По мартовскому льду
Нынче я опять оставлю книги,
Не веду я больше счета дням.
Подвяжу я лыжные вериги
И пойду по ближним деревням
К далям и полям необозримым,
К позабытым ласковым словам,
А потом усталым пилигримом
Подойду к заброшенным церквам.
Воет ветер, сир и обездолен,
Снеговой порошею кадит.
Вырванное сердце колоколен
По лесам заснеженным гудит.
В тайной этой неизбывной вере
Что найду — на радость, на беду?
Огляжу чужой пологий берег
И уйду по мартовскому льду.
Зима сошла с ума —
Снег сыплет без просыпу.
Глухая тишина —
Без шороху и скрипу.
Лавину не унять,
Не спит, не засыпает,
Твой новый след опять
По новой засыпает.
Меняют вкус и цвет
Что было сном, что делом,
И набело весь свет
Зачат в обличье белом.
На вырванном листе
Пиши: «любовь» и «совесть»
И в нежной чистоте
Начни иную повесть.
Ну вот и все — конец, и мне пора
Вослед другим оставить эти горы.
Последний день — мучительные сборы,
Прощаний несусветная игра.
Конец подкрался, как ни долог срок,
Как ни тяни, он все равно настанет.
Кого там нынче в гору бугель тянет?
Кого там вниз спасатель поволок?
Кому-то нынче «одевать приезжих»,
Кому-то их попозже раздевать…
А мне ни злиться и ни горевать,
Ни воспарять и не терять надежды.
Мне «грудь не разворачивать в долину»,
Дрожащих «к склону не держать колен».
Я ухожу — все суета и тлен.
Надолго я любимый склон покину.
По воздуху на страшной высоте
Моей носиться плоти многогрешной
В бессмысленной и вечно безуспешной,
Придуманной не нами маете.
Ну вот и все — конец, и мне пора…
Внизу стеклянные дома привычные,
Отели шумные, дымы шашлычные,
Там куртки пестрые, базар мохеровый,
Вершины острые, скала и дерево…
А лыжник мчится звездою падучею
И вниз стремится лыжни излучиной
С горы отвесной, полон отваги…
Его приветствуют канатки флаги.
Там все, что было, а может, будет —
Любовь и пиво, земля и люди.
Над ним Безбрежное, зарей облитое,
И Неизбежное, от нас сокрытое.
Два мира борются за притяжение,
А он не к полюсам, он весь в скольжении.
Он будет с нами — пройдет минута,
Но может, в вечность уйдет оттуда.
Он весь в скольжении,
Он весь в полете.
Вы, без сомнения,
Его поймете.
Его помяните,
Его поймете.
Как для меня, для северянина,
Печальны зимние дожди,
Когда сосна корой израненной
Грозит, что мука впереди,
И небо серое, без трещины
Нам просветленья не сулит,
И рай земной, нам не обещанный,
Хандрою черною облит.
А в перемену уж не верится,
И воцаряется тоска,
И мечется на скудном нересте
Души унылая треска.
Она привычкою не лечится,
Но с каждым часом все темней,
И только Библия-ответчица
Пророчит нам про сорок дней.
Но голубь с веткой не маячится,
В спасенье верится с трудом.
В нору греха все глубже прячется
Наш неспасаемый Содом.
На обнажившейся проталине
Забытый с осени обман…
Насквозь отравленный печалями
Промозглый тянется туман.
Как для меня, для северянина,
Печальны зимние дожди…
Выйди на снег — и отступит беда,
Прочь отойдет ненастье:
Горные лыжи — счастье всегда
Или замена счастью.
Выйди на снег и безудержу вниз,
В россыпь алмазную склона
Звонкому ветру навстречу стремись
Наперекор всем законам.
Ни тяготенья, ни тренья здесь нет,
Физика вся позабыта.
Этот летучий счастья просвет
В ровных местах не ищи ты.
