Александр Ступников - Комплекс полноценности

Не лги, что очищение — в страдании.
Глупец осудит. Умный не поймет.
Что значит человек непонимаемый,
Когда непонимаем весь народ.

Пой, кантор. Пой о том, что не сбылось.
Воздай хвалу невидимому Богу.
Да будет он единым, как дорога,
Которою идти нам довелось.

Собаки нашу кровь с асфальта слижут.
Ты просто жил?
А надо было — выжить…

Когда с улыбкой палача
Вставал мой ангел за плечами,
Мне ничего не отвечали —
А я все время отвечал.

И вновь врагов своих прощал —
Мы только близких не прощаем.
Мне ничего не обещали —
А я все время обещал.

Мой белый лист.
Мой стыд и честь,
Мы никуда не опоздали.
Глупцы разумными предстали,
А мы как были —
Так и есть…

Не высказать все это. Не объять.
Порвать и сжечь. И все начать сначала.
Опять во мне симфония звучала,
А я не мог ни строчки написать.

Ликующая музыка души
Под радугой прозрения и света
Отчаянно, светло и беззаветно
Мирские омывала рубежи.

И брызги звуков падали, звеня.
Их, выплеснув из утренних бокалов,
Безжалостно в бессильи упрекала
Бумага, обокравшая меня.

Ей дела нет до сути ремесла.
Она лишь чистоту свою хранила.
А музыка, что зерна проронила,
Единственною строчкой проросла:

Бог наказал меня любовью к людям…

Друг к другу тянемся:
То эти. То не те.
Но вечерами, собираясь вместе,
В каком-нибудь из обстоятельств места
Изводимся в словесной пустоте.

Мне кажется, я где-то на вокзале
Среди тоски транзитного вранья.
И женщина с озябшими глазами
Чего-то явно хочет от меня.

А я молчу. Я просто пить хочу.
Как глупо трезвым быть, когда пьяны все.
И на пробор причесанные мысли,
И кто-то фамильярит по плечу.

Но ночь неповторима и светла,
Когда в пылу, густом и беспричинном,
Восходят за плечами у мужчины
Две ножки — как два ангельских крыла.

Сказали мне налево повернуться.
Я повернулся.
Сам к себе спиной.
И тянутся с тех пор передо мной
Чужих дорог крутые перепутья.

Как будто перепаханный межой,
О Господи,
Я сам себе чужой.

Прости нам, Боже, все грехи.
Прости нас, Боже.
За то, что мы то велики,
А то — ничтожны.

За то, что слово не всегда
За делом встанет.
И мы с собою не в ладах.
И вряд ли станем.

Поскольку радость
И глуха, и одинока,
Лишь в обнаженности греха
Души истоки.

И боль, дарующая стыд,
Как очищенье
От всех прощений и обид.
И всепрощений.

Нисходит к нам во искупение
Сполна
Моя вина, твоя вина,
Его вина…

Когда бы был я тем, кто есть —
Весь.
Тогда бы стал я тем, кем был —
Слыл.
Но как всё это совместить
С тем,
Другим,
Каким я должен быть —
Всем.

— Терпи, — мне говорили. Я терпел.
Молчанием до глотки наливался.
То выше звезд с размаха поднимался.
То вниз о камни острые летел.

Терпение — прибежище рабов.
Несчастье их. А может быть и сила,
Которая в себе провозгласила
Трусливую беспомощность зубов.

Терпение на бедность подают.
Другую щеку скорбно подставляя,
Оно себя страдальцем выставляет
И радостно молчит, когда не бьют.

Но стоит ли терпением грешить.
Чтоб жизнь перетерпеть, а не прожить?

Звук шагов ушедших замер.
Оглушительная глушь.
И в простенках общих камер
Одиночки наших душ.

Дней рассыпанные зерна
На потраву всем ветрам.
И с ключами коридорный —
За апостола Петра.

Дух свободный — неугодный.
Потому что он везде
Под ярмом ходить не годный
И кусается в узде.

Опять к Земле взлетал Икар.
И в просветеленности страданья
Опять языческую данью
На казнь вели еретика.

Крестились птицы на лету
И, как уже не раз бывало,
Над правдой ложь торжествовала
И зло топтало доброту.

И книги вновь летели в грязь.
Толпа ликующе ревела.
И от грязи этой пьянела,
Своим невежеством гордясь.

И было тесно от химер.
И потных самоутверждений:
Для лилипутских рассуждений
Лишь падший мыслим Гулливер.

Но потому, объяв миры,
Жизнь рваться к солнцу не устала,
Что кто-то всходит на костры,
Похожие на пьедесталы.

Мне никому не надо объяснять,
Что дважды два
Порой бывает «пять».
Что целое нередко меньше части.
А самый верный способ от напасти —
Не медля, своевременно напасть.
И та реальность, что дано познать,
Проста, как ложь. И этим же удобна.
И, словно правда неправдоподобна.
Но мне её не надо объяснять.

И Вавилон
Немых столпотворений:
От объяснительных
До объяснений.

Вопили: «Покорил!» —
Великие цари.
И тысячи племен —
В полон.

Во все концы земли,
До самых. до краев
Закованных вели
Рабов.

И кто-нибудь из них,
Стеная, вопрошал —
Откуда я возник
И где моя душа?

Грядущие века
И новые цари
На силе кулака
Взносили алтари.

И каждый говорил,
Что, славой осенен,
Он тысячи смирил
Племен.

Им не было преград
И волны колесниц
Сносили всё подряд —
Без лиц.

Но кто-нибудь всегда
Им царствовать мешал.
— Откуда я возник
— И где моя душа?

Уж ветер расплескал
Давно во все концы,
Как пригоршни песка,
Дворцы.

Скрипит от бывших стен
Осыпавшийся тлен.
Но замки из песка —
Остались на века.

Любовь.
Благословение — терпение.
Душа.
Благословение — борение.
Печаль.
Благословение — сомнение.
Свеча.
Благословение — горение.

А где найти такое озарение,
Чтоб хоть мгновенье —
Без благословения?

Мне хочется куда-нибудь уехать.
В сумятице нетронутых снегов
Укрыться от навязанных догов
И плакать от растаявшего смеха.

И помнить, и надеяться, и верить,
Что к лучшему слагаются года.
И нет над нами Страшного Суда,
Где жизнь — приговоренность к высшей мере.

Там будущее кружит кружева,
Там люди согреваются общением,
Там чай всегда готов. А угощение
Естественно, как добрые слова.

И поутру никто не обессудит.
Но я забыл, что было
И что будет….