
Все не счесть их, как песок.
То огонь, то холод жжёт,
Часты обмороки, пот;
За ознобом жар, волненье —
Вот любовников мученья.
Трудно, — надо ль говорить, —
Даме сердца угодить:
Каждодневно, как луна,
Переменчива она.
Лжив, бездушен, вреден, зол
Вожделенный женский пол.
Меньше бы любить нам всем
Или не любить совсем.
Уныние в связи с недугом Сафо
Зачахнут и нарцисс, и ноготки;
И примулы увянут лепестки;
Тюльпан головку свесит, — что-то есть
В нем от девицы, потерявшей честь;
Фиалка сникнет, лик залив слезами:
Пост у нее одно с похоронами;
Узрев Сафо в унынии, навеки
Сомкнет, простившись, маргаритка веки.
Спросили: где, зари красней,
Растет чудесный лал? —
На губки Юлии моей
Я молча указал.
Спросили: где растет жемчуг? —
Сказал своей любви:
Открой уста, мой нежный друг,
Жемчужины яви!
Договор с Юлией, или торжественное заявление
Что сердце ранишь мне насквозь,
Как будто вечно быть нам врозь? —
Я клялся (зря ты не кори!),
Что через день, иль два, иль три
Вновь буду у твоей двери.
А коль не веришь клятве той,
Тогда прими зарок другой:
Средь алых роз твоих ланит
Слеза росинкою блестит,
И высохнет она навряд
Скорее, чем вернусь назад;
Я, прежде чем пойду, прощен,
Наполовину возвращен.
Она в слезах, и кажется залитым
Огонь любви, что жег ее ланиты.
Маргариткам — не закрывайтесь так быстро
Не закрывайтесь быстро так, —
Медлительная ночь
Еще не гонит день во мрак
Иль солнце с неба прочь.
И бархатцев не скрылся цвет —
Их сумрак не страшит;
Еще звезды пастушьей свет
Поля не серебрит.
Вот очи Юлия сомкнет,
Что дарят благодать,
И всем решить придет черед:
Жить или умирать.
Возлюбленная встала с ложа —
Как это на зарю похоже;
А встала и уже одета —
Восход напоминает это.
Любой могу принять я вид —
Как Зевс, когда в нем страсть кипит;
Не так приду к тебе, несмелой,
Как он явился пред Семелой.
К чему мне молния и гром? —
Часы в беседах проведем.
Потом одежды сбросим враз,
Чтоб наготой насытить глаз.
На ложе для любовных дел
Сплетем клубок из душ и тел
И утолим свое желанье
Неслышным ласковым лобзаньем.
Слова Любви сплетайте, словно нити;
А те, что стыдно говорить, — пишите.
ДЖОРДЖ ГЕРБЕРТ{251} (1593–1632)
Я долго шел к высокому холму
Моей надежды.
О, как же тяжек путь к нему!
Пройдя тропою узкой между
Отчаяния бездной и скалой
Гордыни злой,
На луг Мечтаний с множеством цветов
Я вышел вскоре
И здесь остаться был готов;
Но недосуг… Дорогу торя,
Пройти я смог сквозь заросли Забот
Не без хлопот.
И в пустошь дикой Страсти я ступил;
Порой богата
Та местность. Но угас мой пыл, —
Всего я здесь лишился злата;
Лишь «ангел», что зашил мне друг-портной,
Всегда со мной.
…И вот холма достиг я наконец!
К заветной цели,
К надежде, где пути венец,
Карабкаюсь я еле-еле…
Увы! Там в озере вода одна —
И солона.
Как жала ос, меня пронзила боль, —
Везде страданье;
Я возопил: «О, мой Король!
Ужель мне слезы — наказанье?»
…Потом лишь мною в сердце был прознан
Самообман.
Мой холм был дальше. Прочь отсюда, прочь!
Мне крик навстречу:
«Живым тот путь не превозмочь!»
«Коль так отвратно всё, — отвечу, —
И смерть прекрасна на пути моем,
И тихий дом».
РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС{253} (1874–1958)
Коль Одинокий Путь позвал — не изменить ему,
Хоть к славе он ведет тебя, хоть в гибельную тьму.
На Одинокий Путь вступил — и про любовь забудь;
До смерти будет пред тобой лишь Одинокий Путь.
Как много путей в этом мире, истоптанных множеством ног, —
И ты, по пятам за другими, пришел к развилке дорог.
Путь легкий сияет под солнцем, другой же — тосклив и суров,
Но манит тебя всё сильнее Пути Одинокого зов.
Порою устанешь от шума, и гладкий наскучит путь,
И ты по нехоженым тропам шагаешь — куда-нибудь.
Порою шагаешь в пустыню, где нет годами дождя,
И ты, к миражу направляясь, погибнешь, воды не найдя.
Порою шагаешь в горы, где долог ночлег у костра,
И ты, с голодухи слабея, ремень свой жуешь до утра.
Порою шагаешь к Югу — туда, где болот гнилье,
И ты от горячки подохнешь, и с трупа стащат тряпье.
Порою шагаешь на Север, где холод с цингою ждут,
И будешь ты гнить при жизни, и зубы, как листья, падут.
Порой попадешь на остров, где вечно шумит прибой,
И ты на пустой простор голубой там будешь глядеть с тоской.
Порой попадешь на Арктический путь, и будет мороза ожог,
И ты через мрак поползешь, как червяк, лишившись навеки ног.
Путь часто в могилу ведет — не забудь; всегда он к страданьям ведет;
Усеяли кости друзей этот путь, но всё же тебя он влечет.
А после — другим по костям твоим идти предстоит вперед.
С друзьями распрощайся ты, скажи любви: «прощай»;
Отныне — Одинокий Путь, до смерти, так и знай.
К чему сомнения и страх? Твой выбор совершен;
Ты выбрал Одинокий Путь — и пред тобою он.
Баллада об одноглазом Майке