Воздух здесь слаще воды ледяной,
Чистой родниковой…
Солнце, и небо, и блеск слюдяной,
Вечный бальзам ледниковый.
Небо огромно, гора — монолит,
Цельное все здесь, большое…
Дух твой поднимет, душу целит,
Если ослаб ты душою.
Выйди на свет, и отступит беда,
Прочь убежит ненастье.
Горные лыжи — счастье всегда
Или замена счастью.
Сосна поломана лавиной,
А мы клонимся день за днем.
Наш век, уже за половиной,
Закатным высвечен огнем,
Но если небо нынче сине,
А сил достанет на горе,
Давай забудем про седины
И даты все в календаре.
Так, может, мы еще сумеем
И воспарить, и возжелать…
А если чуть и поумнеем,
То дури нам не занимать.
И если век и слез, и смеха
Наш пыл не вовсе загасил,
Все та же будет нам потеха
И та же трата лучших сил.
В красной курточке девушка,
Ты цветок на снегу.
Как последнюю денежку,
Я тебя берегу.
Проплываешь по воздуху,
Мне цепочкой звеня,
И без сна и без отдыху
Все тревожишь меня.
Вагонеткою месяцы:
Только сел — и сходи.
Юный срок перебесишься,
Что потом, впереди?
Не спеши, моя дурочка,
Мы побудем с тобой…
Эта красная курточка,
Этот свод голубой,
Эти кресла бесшумные,
Эти снег и гора…
Не спеши, моя юная,
Посидим до утра.
Тебе все, верно, кажется:
Впереди тыща гор,
Бесконечное празднество,
Уговор, договор…
Ну а мне уж не в радость.
За окошком светло.
То, что есть, то взаправду,
Что прошло, то ушло.
В красной курточке девушка,
Ты цветок на снегу.
Как последнюю денежку,
Я тебя берегу.
Ветер на Чегете, злющая метель,
Грустные домишки, жесткая постель…
Все же это лучше — ветер и метель,
Чем дома панельные, грязная панель…
Не тужи, товарищ, потерпи — с утра
Станет твоим домом снежная гора.
Все твои печали схоронив внизу,
Мы с тобой отчалим в неба бирюзу.
Не тужи, товарищ, потерпи: с утра
Будет все как в детстве — солнце и гора,
Снежное катанье, радость на миру…
Верь, что вьюга злая стихнет поутру.
Не тужи, товарищ, право же, с утра
Будет солнце в небе — звонкая пора:
Под хрустальным небом засверкает склон,
Станет сердцу весело, словно ты влюблен.
Ждут нас всех дороги, ждут нас поезда.
Скоро мы расстанемся, может, навсегда,
Но поверь, товарищ, в городской судьбе
Эта вьюга злая вспомнится тебе.
И поверь, товарищ, этот белый склон
Будет вспоминаться, как нездешний сон.
При любой печали скажем мы внизу,
Что уйдем, отчалим в неба бирюзу…
Давно все знаю наперед —
Твое невинное кокетство,
Все «да» и «нет» наоборот,
Все многоопытное детство,
Всю повесть подлинных обид
И очерк нежный губ надутых,
Твой горький взгляд и гордый вид,
Преображенные в минуту…
Все та же древняя игра,
Все та же терпкая примета
И та же мука до утра,
И та же сладость до рассвета…
Зачем же, зная наперед,
Когда все так уже знакомо —
Твой каждый шаг и поворот, —
Опять бросаюсь в этот омут?
Чего мне ждать, и где предел,
И что за видимым пределом?
Неужто нет достойней дел
И легче дел на свете белом?
Но день уходит в темноту,
В небытие наш день уходит.
И как паденье в пустоту,
Глухая тишь в ночной природе.
И я ищу твоей руки,
Чтоб в бытие свое поверить.
Мы так сейчас с тобой близки,
Что я не ведаю потери.
И что с того, что ночь уйдет,
С ней — наше нежное соседство?
С того, что вижу наперед
Твое невинное кокетство?
